Остров без сокровищ

Часть вторая

ОСТРОВ НЕВЕЗЕНИЯ

Поиск сокровищ – дело щекотливое.

Александр Смоллетт, капитан

Надо быть полным идиотом, чтобы верить тому, что происходит…

А. Ф. Бышовец, тренер и мыслитель

Глава двенадцатая

Бочка яблок и семь бочек арестантов

Итак, «Испаньола» на всех парусах плывет к Острову Сокровищ – команда исправно исполняет свои обязанности, капитан командует и прокладывает курс, сквайр Трелони в каюте истребляет запасы вина и бренди, Джон Сильвер на камбузе готовит вкусную и здоровую пищу. Матросам по любому поводу выдают двойную порцию спиртного и пудинг на закуску.

Всем хорошо, все довольны. Идиллия…

Джим Хокинс сам о том свидетельствует: «Все шло прекрасно. Все находились в отличном состоянии духа, все радовались окончанию первой половины нашего плавания».

Но вот на горизонте показался искомый остров, и идиллия очень быстро превращается в трагедию. Прибывшие на остров разделяются на две группы и начинают жестокую войну на уничтожение.

Весьма преуспевают в своем занятии – из двадцати семи человек, покинувших на борту шхуны Бристольский порт, назад вернулись лишь пятеро. Еще четверо (если верить Хокинсу) в Бристоль не вернулись, но все же остались живы.

Девять уцелевших. Ровно треть от исходного количества.

Для сравнения: Бородинская битва считается самым кровопролитным однодневным сражением нового времени. Оценки потерь в ней разнятся, но если их усреднить, то получается, что французы потеряли 21 процент своей армии. Потери русских выше – 34 процента. Но все-таки не две трети.

Самая настоящая война шла на Острове Сокровищ… А когда люди воюют, у них нет времени размышлять. Вот твой мушкет, вот твоя бойница, вон там бегут враги – целься, стреляй, заряжай, снова целься…

Особого выбора нет – убивай или убьют тебя. Остановиться и задуматься нельзя, задумавшийся тут же схлопочет пулю в голову или тесак под ребра.

Поэтому так важно понять – как началась эта война. Кто именно сделал первые выстрелы, кто принял решение, когда еще был выбор: стрелять или нет, начинать кровавую бойню или попробовать решить дело миром.

Сомнительная честь первого выстрела принадлежит сквайру Трелони.

Прицелился, выстрелил, попал в человека… Смертельно ранил.

И почти сразу же – новые выстрелы. Дружный залп, сделанный сторонниками сквайра. Опять удачно, матрос убит наповал. И лишь после этого – первый ответный выстрел. Одиночный, из пистолета.

Позвольте, могут воскликнуть сторонники канонической трактовки «Острова Сокровищ», ведь матросы «Испаньолы» подняли мятеж! Захватили судно, что является актом пиратства и автоматически делает их пиратами! А застрелить пирата – дело справедливое и богоугодное!

Ну что же, согласимся, что пиратство – то есть захват, ограбление или потопление торговых или гражданских судов – тяжкое уголовное преступление. И застрелить пирата не грех, препятствуя означенному преступлению.

Согласимся и с тем, что мятеж – групповое (массовое) вооружённое выступление против действующей власти – преступление не менее тяжкое. Самим фактом мятежа его участники ставят себя вне закона, и застрелить любого из них – долг и право каждого законопослушного гражданина.

Но согласившись с этими азбучными истинами, скромно поинтересуемся: а в чем, собственно, состоял поднятый матросами «Испаньолы» мятеж? Как и с чего начался? И акт пиратства, совершенный теми же лицами, неплохо бы осветить в подробностях.

И вот тут выясняется странное и удивительное.

Факт мятежа состоял в разговоре, подслушанном Хокинсом, сидящим в бочке из-под яблок.

Только в этом. Больше ничего, попадающего под определение мятеж, матросы «Испаньолы» не совершили до того момента, как по ним стали палить из мушкетов, – сначала одиночными выстрелами, а потом и залпами.

Правда, Хокинс утверждает, что был свидетелем преступления, совершенного еще до начала стрельбы: судовой кок Сильвер зарезал другого члена команды, матроса по имени Том. Свидетелей, кроме Джима, нет, но пока не будем придираться: да, допустим, произошло убийство. Один матрос зарезал другого. Но разве это мятеж? Разве повод открывать огонь по остальному экипажу, причем безоружному? Арестовать подозреваемого и доставить в суд, пусть тот доказывает вину Сильвера, – вот законные действия в такой ситуации.

Обвинение в пиратстве еще более шаткое. Конечно, можно захватить чужое судно, а можно и свое, – убить или изгнать с судна капитана, офицеров и всех, кто мешает захвату. После чего распоряжаться захваченным судном, не имея на него никаких прав. Вот так примерно выглядит захват, который можно назвать пиратством.

Однако капитана, судовладельца и тех, кто их поддерживал, – разве убили? Нет. Или изгнали? Снова нет, «Испаньолу» они покинули вполне добровольно. Экипаж остался на брошенном начальством судне, – но разве это захват? Разве матросы как-то используют «Испаньолу», не имея на нее никаких прав? Нет. Шхуна как стояла на якоре, так и стоит. Там же, в проливе.

Впрочем, если подойти к делу формально, пиратство все-таки имело место… Джим Хокинс подплывает к кораблю на челноке, перерезает якорный канат, захватывает и угоняет «Испаньолу», попутно убив судового боцмана Израэля Хендса. Он действовал по заданию капитана судна? Нет. С разрешения судовладельца, сквайра Трелони? Нет. Тогда, извините, самочинный захват шхуны Хокинсом – самое натуральное пиратство.

Но ведь матросы все-таки замышляли мятеж? – могут возразить сторонники канонического прочтения. – Готовили? И удар по ним нанесли превентивный? Во избежание, так сказать?

Согласимся еще раз: подготовку к мятежу тоже можно счесть за преступление, хоть и менее тяжкое.

А кто сказал, что подготовка действительно велась? Хокинс. Только он. Никаких других подтверждений нет. Но Хокинсу поверили, сразу и безоговорочно… Хотя нет, не все и не сразу. Один человек весьма-таки усомнился в рассказе Джима. Причем человек, больше других понимающий в морских мятежах, – капитан Смоллетт. Он недоумевает после рассказа Хокинса:

«В первый раз я вижу команду, которая собирается бунтовать, а ведет себя послушно и примерно».

В недоумении капитана явственно сквозит недоверие к рассказу Джима… Но капитан со своими сомнениями в меньшинстве, на него давят со всех сторон, и убеждают-таки: примерное поведение команды – гнусное притворство, инспирированное супермегазлодеем Джоном Сильвером.

Вот и всё… Свершилось. Мятеж произошел. Лишь в умах собравшихся, но произошел. Мирных матросов на борту «Испаньолы» больше нет – вместо них отныне пираты, мятежники, злодеи, разбойники… Убивать их отныне – дело праведное и справедливое.

Сквозь призму этой убежденности сторонники сквайра смотрят на матросов, и видят лишь то, что хотят видеть.

Матросы ворчат от изнурительной работы под палящим солнцем? – сейчас набросятся и всех перережут, понятное дело. Матросы рвутся на берег после долгого плавания в открытом море? – ну всё, что-то вообще затеяли невообразимо гнусное и смертельно опасное.

Борцы с виртуальным мятежом напуганы. Они вооружаются, распихивают по карманам заряженные пистолеты, и все равно смертельно боятся безоружных матросов, никаких враждебных действий не предпринимающих… Они с облегчением вздыхают, когда две шлюпки с матросами отплывают к берегу. Но даже оставшихся на борту шестерых – все равно боятся.

А что делает Джим Хокинс, непосредственный виновник всей этой паники?

Он делает удивительную вещь. Он единственный не боится кровожадных мятежников. Он мужественно плюет на их зловещие планы. Он отважно садится в шлюпку к злодеям и плывет с ними на берег.

Вот это мужество! Вот это героизм! Запугал своих друзей до мокрых подштанников, а сам – орел и герой!