Михайлов или Михась? (СИ)

В Москве Антону нравилось все: широкие проспекты, его офис в гостинице «Интурист», всегда праздничная Тверская улица, а пуще всего ему нравилось, что, куда бы он ни обращался в российской столице, повсюду его, австрийского бизнесмена Кандова, неизменно встречали предупредительно вежливыми улыбками.

Как-то вечером Кандову в офис позвонил его московский партнер по бизнесу.

– Антон, приезжай, поужинаем вместе. Кандов взглянул на часы, было около девяти.

– Да поздновато вроде, – засомневался он.

– Подумаешь, поздновато, – продолжал настаивать компаньон. – Я ужин своими собственными руками приготовил, на столе будет все, что ты любишь. Садись в машину – и через двадцать минут тебя ждет роскошный стол, пальчики оближешь.

Соблазненный не столько обильным ужином, сколько перспективой не сидеть весь вечер в гостиничном номере, Антон быстро собрал все бумаги, запер их в сейф и, усевшись в арендованный

«мерседес», коротко бросил водителю:

– Проспект Мира.

Вечер прошел спокойно, в ничего не значащих разговорах. О бизнесе говорить не хотелось, болтали о всяких пустяках. Когда ужин закончился, хозяин дома проводил гостя до дверей. На лестничном пролете между вторым и первым этажами Антон увидел трех поднимающихся наверх мужчин. Он посторонился, уступая им дорогу, и тут же получил сильнейший удар в солнечное сплетение. Дыхание перехватило, Антон даже вскрикнуть не мог. Его ударили еще несколько раз, подхватив под руки, вытащили из подъезда, затолкали в стоявшую прямо возле дверей «Волгу», и машина резко сорвалась с места. Долго петляла по каким-то плохо освещенным и вовсе не освещенным улицам, так что Антон, сколько ни вглядывался, не мог определить, где они едут. Да и Москву он знал не настолько хорошо, чтобы сориентироваться. Наконец остановились. Эти трое, что напа-ли на Кандова в подъезде, вытащили его из машины, заломили ему руки за спину так, что пришлось согнуться почти до земли, и потащили. Ступени, по которым его волокли, вели вниз, и скоро они очутились в каком-то просторном подвале. Пахло сыростью, гнилью.

Один из мучителей отошел в угол подвала, с чем-то там повозился, потом вернулся, держа наготове шприц, наполненный мутноватой жидкостью. Завернув выше локтя рукав Антоновой сорочки, умело сделал ему укол. Тогда Кандов еще не знал, что вкололи ему наркотик. В подвале его продержали три дня, охраняли и днем, и ночью и ни о чем с пленником не говорили. Эта троица умудрялась разговаривать, не называя даже имен друг друга. Вопросов, которые Антон пытался задавать, они словно и не слышали. Все трое, на-сколько Кандов мог понять, были русскими, все трое были молоды и крепки – вот и вся та скудная характеристика, которую он мог бы им дать. Наркотики ему кололи ежедневно, и тогда он забывался в полусне, им овладевало полнейшее равнодушие, не хотелось ни двигаться, ни даже думать.

Через три дня его вывели из подвала, снова затолкали в машину, на сей раз эта была не «Волга», а «жигуль», снова повезли по ночной Москве. Где-то на пустыре, Кандову показалось, что уже давно выехали за город, остановились. Рядом стояло несколько громадных КамАЗов. В кабину одного из них усадили Антона. Небритый человек со жгуче-черной щетиной с явным кавказским акцентом сказал:

– Пикнешь – убьем сразу, – и для убедительности показал пистолет.

КамАЗы двинулись в путь. Проезжали города, поселки, мчались по трассам, мелькали названия населенных пунктов, но Антону они ни о чем не говорили, он даже приблизительно не мог определить направление движения.

В кабине КамАЗа кроме него были еще трое водителей, сменявшихся поочередно. Все трое, как вскоре понял Антон, из Чечни. За своего пленника они, похоже, не беспокоились, уверенные, что тот никуда не денется. Кормили тем, чем питались сами, видимо, проинструктированные, не забывали колоть ему наркотики. Несколько раз машину останавливали сотрудники ГАИ. Проверка документов занимала всего несколько минут, а в кабину никто из представителей милиции не заглянул ни разу. Через три дня пути Антон увидел огромный придорожный щит, на котором было написано «Грозный».

Кандова провели в дом, на пороге которого стояли несколько человек в камуфляжной форме, вооруженные автоматами. Посередине завешанной коврами комнаты стоял невысокого роста и плотного сложения чернобородый человек. «Доехали», – не спросил, а утвердительно произнес он. Это было единственное слово, которое Антон услышал в тот день. Перед ним молча поставили еду, также деловито-молча сделали ему наркотический укол, без слов указали на диван, где уже лежала стопка постельного белья. Все прояснилось на следующий день, когда в комнату вошли несколько чеченцев, которых Антону еще видеть не приходилось. Без всяких предисловий и лишних слов они сообщили Антону, что отпустят его, как только за него внесут выкуп – 10 миллионов долларов. Говорили они ему об этом спокойно, так, словно речь шла о каком-то сугубо обыденном деле. Уходя, обмолвились, что завтра ему предоставят возможность позвонить в Вену, брату Борису. Из разговора Антон понял, что с братом уже разговаривали и эти условия ему сообщили.

Борис Кандов – крупный австрийский бизнесмен, успешно ведущий свои дела во многих странах мира. Захватив Антона в Москве и доставив его в Чечню, чеченцы не сомневались, что за младшего брата Борис отдаст выкуп.

По поводу захвата Антона Кандова в те дни да и впоследствии ходило множество различных версий. Поговаривали, что источником информации да и наводчиком мог стать один из компаньонов Антона по работе в Москве. Но ни одна из версий не нашла своего логического подтверждения. Скорее всего, потому, что после счастливого освобождения Антона из чеченского плена никто уже тща-тельными расследованиями не занимался. Власти Австрии были удовлетворены тем, что гражданин их страны оказался в итоге дома практически невредимым. Москва официального уголовного дела по факту пропажи иностранца не возбуждала, а в Чечне в 1994 году заложников брали пачками, и пленение иностранцев стало там делом совершенно обыденным.

Как Антону и обещали, ему позволили связаться по телефону с братом. Для этого его привезли в город, завели на почту, но там, хотя и стояли кабины с телефонами междугородной связи, ему дали сотовый телефон. Антон привычно быстро набрал знакомый номер и уже вскоре услышал голос Бориса.

– Где ты, где ты? – кричал в трубку Борис.

– Я в Грозном, они охраняют меня, требуют выкуп…

Едва он произнес эти слова, один из охранников вырвал из его рук телефон и прорычал:

– Эй ты, поменьше болтай.

Трубку ему вернули, еще с минуту брат расспрашивал Антона о его самочувствии, потом разговор прервался. Кандова привезли в тот же дом, но уже вскоре снова вывели на улицу и усадили в машину. Очевидно, бандиты решили, что рискованно оставлять пленника в Грозном, коли он успел все-таки сообщить брату, что находится в этом городе. Через несколько часов они оказались в горном ауле.

* * *

АНТОН КАНДОВ:

В том горном доме меня тоже охраняли с автоматами. Но эти люди по отношению ко мне были довольно доброжелательны. В них каким-то удивительным образом сочетались их обязанности охранников и кавказское гостеприимство. Готовя обед, они всегда интересовались, что бы мне хотелось попробовать, и старались баловать меня блюдами кавказской кухни. В то же время следили за мной зорко и не забывали колоть мне наркотики. Я в книгах читал, да и так слышать приходилось, как сажали людей «на иглу», превращали их в наркоманов, и этого я боялся больше всего. Но теперь-то я знаю точно, если человек сам не хочет стать наркоманом, он им не станет. Конечно, после окончания моего кавказского плена мне пришлось какое-то время провести в больнице, мне очищали кровь, но все закончилось благополучно, ни разу не испытал я потребности в наркотиках, напротив, всегда вспоминаю о них с отвращением.

Конечно, я пытался своих охранников убедить, чтобы они мне наркотиков не кололи, но в этом они были непреклонны, извиняющимся тоном говорили, что делают то, что им приказано, но ни одного укола ни разу не пропустили. Я, в свою очередь, подчеркивал всякий раз, что понимаю их и обиды не держу. Так что между нами установились вполне дружелюбные отношения. Во всяком случае, меня никто не бил, напротив, они старались подчеркнуть, что, хотя я и остаюсь пленником, они относятся ко мне, как к гостю. Ситуация была какая-то ненормальная, но что мне оставалось делать, я, как говорится, принимал эти правила чужой игры. Я очень люблю готовить и несколько раз даже сам готовил обед. Они ели, искренне хвалили, говорили, что я отличный парень, они бы хотели иметь такого друга. Но автоматов своих даже при этих словах из рук не выпускали.