Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Петерсон.

Вы в этом уверены?

Цупович.

Так же, как и в том, что это настоящие жем­чуга.

Петерсон

(мрачно).

Две тысячи двести... и пятьдесят...

Цупович.

Недооцениваете мое слово, сэр! Я сказал...

Петерсон

(перебивая).

Вы все равно заработаете на этих жемчугах столько, что сможете пьянствовать целую неделю на свой собственный счет.

Цупович.

Вы преувеличиваете, сэр! Не забудьте, что я оставил дома жену и двух малюток; кроме того, у меня есть также долг перед родиной. Должен же я заработать сто франков.

Петерсон

(насмешливо).

Что? У вас тоже есть родина? Странно... Ну, две тысячи четыреста. И надоели ж вы мне!

Цупович.

Не выйдет, сэр. В Нью-Йорке вы возьмете за эту штучку минимум тысячу долларов.

Петерсон

(рассматривает через лупу каждую жемчу­жинку).

Что вы думаете сделать с этим... Макаровым?

Цупович

(со скрытой иронией).

Ждем ваших инструк­ций, сэр.

Петерсон

(на секунду отрывает глаза от жемчуга).

Напрасно. Никакого отношения к этому я не должен иметь. Поняли?

Цупович.

Давно.

Петерсон.

Только без глупостей... Смотрите! Я должен вам сказать, что ваши методы расправы с красными ди-пи нам не подходят. Мы никак не заинтересованы в том, чтоб делать из них мучеников. Особенно из Макарова, которого они любят и которо­му верят. Было бы хорошо, если б у самого Макарова даже волосок с головы не упал.

Цупович.

О! Это что-то новое!

Петерсон.

Вы меня поняли?

Цупович

(трет ладонью лоб).

Еще не совсем. Но я... по­думаю... Я — подумаю...

Петерсон.

Если им удастся отвезти списки в Мюнхен, то мы опять будем вынуждены делать черт знает что, только б не допустить миссию в лагерь.

Цупович

(твердо).

Им

это не удастся, сэр!

Петерсон.

Итак...

Цупович.

Салюс реи публице супрема леке. Благо респуб­лики — высший закон. Для Украины я на все готов!

Петерсон.

Пошлите вы ко всем чертям вашу географию! Ну, последнее слово?..

Цупович.

Две тысячи восемьсот.

Петерсон.

Что? Вы прекрасно знаете, мой милый, что я мог бы просто конфисковать этот жемчуг, а тогда...

Цупович

(ощетинившись)...

а тогда это была бы ваша последняя финансовая операция на нашем прекрасном конти­ненте, сэр!

Петерсон.

Слушайте, вы!.. Я вас пристрелю когда- нибудь. А пока что прикажу спустить вас со всех лестниц.

Цупович

(превозмогая страх).

Боюсь... что и в первом и во втором случае вы будете раскаиваться, сэр, в своей не­осторожности...

(Встает и протягивает руку за жемчугом, однако Петерсон торопливо накрывает его рукой.)

Петере

о н. Две тысячи шестьсот!

Цупович

(вытирая платком лоб).

Давайте!..

Петерсон

(встает, открывает сейф. Еще раз посмотрев на жемчуг, старательно завертывает его и прячет в кассу. Швы­ряет деньги на стол).

Все!

Цупович

(считает деньги, потом говорит тоном примире­ния).

Надеюсь, сэр, вы останетесь мною довольны.

Петерсон.

Идите..

Цупович.

А часики... будут?

Петерсон

(Бентли).

Лейтенант, вы поедете на праздник в Швейцарию?

Бентли

(снимая куртку).

Нет, на этот раз не поеду.

Петерсон.

На этот раз часиков не будет, Цупович.

Цупович

(разводит руками).

Как жаль! А я рассчитывал по крайней мере на сотню штучек. Ну что ж, тогда в другой раз, уважаемые джентльмены. Желаю весело провести праздник. Мери кристмас!

Петерсон.

Ступайте и помните, что бы там ни случилось в ближайшие дни, я с этим ничего общего не должен иметь.

Цупович.

О! Я запомню, сэр! Чтоб там ни случилось в ближайшие дни, ваш мундир останется чистым, как слеза святой Женевьевы.

(Уходит.)

Бентли

(закурив сигарету, ложится на кровать).

Я к ва­шим услугам, майор.

Петерсон.

Во-первых, я не понимаю, почему вы вдруг отказались провести праздники в Швейцарии. Как вам известно, цены на часики в Берлине все еще растут, а деньги нужны, я думаю, не только мне.

(Показывает на батарею бутылок.)

Вас смущает присутствие невесты? Можете поехать вместе с ней. Она будет этому только рада.

Бентли.

Рада? Почему? Не потому ли, что ее Эдвин, бывшая слава, гордость и надежда города Нью-Блекгерст, превратился в мелкого спекулянта?

Петерсон.

К черту! Она должна понять, что в этом бавар­ском городишке не торгуют акциями металлургических пред­приятий!

Бентли.

Она должна... и когда же вы, наконец, поймете, майор, что, кроме вас, есть еще люди и другой морали?

Петерсон.

Ага! Вы хотите сказать, что мисс Фанси при­надлежит к людям этой морали? Да?

Бентли.

Да.

Петерсон.

Именно этого я и боялся.

Бентли

(лениво поднимается и разговаривает уже сидя).

Говорите яснее.

Петерсон.

Присутствие мисс Фанси в этом городе не­желательно. По крайней мере в ближайшие дни.

Бентли.

Потому, что она моя невеста?

Петерсон.

Нет, потому что она журналистка, и к тому же, как я успел заметить, журналистка, не имеющая достаточного жизненного опыта, и...

Бентли.

Интересно. Ну?..

Петерсон. ...и

понимает свою профессию слишком при­митивно. Конечно, военная газета не напечатает ничего лишнего. Но есть еще красная пресса, эта только и ждет того, чтоб сделать нас героями скандала. К тому же само появление вашей невесты в роли ангела-хранителя произведет сумятицу и в без того бес­покойных головах красных ди-пи.

(С нарастающим гневом.)

По­этому поезжайте с ней куда угодно: в Швейцарию, Париж, Копенгаген! Я дам вам десять дней отпуска, одолжу денег на дорогу, до Франкфурта поедете на моем «Адмирале». Я сделаю все, чтоб избавиться от лишних свидетелей.

Бентли.

Как вам не стыдно, майор, так панически бояться маленькой девушки!..

Петерсон.

Бросьте! Я хорошо знаю эту смесь женской экзальтации с упрямством подростка. Если такая надышится красными доктринами, то начинает карьеру с того, что свяжется с первым попавшимся широкоплечим негром и...

Бентли

(вскочив с кровати как ошпаренный).

Моя Норма и негр? Вы или с ума сошли, майор, или

(схватив Петерсона за грудь)...

забыли, что за такое оскорбление иногда расплачивают­ся кровью?

Петерсон

(медленным движением руки отталкивает лейтенанта).

Вы правы! Простите! Я не хотел оскорбить мисс Фанси.

(С иронией.)

Кстати, я не знал, что вы так пламенно любите вашу невесту.

Бентли.

Конечно, люблю, и эта любовь — моя последняя надежда. Без нее я потерял бы остатки веры в себя и в то, что мы, люди цивилизации, отличаемся чем-то от рыжих псов из книжки Киплинга. Ах, да разве вы способны это понять!

Петерсон.

О, прекрасно понимаю! Любовь — в личных интересах. Мисс Фанси должна быть для вас чем-то вроде воз­буждающего средства. Только боюсь, что эта роль ей скоро на­скучит, и она начнет искать человека, который любил бы ее ради нее самой.

Минуточку! Небольшой дружеский совет: не требуйте от женщи­ны того, что она ищет у вас. И еще одно: любовь, мой милый, никогда не заменит мировоззрения.