Русская жизнь. Захолустье (ноябрь 2007)
Русская жизнь. Захолустье (ноябрь 2007) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
Маленькие Ленины стоят по всей России. Ленины районного, поселкового, сельского масштаба. В отличие от Лениных областных или столичных, эти микро-Ленины очень трогательны. Заскорузлые, облезлые. Часто они принимают нелепые позы. Бывает, что толком непонятно, Ленин ли это, или, может быть, просто какой-то неизвестный дядька. Они стоят на маленьких площадях у поселковых администраций. Или в таких же маленьких сквериках, опять-таки, рядом с поселковыми администрациями. Бывает, что у подножий маленьких Лениных лежат засохшие букетики цветов. У поселковых Лениных обычно вытянута одна из рук. Она показывает на здание поселковой администрации. Или в противоположную сторону. Лениных красят краской-серебрянкой, она быстро облезает, и Ленины снова становятся облезлыми. На головы и плечи Лениных испражняются небесные птицы. Даже как-то немного жалко этого украденного Ленина. Теперь маленького Ленина расплавят, Ленин станет жидким, а потом из полученного металла сделают что-нибудь народно-хозяйственное. А так стоял бы себе и стоял, трогательный и нелепый. С другой стороны, и вреда никакого особенного нет. Все-таки это не то, что открутить рельс действующей железной дороги. Кстати, примерно в эти же дни в Тобольске Тюменской области ночью неизвестные злоумышленники отпилили руку у медного памятника Ивану-Дураку. Все-таки охотники за металлом - люди с выдумкой.
Дмитрий Данилов
* БЫЛОЕ *
Световые картины деревенского характера
А.И. Яковлев. Воспоминания
Мемуары архангельского крестьянина Яковлева - образец народного бытописания. Искреннего, чувствительного к деталям, но без малейших попыток овладеть «могутным» слогом историка и летописца. Впрочем, изображенная в такой манере жизнь архангельской деревушки отнюдь не выглядит тусклой. Наоборот, нет более интересного объекта для «стихийного историка», чем быт захолустья. Там, как нигде, узор жизни ярок. Там время не спешит вперед, но движется вразвалку - и никогда не летит стрелой. В северном русском захолустье неохотно учатся грамоте, но за удовольствие почитать «Биржевые ведомости» платят газетному разносчику. Пьют чай строго по воскресеньям. Присягают Временному правительству вместо «скинутого» царя и срывают с урядников погоны. Вступая в комсомол, выписывают «Лапоть» и «Безбожник», но по старинке засылают сватов к родителям невесты и торгуются за приданое…
Полный текст воспоминаний, написанных в 1983 году, находится в Черевковском филиале Красноборского историко-мемориального и художественного музея Архангельской области. Фрагмент любезно предоставлен для публикации историком В.И. Щипиным.
Наше село расположено на левом берегу реки Северной Двины по течению на север в Белое море, в 105 км от г. Котласа и в 530 км от столицы Северного края г. Архангельска. Еще исстари наше село считалось самым богатым хлебом из всех сел, расположенных по берегам реки Северной Двины до г. Архангельска. Основное занятие крестьян - землепашество. Скотоводство и кустарное производство были развиты слабо.
В центре села находились две церкви. Культурно-просветительных учреждений в селе не было. Только изредка летом, в воскресные и престольные праздничные дни любитель Александр Белоруков показывал в пожарном сарае на своем «волшебном фонаре» световые картины религиозного характера. Большинство крестьян было неграмотно или малограмотно и очень религиозно. Церковная служба при наличии трех попов и трех дьяконов, псаломщика и церковного старосты производилась ежедневно и попами посменно: то в Ильинском, то в Никольском приделах каменной церкви, а летом, с Троицына дня, в летней Троицкой церкви. В праздники (престольные и двунадесятые) в церкви и на рынке скоплялось очень много людей, одни стояли в церкви за обедней, а большинство находилось на рынке, где мелкие торговцы продавали из ларьков и с земли разные мелкие товары. В зимний период, особенно в воскресные дни Великого поста перед Пасхой, устраивались «торговые сборы», где местные торгаши из крепких крестьян привозили с Вашки и продавали прямо с саней (розвальней) мороженую рыбу пелядь, мороженую свежую селедку, рябчиков, цветные валенки и шерстяные ващанские. Ряд торговцев торговал с возов завезенными из Котласа товарами: хмелем, белым горохом, пшеном, бараночным ломом, льняным маслом, крупчаткой в пудовых мешочках, гороховой мукой, вятскими пряниками с начинкой и другими продтоварами, а местные кустари-лудонжане - гончарной посудой, фоминцы - лопатами, лаптями, кузовами из береста, сельницами, лукошками, топорищами, привозили поленьями дрова и мох в собанах для строительства, а ракульцы торговали свежей рыбой, бондарной посудой и санями-дровнями, доставляли заказчикам из их шерсти валенки.
Торговали на рынке цветными прясницами, швейками, веретнами и другими изделиями для тканья холста. Местные крестьянки торговали «из» кореноватых чашек наваренным гороховым киселем, изрезаемым на ломти, а потом на мелкие кусочки, смазанные льняным маслом. Кисель кусочками покупатель ел специально сделанной продавцом деревянной вилкой. А ниже деревянной Успенской церкви крестьянки торговали из балаганов, обтянутых холщовыми пологами, горячими оладьями, выпекаемыми из белой муки на льняном масле на сковородах, подтапливаемых щепками, в специальных глиняных корчагах. Способ такого угощения киселем и оладьями в базарные воскресные дни Великого поста заведен был еще исстари и существовал на рынке села до 1930 года.
В Масленицу, за неделю перед заговеньем и Великим постом, а также в летние праздники крестьянки угощали людей жареным мясом - бараниной, телятиной, выпекаемыми булочками, калачами и белым хлебом из покупной белой муки. Особо многолюдны были престольные праздники: Троицын и Ильин дни, а также Петров день, в который перед сенокосом на рынке нанимались няньки-девочки из бедных многодетных семей, казаки и казачихи (взрослые) для сельскохозяйственных работ в более зажиточные хозяйства на срок до Покрова, то есть до 14 октября нового стиля, а иногда и до Николы.
Деревня, в которой я родился в 1903 году, находится на взгорке, в одной версте от села Черевкова, одним концом с юго-запада, а другим примыкает к тракту, идущему от Котласа на Архангельск. Вдоль деревни с тракта узким логом, прозванным «грязной улицей», тянется в прилегающие к деревне поля узкая, извилистая проезжая, для прогона скота огороженная с одной левой стороны ивовым плетнем и с правой - длинными жердями в кольях, называемыми народом пряслами. Улочка настолько узка, что при встречах лошади с телегой с другой, тоже в упряжке, приходилось или дожидаться проезда встречной на изгибах, или спешить на перекресток улицы, идущей из другой близлежащей деревни. Неудобства узких улиц для проезда объяснялись тем, что крестьяне дорожили каждым клочком пахотной земли, которой по наделам было очень мало. В нашей деревне, как бы раздвоенной надвое окончанием лога «грязной улки», стояло четыре двухэтажных дома, по две больших избы в каждом со скотным двором, один дом-пятистенок с двором, два больших дома с дворами в две избы без свода, закрытые тесом на один скат, и две небольшие одиночные избы - всего девять строений, в которых жило одиннадцать хозяев. Позади деревни стояло в разных местах шесть бань и четыре овина. В деревне мало кто делился, хозяйства, за исключением трех, были многосемейными в 6-8 и более человек с преобладающим числом ребятишек. У семи хозяйств было по лошади, по 1-2 коровы, некоторые хозяйства откармливали на продажу быков, телок и держали по 3-5 овец. Свиней и кур не держали. Все жители деревни занимались личным хозяйством. Имеющие лошадей зимой возили из лесу дрова, жерди, лес для своих нужд, а летом пахали, удобряли свои наделы земли, а большесемейные с наличием свободных рабочих рук после сева яровых культур раскорчевывали из-под пня в Согре распашки, или глава таких семей отпускал своих сыновей в Архангельск на заработки до Ильина дня (20 июля), то есть до наступления сенокоса.