Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному

Он пил с детства. К стакану его пристрастил дед-банкир. К восемнадцати годам парень накачивался уже наравне с местными любителями заложить за воротник… В двадцать лет он собрался на Первую мировую и поступил в канадские Королевские военно-воздушные силы, но на фронт не попал: потерпел аварию во время учебного полета на тренировочном самолете. В кабине нашли пустую бутылку из-под виски…

Счастливо женившись на женщине, согласия которой ждал с самого детства, вскоре Уильям потерял ребенка. И начинающий уже писатель, он снова запил — теперь от немыслимого горя. Тогда же попытался убить себя, направив автомобиль в телефонную будку, но обошлось…

Свой лучший роман «Свет в августе» Фолкнер писал, не зная просыху: «Я пью, чтобы успокоиться и свалиться с ног в полном изнеможении». Он заработал алкогольное истощение, белую горячку, язвенную болезнь, падал с лестниц, ломал ребра и позвонки, повреждал голову. Его преследовали провалы памяти. Некоторые особенности литературного стиля Фолкнера (длиннющие предложения с внезапными обрывами) специалисты склонны объяснять исключительно тем, что многое творилось им во хмелю. И сам он в ответ на просьбу разъяснить тот или иной пассаж частенько отшучивался: «Откуда я знаю, что это значит? Я был пьян, когда написал это».

В официальной биографии сообщается, что вскоре после выхода последнего романа («Похитители») он упал с лошади во время конной прогулки и три недели спустя скончался от тромбоза в санатории Байхелиа (шт. Миссисипи). Насчет лошади спорить не станем, но диагноз был до смешного фальшивым: Америка прекрасно знала, что в больнице для алкоголиков умирают не от тромбоза…

Насчет О’НИЛА… Отчаянным пьянчугой его знали еще однокашники по Принстонскому университету (Юджин проучился там всего год). «Выпивка для общения, — вспоминал один, — главным образом ограничивалась пивом и вином, а более крепкие напитки оставляли тем, кого студенты почитали бездельниками». О’Нил налегал на скотч. Сначала — на скотч. А когда его дружба с виски перестала шокировать соучеников, он решил продемонстрировать приятелям действие абсента.

Демонстрация происходила непосредственно в кампусе. Уничтожив в одиночку бутылку бульонообразного пойла, О’Нил перебил в комнате всю мебель и достал револьвер. К счастью зрителей, тот не был заряжен. Втроем его как-то скрутили и уложили в постель. И это было только начало большого пути…

Конечно! — возразят нам — вам бы узнать в пятнадцать лет, что ваша матушка умерла наркоманкой!.. А никто не спорит: Юджина с братишкой это известие и вправду так потрясло, что парням не оставалось ничего, кроме как удариться во все тяжкие (причем Юджин-то выкрутился, а Джемми со дна не вернулся). И возразить тут нечего. Причина у О’Нилова пьянства самая что ни на есть уважительная.

Вот только если мы примемся факты причинами да мотивами пересыпать, нам придется «оправдать» едва ли не всех вышеперечисленных персонажей. А заодно с ними и Раскольникова, потому как пожилую процентщицу он зарубил все-таки не по душевной черствости, а из соображений беспробудной бедности. Поэтому не будем…

Кстати уж: тяготы тяготами, но, взявшись писать пьесы и обнаружив, что у него это очень даже неплохо получается, наш герой с пьянством завязал. Да так, что апологеты трезвости как единственно разумной нормы жизни таскают его имя с сайта на сайт точно знамя. Забывая почему-то, что за два года до смерти драматург снова запил. И до того крепко, что вскоре уже не мог писать. Не в смысле — сочинять, а в том смысле, что руки ходуном ходили…

Обладатель феноменальной — «моцартовской» памяти ФИЦДЖЕРАЛЬД к своим 23 годам стал популярнейшим автором. Потом наступил кризис. И он пил. И до женитьбы, и особенно после. Он тоже считал алкоголь своим рабочим инструментом, а излюбленный джин источником энергии. Врачи предлагали лечиться. Фицджеральд упрямился: он, видите ли, всерьез опасался, что психолечение превратит его в «рассудочного человека» (Рильке — помните?). В феврале 1939-го впал в отчаяннейший из запоев. Три месяца у его постели сутки напролет дежурили медицинские сестры. Друзьям врал насчет рецидива туберкулеза. Выкарабкался лишь к осени 40-го. Вроде бы завязал. Сел за новый роман. Закончить «Последнего магната» не дал второй инфаркт.

Фрэнсису Скотту было 44…

ЛОНДОН пил с ранней юности. Преимущественно неразбавленный виски. Даже бывалые «морские волки», как сообщается, «негодовали, глядя, с какой неслыханной быстротой спивается пятнадцатилетний морячок». Его девизом было: «Король пиратов должен быть королем пьяниц». Одной из причин алкоголизма писателя принято считать замороченность на своей незаконнорожденности. Другой — убежденность в ненормальности горячо обожаемой матери. Исследовавшие его жизнь медики акцентируют внимание на серьезной черепно-мозговой травме, полученной в 15 лет (семнадцать часов без сознания редко не дают знать о себе впоследствии). В общем, Джек пил. С 1913-го года — после «длительной ницшеанской болезни» (так окрестил он одну из затяжных депрессий), породившей отвращение к жизни, после ухода из семьи и растянувшегося на месяцы развода — уже по-черному. Рожденный тогда предельно автобиографический роман так и называется: «Джон Ячменное зерно. Воспоминания алкоголика». Писатель признавался, что изложить в нем всей правды не решился…

К последнему году жизни здоровье расшаталось окончательно. Круг замкнулся: болезнь (уремия) заставляла его пить, пьянство усугубляло болезнь. Он разжирел, обрюзг, у него отекли и распухли ноги, глаза потухли. Он пил до самого конца. Пока не убил себя заранее вычисленной в блокнотике смертельной дозой морфина. Чармина (вторая жена) упросила доктора списать смерть на счет острого приступа означенной уремии. Так и было заявлено. На другой день тело 40-летнего писателя было кремировано.

Единственное, что необходимо отметить отдельно — говорить о какой-нибудь алкогольной деградации Лондона не приходится. Полсотни популярнейших романов за 16 лет — завидный со всех сторон показатель…

Неизлечимым алкоголиком был признан к 38 годам (за десять лет до смерти) лидер «разбитого поколения» Джек КЕРУАК. Припадки белой горячки следовали один за другим. «Его творчество закисло в рюмке», — печально заметил кто-то из современников. К октябрю 1969-го он стал бледнее обычного. За неполные два месяца потерял в весе двадцать фунтов. Уже сквозь зубы здоровался с вконец опустившимся постоянным клиентом владелец винного магазинчика, располагавшегося напротив его дома. Через пару дней Джека в очередной раз жестоко избили в баре. Он кое-как добрался до квартиры и больше из нее не выходил…

Наркологи утверждают, что смерть в 47 лет на почве хронического алкоголизма — не редкость. Правда, причиной ухода в этом возрасте обычно становится либо самоубийство, либо несчастный случай. Печальный финал жизни «короля битников» не похож ни на то, ни на другое…

Почти не просыхающим выпивохой был и еще один «король» — подаривший миру Микки Мауса, Пиноккио, утенка Дональда, олененка Бэмби и целую армию других очаровательных мультгероев, Уолт ДИСНЕЙ.

Миллионером он стал лишь в 1955-м, после открытия «Диснейленда» — любимого из детищ этого взрослого ребенка. А до того десятилетиями ходил по краю. Типичный авантюрист, он то взлетал на самый гребень финансового успеха, то оказывался в финансовой пропасти. Расплатой за такие качели стали восемь капитальных нервных срывов. Классический трудоголик, всё свободное от создания шедевров время он либо пил, чтобы уйти от многочисленных проблем, либо целыми днями возился с масштабной моделью железной дороги. Умер от рака легких. Будучи обыкновенным маниакально-депрессивным психопатом, выпивавшим ежедневно минимум бутылку скотча и выкуривавшим не меньше трех пачек сигарет…

Возвращаемся к нашим…

Аполлон ГРИГОРЬЕВ — один из любимейших поэтов Блока. Пил жутко. Из Блока же и цепляем: «С годами кутил Григорьев все более мрачно, до последней степени теряя в период загулов душевное равновесие…», «пьянство идет уже безудержное, так сказать, привычное. Пил за неимением водки чистый спирт, одеколон и керосин…», «в пьяном виде Григорьева одолевает «безудерж», «Пропивая всё, Григорьев садился в долговое отделение, т. н. «тарасовскую кутузку»; туда брал он с собой гитару и журнальную работу…». В принципе, уже достаточно, но уважаемый биограф не унимается: «До того опустился, что если у него не было на что выпить, спокойно являлся в чей-нибудь знакомый дом, без церемоний требовал водки и напивался до положения риз… Ходил в старом сюртуке, грязный, оборванный, с длинными нечесаными волосами, и имел самый непривлекательный вид»…