Михайлов или Михась? (СИ)

Разумеется, Запад пугают не только русской организованной преступностью в целом, но и отдельными личностями, которые стали как бы олицетворением этой самой преступности. На самом деле этих одиозных личностей немного, но информация о них муссируется самая разноречивая, способная сбить с толку кого угодно. Среди этих людей – певец Иосиф Кобзон, Сергей Михайлов, покойный ныне Отари Квантришвили, отбывающий наказание в американской тюрьме Вячеслав Иванов, он же Япончик, ну и еще, пожалуй, несколько человек. Все эти люди так или иначе были созданы журналистами, их биографии представляют собой одну линию, а созданный имидж – совершенно другую, и эти две линии нигде даже, как правило, и не пересекаются. Если говорить, к примеру, конкретно о Сергее Михайлове, то не раз уже было сказано, что его дело почти целиком “создали” не сыщики, а журналисты. И так происходит не только с Михайловым. Но откуда взялись эти люди, откуда они выплыли – вот что забыли объяснить российские журналисты. А может быть, не забыли. А не хватило им честности, знаний объяснить это. Допускаю мысли, что могло не хватить смелости, ибо для того, чтобы объяснять правду, тоже нужна смелость, нужно тоже идти на какой-то риск. Почему российский певец Кобзон, любимец миллионов зрителей, вдруг стал миллионером и бизнесменом? То, что не говорит об этом сам Кобзон, это понять можно. Он оберегает свою коммерческую тайну – и правильно делает. Но журналисты-то, этой тайны не зная, выдумывают черт-те что. Тысячи певцов, актеров Запада занимаются бизнесом, но для их поклонников главным является их талант. Российским журналистам таланта Кобзона оказалось маловато, надо найти что-то “жареное”, а когда не находится, то в ход идут откровенные вымыслы.

Приведу в пример работающего ныне в Венгрии бизнесмена Семена Могилевича, который тоже попал под обстрел журналистов. Кто-то когда-то написал, что Могилевич продал пятнадцать ракет типа “земля—воздух” и сорок бронетранспортеров. Во всех досье ФБР, во всех файлах ФБР можно прочесть, что Могилевич продал пятнадцать ракет и сорок бронетранспортеров. Но ведь ракеты и бронетранспорте-ры – это же не иголка. Ведь такая сделка легко отслеживается спецслужбами. Должен быть какой-то конкретный российский генерал, у которого Могилевич это вооружение купил, и должен быть какой-то конкретный, допустим, саудовский шейх, которому Могилевич все это продал. Но нет, в природе не существует ни продавца, ни покупателя. Есть только Могилевич, оказавшийся в центре этой истории благодаря, мягко скажем, безудержной фантазии журналистов. И уж если журналист решил раскопать историю, к примеру, с продажей вооружения, то почему он не копает вглубь, почему он не ищет того, кто продал, почему не ищет адреса, по которому оружие отправлено? Ответ на этот риторический вопрос, мне кажется, очевиден – нет этих адресов, а есть выдуманная от начала до конца сенсация.

Аналитики, я имею в виду тех, кто стремится серьезно разобраться в ситуации, часто задаются вопросом, откуда в России внезапно появилось такое количество богатых людей. Мне ситуация видит ся такой. Когда распался Советский Союз и оказалось бесхозным огромное количество материальных ценностей и просто живых денег, нашлись люди, которые сумели эти ценности не прибрать к рукам, но разумно их использовать, не поддавшись общему разгиль-дяйству и всеобщей растерянности. Вполне вероятно, что именно эти люди обладают каким-то особым складом ума, и это их отличает от общей массы, именно это качество делает их настоящими бизнесменами. Ведь общеизвестно, что деньги – это самостоятельная сила, которая сама живет, притягивая к себе людей и одаривая тех, кто разумно этой силой распоряжается, какими-то благами. И вот эти российские деньги, оказавшись бесхозными, начали двигаться. Собственно говоря, они не возникли ниоткуда и никуда не исчезали. Просто раньше, при Советском Союзе, эти материальные ценности существовали как нечто эфемерное, работая в так называемом безналичном коридоре. А потом в силу сложившейся политической и социальной ситуации уже наполненный мешок лопнул и материализовавшаяся масса сама стала искать себе выход. И тогда нашлись люди, которые, пользуясь своими знакомствами, связями, умением убеждать, могли открыть какую-то дверь, зайти к высокопоставленному чиновнику и получить от него подпись, позволявшую переместить определенные ценности, скажем, из пункта А в пункт Б. И никакого криминала в этом нет и не было. Эти деньги, как ни фантастически звучит такое утверждение, никому не принадлежали, потому что не было государства – в привычном понимании. И, разумеется, когда новоявленные миллионеры, не считавшие нужным скрывать свое богатство, выплыли на поверхность, они вызвали ненависть окружающих, и толпа завопила: они же мироеды! Но так было в 1917-м, так было во время восстания Болотникова, так было всегда… Гнев плебса всегда выражается примитивной формулой: мироеды наживаются на бедных. А никто ни на ком не наживался. Никто ни у кого денег не воровал. Но сейчас у этих самых миллионеров возникает оторопь. Не объясненная в свое время ситуация, когда использовались связи, личные отношения, склад ума и так далее, теперь работает против них. Россия выходит на второй этап развития капитализма, когда основой становятся инвестиции. Эти люди начинают страдать от необъясненности. И вот тут уже можно проводить селекцию между тем, кого считать уголовным преступником и кого считать реальной движущей силой общества, а не сваливать их в общую кучу.

Я далек от мысли и желания утверждать, что все, без исключения, российские журналисты не сумели осмыслить всю глубину происходящих процессов. Вовсе нет. Были и серьезные исследования и искреннее желание скрупулезно во всем разобраться. Но российская пресса перестраивалась вместе со всем обществом, появилась целая категория журналистов, которые свои публикации стряпали лишь в угоду обывателю. В обиход вошли такие термины, как “рэкет”, “мафия”. Хотя сами эти понятия, вернее явления, были с правовой и даже смысловой точки зрения предельно искажены. Ведь что такое рэкет даже не в западном, а просто в юридическом понимании? Рэкет – это и есть понятие организованной преступности. В России же рэкетом стали именовать вульгарное вымогательство, движение так называемой крыши. Несколько лет назад здесь создался совершенно не защищенный класс новых предпринимателей. С одной стороны, этот класс всячески выталкивался наверх новой властью. Это была опора и надежда общества, новые российские капиталисты, на которых делала ставку власть. Но, с другой стороны, это были совершенно бесправные люди, интересы которых не были представлены ни юридически, ни экономически, ни нормативными актами. И эти люди вынуждены были создавать соответствующие защитные структуры. Обладающие более или менее серьезным капиталом создавали собственные структуры, кто помельче, предпочитали создавать не собственную структуру, а обращаться в уже существующие. И то, что сейчас в российской печати говорится о рэкете, надо строго дифференцировать. Наверняка какая-то доля правды в общем сложившемся мнении есть. Никто не говорит, что в России рэкета не существует. Рэкет стал одной из основных форм отъема денег у преуспевающих людей. Если у какой-то части населения появилось больше денег, то появилась другая часть, которая эти деньги захотела отнять. Среди защитных структур были и такие, которые занимались открытым бандитизмом, вымогательством, но были и те, кто попросту защищал свой бизнес от влияния извне. Их же в глазах общества, иными словами, формируя общественное мнение, никто не разделял.

Те из российских бизнесменов, которые были помощнее, как уже говорилось, позаботились о том, чтобы сохранить свой капитал. И тут же возник разговор о русской мафии. Вот тут-то хор распался на отдельных певцов. Специалисты по исследованию деятельности мафии утверждают, что это терминологическая путаница. Слово “мафия” придумали опять-таки российские журналисты, точно так же, как они придумали лидеров этой мафии. Американские эксперты называют это явление либо “русскоязычная организованная преступность”, либо просто “преступность”, но никогда не “мафия”. “Рашен мафия” – это название для фильма, но никак не юридический термин, определяющий явление. Российскую организованную преступность в той степени, в какой она тревожит правоохранителей, ничто не роднит со структурой мафии. Это не пирамида, это не треугольник, это не организация, четко подчиненная снизу доверху. Мафия, напомню, – это клан, управляемый одним человеком. Под ним стоят капитаны, под ними – лейтенанты, под лейтенантами стоят солдаты. Помимо этого, есть люди, связанные с мафией, но в ней не состоящие. Членство в мафии – удел далеко не многих, в мафию принимают, и это целая церемония. В России же ничего подобного нет. И все эти организации, которые пытаются создать в глазах общества правоохранители, журналисты или сами преступники, это странные конгломераты – то ли дружеское застолье, то ли общество, где все друг друга знают, друг с другом выпивают, периодически переметываются к соседям без всякой вражды, делают взаимовыгодные предложения, ведут дела друг с другом, что для мафии категорически исключено. Можно говорить, допустим, о том, что американская мафия инфильтрировалась в профсоюзное движение. Но американская мафия никогда не инфильтрировалась в государственные структуры. В этом смысле ее можно сравнить с “ворами в законе”, которые когда-то не имели права даже разговаривать с представителями власти. Американская мафия в 1940—1950-х годах подчинила себе некоторые профсоюзы, которые оказывали какое-то давление на различные контракты. В России сегодня говорят, что Дума почти полностью состоит из продажных депутатов, что чуть ли не у каждого задержанного преступника находят удостоверение помощника депутата Думы. Это совершенно другое явление. Это не мафия, это коррупция институтов управления. И к мафии это не имеет никакого отношения.