Остров без сокровищ

Зачем отправился в море Сильвер? Разве не за сокровищами? За ними, разумеется. Есть ли возможность получить их, кроме как захватить с оружием в руках? Едва ли… Разве что сквайр отвалит от щедрот горсть золота – гуляй, дескать, матросня, трескай свой ром.

Несомненно, что мысль о мятеже Сильвер до отплытия вынашивал. Альтернатива – безучастно наблюдать, как сквайр заполучит золото – едва ли устраивала Долговязого Джона. Но два неожиданных для него события должны были заставить судового кока изменить свои планы.

Во-первых, оружие и порох – их демонстративно, на глазах у Сильвера, переносят на корму, в оборудованную там крепость. Переносят из помещения, непосредственно примыкающего к матросскому кубрику.

Во-вторых, неожиданное исчезновение штурмана Эрроу. Ведь как мог Сильвер использовать сокровища, удачно захватив их? Даже если не учитывать серебро в слитках и оружие, золото на сумму семьсот тысяч футов стерлингов весит несколько тонн. Вернувшись с острова, на берег в карманах не унести, в матросских сундучках – тоже. Соваться в какой-либо порт, в лапы таможенных чиновников, надеясь умаслить их взяткой, – чрезвычайно опасно. А ну как не умаслятся, решат загрести все?

Самый разумный выход – привести «Испаньолу» к какому-то удобному для выгрузки месту, безлюдному и находящемуся вне портов. У Сильвера такое местечко обязательно должно было иметься на примете.

Но как попасть туда без штурмана? Единственный способ – захватить капитана Смоллетта живым и заставить прокладывать курс под дулом пистолета.

Учитывая все, что мы знаем о капитане, – такой вариант мог и не сработать. Капитан мог предпочесть смерть сотрудничеству с пиратами. Или для вида согласиться и направить «Испаньолу» в сторону ближайшей базы королевского флота.

Вывод: у Джона Сильвера нет людей для вооруженного захвата золота. Нет оружия. Если каким-то чудом захват все же пройдет успешно, – нет возможности вывезти богатство. Победившие пираты могли только лишь поделить сокровища, снова зарыть свои доли на острове, теперь в виде нескольких кладов, и уплыть на «Испаньоле» наобум, вслепую, – в надежде добраться до обитаемых земель и вернуться с грамотным штурманом.

Любопытно, что капитан Смоллетт, организуя крепость на корме «Испаньолы», о заговоре не имеет понятия. И даже четких подозрений у него нет. Он заявляет прямо: «нельзя оправдать капитана, решившего выйти в море, если у него есть основания опасаться бунта».

Но Смоллетт человек опытный. Он знает: «искать сокровища – дело щекотливое». Колоссальное богатство может сбить с пути истинного кого угодно. Хоть самого честного матроса, в жизни не промышлявшего пиратством. Хоть лорда или епископа.

Ливси тоже не вчера родился. Он тоже знает, как люди склонны поддаваться искушениям… И вторит капитану: «Мы сильно рискуем. Но вы ошибаетесь, полагая, что мы не отдаем себе отчета в опасностях, которые нам предстоят». Опасности, отметим, лишь «предстоят», а не грозят в настоящий момент.

То есть оба уверены в экипаже – сейчас. Но понятия не имеют, что взбредет в голову матросам, когда в трюм лягут тонны золота… И страхуются от любого развития событий.

Хокинс слушает этот разговор и мотает на ус. И делает вывод: его старшие товарищи не удивятся, узнав о зреющем мятеже, – ведь слух о сокровищах просочился, бродит среди команды… Вывод правильный. Они не удивились.

А что же Джон Сильвер? Он тоже человек опытный. Он знает: одно дело травить Дику Джонсону и Абрахаму Грею байки о зарытых на далеком острове монетах и слитках, и совсем другое – дать им своими глазами увидеть груду золота.

Но ведь золотая лихорадка разит всех без разбора. Почему бы Сильверу не предположить, что противники – сквайр Трелони с компаньонами – тоже подцепят вирус?

Тем более что поводы для такого предположения есть. Долговязый Джон до отплытия много общался со сквайром, в ходе плавания – с Джимом. Вполне мог понять, что между пайщиками концессии имеются глубокие противоречия, способные после находки сокровищ обернуться самыми разными эксцессами… Тот же Трелони – болтливый и склонный к пьянству – мог выдать свое истинное отношение к Ливси и Хокинсу.

Главный союзник Сильвера – ожидаемая эпидемия золотой лихорадки. До того, как на сцене появится вполне реальное, осязаемое золото, поднимать мятеж смысла нет. Даже готовить его опасно – если хоть один честный матрос исполнит свой долг и доложит капитану о заговоре, тут же исчезнут последние мизерные шансы на успех задуманного.

*

С легкой руки писателя Сабатини и некоторых других авторов распространилось убеждение о выдающихся боевых качествах пиратов. Один морской волк из команды капитана Блада, дескать, стоит при абордаже пятерых испанских матросов, а в бою на берегу – десятерых испанских солдат.

Ошибочное убеждение. Непобедимыми в бою суперменами пираты не были, по крайней мере во времена Флинта и Билли Бонса. Возникали пиратские команды случайно: взбунтовались матросики по причине плохой пищи, тяжелой работы и сурового нрава капитана, – вот вам и пиратский экипаж. И пополнялись случайными людьми, пленными с захваченных кораблей.

Несколько лучше обстояло дело с воинскими умениями личного состава на каперских и приватирских судах, чьи капитаны вставали на путь пиратства (такое случалось нередко). Все-таки экипажи приватирских судов изначально формировались для абордажей, для боевых действий. Но и они не могли соперничать в уровне боевой подготовки с матросами и морскими пехотинцами, плававшими на военных кораблях.

Приведем один маленький пример, хорошо иллюстрирующий, что захватами торговых судов промышляли далеко не супермены.

В сентябре 1810 года российское судно «Евплус» с грузом пшеницы следовало в Норвегию (по другим источникам – с грузом муки). Но что бы ни лежало в трюмах, зерно или мука, – для войны мирный купец никоим образом не предназначался: на борту девять человек и ни единой пушки.

У мыса Нордкап английский капер захватил беззащитный «Евплус». Войны между двумя державами в те годы не было. Но Россия после Тильзитского мира присоединилась к объявленной Наполеоном континентальной морской блокаде, призванной удушить Англию экономическим путем. И английские каперы рассматривали наши суда как свою законную добычу.

Каперы высадили на «Евплус» призовую команду, тоже девять человек во главе с офицером. Те повели судно в Англию. На одиннадцатый день пути наши морячки взбунтовались, причем даже не все – шкипер, боцман и три матроса. Отобрали у захватчиков оружие, поучили по-русски уму-разуму, заперли в трюме… Развернули судно и доставили груз в Норвегию.

Мы вспоминали английские кортики с широкими и изогнутыми клинками, хранящиеся в Центральном военно-морском музее Питера – так вот, один из них некогда принадлежал офицеру, плененному на борту «Евплуса», и, судя по надписи, изготовлен в Плимуте в конце восемнадцатого века.

А пленивший его русский шкипер стал первым в истории гражданским лицом, получившим Георгиевский крест, – награду, коей отмечали исключительно за военные подвиги. Страна должна знать своего героя: подвиг совершил Матвей Андреевич Герасимов, архангелогородский мещанин. Честь и слава!

Каперы, корсары, пираты, флибустьеры и прочие примкнувшие буканиры – никакие не супермены, люди как люди, кто-то лучше владел тесаком и мушкетом, кто-то хуже, но пуль зубами на лету никто не ловил и в одиночку с дюжиной врагов справиться не мог.

Вывод прост: тем, кто считает, что семеро (или даже четырнадцать) пиратов с ножами могли без труда одолеть семерых вооруженных до зубов кладоискателей за счет своих отменных боевых качеств, – самое время перестать так считать.

Не могли и не одолели бы.

Окажись вдруг на борту «Испаньолы» шкипер Герасимов с парой своих бравых ребят – авантюра пиратов вообще завершилась бы задолго до штурма блокгауза.

*

А теперь вернемся назад, к знаменитой бочке с яблоками. В ней лежит не только последнее яблоко, прельстившее Джима Хокинса. Там лежит ключ к пониманию того, как и отчего завертелась кровавая карусель на «Испаньоле» и на острове.