Об этом нельзя забывать:Рассказы, очерки, памфлеты, пьесы

Белин

(фрау Мильх).

Уйдите!

Фрау Мильх.

Что?

Белин.

Уйдите, говорю!

Фрау Мильх

(растерянно взглянув на Анну).

Вы

слышали, Анна? Он выгоняет меня из моего собственного заведения! После всего того, что я сделала для него в послед­ние годы войны...

Белин.

Молчите!

(Тише.)

И сейчас же уходите.

Анна.

Можете оставить нас одних, фрау Мильх. Я этого господина больше не боюсь.

Фрау Мильх

(со злобными огоньками в глазах).

Хоро­шо, я выйду. Только не думайте, господин, что вам от этого будет лучше! Место, на которое вы так долго и так напрасно рассчитывали, занял кто-то более счастливый, чем вы, и — более честный.

(Уходит в кухню, хлопнув дверью.)

Анна.

Говорите!

Белин

(едва переводя дыхание).

Анна.

Анна

(вытирает кружки дольше и энергичнее, чем это надо).

Дальше что?

Белин.

Ты играешь с огнем! Я никогда ничего не забываю.

Анна

(

пристально смотрит на него).

И я тоже — нет. Особенно ночных смен у Шайблера.

Белин.

У Шайблера? Что это ты вдруг вспомнила? А, у Шайблера! А... сколько раз я притворялся, что не вижу, как ты, спрятавшись в уголок, спишь!

Анна.

Да, когда мои руки опухли от работы и когда вам понравились мои глаза. У Ядзи Ольшевской не было этого счастья. Ее глаза вам не понравились, и потому она не имела права ни на минуту уснуть. В конце концов она уснула, но уже навеки, когда машина раздробила ей руку. А Даницу Николич помните? Из-за вас же ее увезли в Освенцим! А боль­ного Омелюка кто бил кулаками по голове так, что даже немец мастер не мог на это смотреть, только плюнул и вышел.

Чего вы хотите от меня? Чего?

Белин

(опустив голову, смотрит на пол, рукой ма­шинально гладит стойку).

Да, это правда, я давал волю рукам, где надо и, может, где не надо. Я, Анна, не люблю людей, чуть что — так и закипает кровь против них, и чем больше бью их, тем больше ненавижу, знаю: они миг никогда ни одного удара не забудут, не простят... Но... кажется, ты, Анна, не имеешь права меня упрекать. Я для тебя делал все, что мог... Ради тебя я был...

Анна

(перебивая).

Да, вы делали, что могли. Даже выта­щили меня из эшелона, когда я хотела уехать к матери, домой; вы зажали мне рот и пригрозили, что отдадите меня на рас­праву вашим «молодчикам». Вы и это сделали для меня?..

(Беспомощно развела зажатыми в кулаки руками.)

Я давно бы должна была бежать из этого болота, бежать во что бы то ни стало, только бы не видеть ни вас, ни всего этого... Ох, будьте вы прокляты!

Белин

(сгорбился словно под ударами палки).

Анна, у меня, у нас с тобой осталось мало времени,— ты сама знаешь почему. Иной раз час, один час значит больше, чем годы.

Погоди! Выслушай меня, а потом — скажешь свое слово. По­думай, Анна! Если даже ты выскользнешь из моих рук и по­едешь туда, так что ж тебя ждет: работа, еще раз работа и ни­чего больше. Это — в лучшем случае.

Анна

(с иронией).

А вы что предлагаете мне, господин Белин?

Белин. Немного, но достаточно, чтобы у тебя не было причин проклинать свою судьбу.

Анна.

Я ее давно прокляла за то, что она поставила вас на моем пути.

Белин

(горячо).

Анна

[ (Овладевая собой.)

Ты... Выслу­шай меня до конца. Любовь к тебе научила меня по-настояще­му любить деньги, и они у меня уже есть. И деньги, и немного золота... и бриллиантов. Мы сможем вместе уехать в Англию и купить там домик. Я знаю, что это немного, но гораздо боль­ше того, что тебе даст этот твой... проходимец.

Анна.

Уходите вон! Я не променяю десять ваших Англий на одну Украину! А Макарова лучше оставьте! Он вашему брату не пара. Он хороший.

Белин.

Анна! Еще одно слово...

Анна.

Не хочу! Не хочу ваших слов, не хочу ваших денег, не хочу ваших бриллиантов и не хочу дышать одним воздухом с вами. Уйдите!

Белин

(постаревшим голосом).

Иду, Анна.

(Засунув руку в карман пальто, опустил голову, потом поднял ее и по­смотрел на Анну.)

Теперь наконец я имею право ненавидеть и тебя. Ненавидеть и мстить.

(Вынул из кармана горсть монет, подбросил их на ладони.)

Шабаш, Анна!..

(Спрятал деньги и, застегнув пальто, медленно пошел к двери.)

Анна.

Чемодан не забудьте!

Белин остановился. Подумав, вернулся, достал из-под стола чемо­дан и быстро вышел из трактира. Только теперь Анну охватила трево­га. Она с ужасом обвела взглядом опустевший трактир.

Фрау Мильх!..

(Бежит по ступенькам, но не успевает добежать до верха.)

С улицы входит

Андрей.

Появление Андрея успокаивает ее.

Он ушел?..

Андрей.

Скрылся за углом. Я следил за ним из ворот дома напротив. Ждать пришлось довольно долго, я уже начал беспокоиться за тебя. Что это он?

Анна

(начинает торопливо домывать посуду).

Андрей, осталось очень мало времени, даже меньше, чем мы думали вчера. Я слышала разговор Белина с Цуповичем. Они дога­дываются, что список у тебя.

Андрей.

Список пока еще у ребят.

(Смотрит на стенные часы.)

А они вот-вот должны быть здесь.

Анна.

Цупович и Белин думают, что до конца праздни­ков никто не повезет список в Мюнхен.

Андрей,

Значит, надо ехать на рассвете. Может, и в праздничный день застану кого-нибудь из членов миссии.

Анна.

Больше не возвращайся сюда, Андрей. Андрей

(резко повернулся к ней лицом).

Вот так сказала!..

Анна.

Оттуда как-нибудь доберешься домой. Если амери­канцы задержат тебя по дороге, то в худшем случае отсидишь месяц-два в тюрьме. А здесь тебя ждет только смерть. Ох, ты еще не знаешь, что такое лагерь перемещенцев.

Андрей.

Уже знаю и именно поэтому не удеру. Под Се­вастополем было страшнее. Налей мне пива, Анна!

Анна.

Пока приедут из миссии оформить наши докумен­ты, мы как-нибудь обойдемся без тебя. Встретимся лучше дома.

Андрей

(платит за пиво).

Один не поеду.

Анна.

Один — без меня?

(Ставит перед ним кружку пива.)

Или один — без них?

(Кивнула головой в сторону улицы.)

Андрей

(удивленно посмотрел на нее и нахмурил брови).

Ни без тебя, ни без них.

Анна

(опустив глаза).

Нам вдвоем было бы легче уехать отсюда.

Андрей

(глотнул пива).

Ты хотела сказать — удрать?

Анна.

Не все ли равно, Андрей?

Андрей.

От Белина и Петерсона, мы, может, и удрали бы, но вряд ли нам удастся убежать от собственной совести. На войне нам говорили: «Стоять насмерть» — и мы стояли. Войны уже нет, я стал здесь приблудным калекой, и первому встречному полицей­скому кажется, что он имеет право своротить мне челюсти. А я и сегодня считаю себя краснофлотцем и без приказа знаю, что тут, именно тут надо стоять насмерть.

Анна

(не спуская с него глаз).

И ты не боишься?

Андрей.

Я решил не бояться и бояться не буду.

Я, Анна, боюсь за тебя.

(Положил на ее руку свою.)

Анна восторженно смотрит на него, потом припадает губами к его руке. Андрей вырывает руку.