Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

А жаль! Хороший романс!

Фрау Мильх

(задетая).

Это не романс. Это религиозная песня Франца Шуберта.

Андрей.

Религиозная? Странно и невероятно, разве можно так хорошо петь о том, чего нет. А я для этой песни даже наз­вание придумал — «Прощание»...

Занавес

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

КАРТИНА ПЕРВАЯ

Помещение американской военной контрразведки. Стены увешаны рисун­ками полуобнаженных женщин. Слева, в нише, железная кровать, по­крытая темно-зеленым военным одеялом. Ближе к зрителям — некраше­ный письменный стол с телефоном, над ним прибиты на стене два скрещенных небольших американских флага. Рядом со столом у сте­ны — сейф, на котором стоит большой позолоченный бюст Гете с амери­канской военной каской на голове. В комнате несколько стульев разных стилей. За столом мягкое зеленое кресло в стиле Видермаер. У окна

на столе радиоприемник. При поднятии занавеса стол придвинут к постели.

Бентли и Норма

прибивают над нишей темно-синий транспарант с белыми елками, серебряными звездами и с надписью: «Мери кристмас».

Норма

(с гвоздиками в зубах).

Выше, немножечко выше, Эдвин. Так, довольно. Дай молоток!

(Прибивает.)

И вот здесь.

Бентли.

Все! Браво! Еще небольшая елочка — и праздник готов.

(Спрыгивает со стола и смотрит издали.)

Норма.

Ну, как?

Бентли.

Погоди! Гм... В колледже я делал такие штучки куда лучше.

Норма

(вздыхая).

За эти годы многое изменилось...

Бентли.

Чуть-чуть криво!

(Достает из кармана клещи и, ловко вскочив на стол, выдергивает из одного конца транспа­ранта гвозди.)

Что именно изменилось?

Норма.

Ну... Тетушка Руфь бросила нюхать табак, а твой отец больше уже не говорит мне «Норма», а «мисс Норма». Представляю себе его гнев, когда он узнает, что я ради тебя решила покинуть Америку.

Бентли.

Да... Только я подержу, а ты сойди со стула, я передвину его сюда. Вот так. Теперь влезай.

Он перестал даже переписываться со мной. Видно, качество его отцовской любви не выше качества шоколада в его мага­зине.

Норма.

Ой, стукнула по пальцам! Бентли. Подожди минутку! Том!

В полуоткрытую дверь пролезает каска и дуло автомата. К губам солдата прилипла погасшая сигарета.

У вас там должен быть молоток побольше.

Норма.

Насколько я знаю, твой отец хотел и мог освобо­дить тебя из армии.

Бентли. Да, только я этого не хотел.

Норма.

Тебя очаровали

(показывает молотком на рисун­ки)...

эти фрейлейн?

Бентли

(пожимая плечами).

Это, Норма, мои последние натурщицы.

Норма.

Последние...

Бентли.

Я больше писать не буду.

Норма.

Эдвин! При твоих способностях...

Бентли.

В том-то и дело, что их у меня нет. Я, наконец, понял это и отказался от почетного звания дилетанта. «Все или ничего», говоря словами одного из героев Ибсена. Иначе говоря, я слишком люблю искусство, чтоб опошлять его знакомством с моей особой.

Лучше уж работать помощником непризнанного Шерлока Холмса в лице этого буйвола Петерсона.

(Подает молоток Норме.)

Норма

(осторожно забивает гвоздик).

Не забудь, Эдвин, что я бросила в Нью-Блекгерсте одинокую мать.

Бентли

(целует Норму в щеку).

Люблю тебя, как и когда- то любил.

Норма.

Тем более не понимаю, почему ты не хотел вернуть­ся домой.

Бентли.

Ты слишком много требуешь от меня, крошка. Добровольно удрать от одуряющей американской скуки за тем, чтобы немного спустя так же добровольно броситься в ее объя­тия? Нет, лучше уж охотиться за скальпами в джунглях и прериях послевоенной Европы! Здесь по крайней мере без особых пре­пятствий можно возрождать романтические традиции наших предков той золотой эпохи, когда они даже не предчувствовали, что их ждет карьера лавочника.

Входит майор

Петерсон,

лет 50-ти, среднего роста, с красным, чуть одутловатым лицом и рыжей щеточкой под маленьким, слегка вздернутым носом. Он из тех пожилых людей, что хотят и умеют бороться против ожирения с помощью гимнастики. Его движения, энергичные и угло­ватые, становятся мягкими и кошачьими, когда в майоре просыпается

охотник.

Бентли.

А вот и главный охотник. Сэр Джеральд Петер­сон — мисс Норма Фанси, моя невеста, корреспондент нашей газеты «Старз энд Страйпс».

Петерсон.

Ага! Как поживаете, мисс? Как вам нравится наша Европа?

Норма.

Я еще не успела присмотреться к ней, сэр.

Петерсон.

Только не смотрите на нее сквозь очки лейте­нанта Бентли, мисс.

Норма и Бентли спрыгивают на пол и несут стол на место, открывая батарею всевозможных бутылок под кроватью.

Норма.

Почему, сэр?

Петерсон

(указывая на бутылки).

У вас будет двоиться в глазах.

(Снимает пальто, вешает его на стенку, аккуратно складывает пилотку и прячет в карман, потом подходит к столу, садится и достает из кармана связку ключей.)

Бентли.

Не будьте, майор, слишком скромны. Половину этой батареи опустошили вы.

Петерсон

(официальным тоном).

Я это делаю исключи­тельно в после служебное время, мой дорогой.

(Достает из ящика газеты и вытирает стол, потом снимает с бюста Гете каску.)

Норма

(желая переменить тему разговора).

Не скажете ли вы, джентльмены, где я могу вымыть руки?

Бентли.

Второй коридор налево, Норма. Однако вода в этом заколдованном городе бывает только после захода солнца. Придется тебе сполоснуть их виски.

(Берет с пола бутылку.)

Правда, если не ошибаюсь, это собственность майора, но надеюсь, что он за это не выгонит меня со службы.

Петерсон.

Я вас, дорогой мой, давно бы выгнал,— ваше счастье, что вы ничего не делаете.

(Достает из третьего ящика пружинный прибор для гимнастики.)

На ваше место мне могли бы прислать кого-нибудь похуже вас, а так по крайней мере вы хоть не мешаете мне, а ваше ничегонеделание дает мне гарантию, что вы не берете взяток.

Норма

С

моет руки виски).

Сэр...

Бентли.

Майор совершенно прав, Норма! Боюсь только, что мое благородство найдет мало последователей. С появлением Трумэна в Белом доме процесс очиновничания Америки так прогрессирует, что недалек тот час, когда у нас, кажется, будет больше желающих брать взятки, чем желающих давать их. А тогда, пожалуй, наша страна очутится на пороге национальной катастрофы.

Петерсон

(мрачно).

Вы злоупотребляете свободой слова, Бентли. Ваше счастье, что дальше слов вы не идете!

Бентли.

Будьте откровенны: и ваше тоже, майор!

Норма

(нервно вытирает руки зеленым армейским поло­тенцем, которое подал ей Бентли).

Я не узнаю тебя, Эдвин! И неужели вы, джентльмены, не могли найти более достойной темы для разговоров?

Ага! Не могу ли я попросить у вас небольшое интервью для газеты?

Петерсон.

Интервью?