Москва и москвичи

ка ролей и исполнение удивительные. Заставят пересмотреть, а то и примерить всё: и шубу, и пальто, и поддевку. - Да ведь мне ничего не надо! - Теперь не надо. Опосля понадобится. Лишнее знание не повредит. Окромя пользы, от этого ничего. Мо[66] жет, что знакомым понадобится, вот и знаете, где купить, а каков товар - своими глазами убедились. Шумит зазывала на улице у лавки. Идет строгая дама. - Сударыня! У нас покупали. Для супруга пальто, для деток поддевки-с... Дама гордо проходит мимо. Тон зазывалы меняется. - Сударыня, сударыня! Из брюк чего-нибудь не желаете ли!..- кричит ей вдогонку при общем хохоте зазывала и ловит новых прохожих. А какие там типы были! Я знал одного из них. Он брал у хозяина отпуск и уходил на масленицу и пасху в балаганы на Девичьем поле в деды-зазывалы. Ему было под сорок, жил он с мальчиков у одного хозяина. Звали его Ефим Макариевич. Не Макарыч, а из почтения - Макариевич. У лавки солидный и важный, он был в балагане неузнаваем с своей седой подвязанной бородой. Как заорет на все поле: - Рррра-ррр-ра-а! К началу! У нас Юлия Пастраны1 двоюродная внучка от облизьяны! Дыра на боку, вся в шелку!..- И пойдет и пойдет... Толпа уши развесит. От всех балаганов сбегаются люди "Юшку-комедианта" слушать. Таращим и мы на него глаза, стоя в темноте и давке, задрав головы. А он седой бородой трясет да над нами же издевается. Вдруг ткнет в толпу пальцем да как завизжит: - Чего ты чужой карман шаришь? И все завертят головами, а он уже дальше: ворону увидал - и к ней. - Дура ты дура! Куда тебя зря нечистая сила прет... Эх ты, девятиногая буфетчица из помойной ямы!.. Рр-ра-ра! К началу-у, к началу! Сорвет бороду, махнет ею над головой и исчезнет вниз. А через минуту опять выскакивает, на ходу бороду нацепляет: - Эге-ге-гей! Публик почтенная, полупочтенная и которая так себе! Начинайте торопиться, без вас не начнем. Знай наших, не умирай скорча. ------------------------------1 Женщина с бородой, которую в то время показывали в цирках и балаганах. [67] Вдруг останови гея, сделает серьезную физиономию, прислушивается. Толпа замрет. - Ой-ой-ой! Да никак начали! Торопись, ребя! И балаган всегда полон, где Юшка орет. Однажды, беседуя с ним за чайком, я удивился тому, как он ловко умеет владеть толпою. Он мне ответил: - Это что, толпа-баранье стадо. Куда козел, туда и она. Куда хочешь повернешь. А вот на Сухаревке попробуй! Мужику в одиночку втолкуй, какому-нибудь коблу лесному, а еще труднее-кулугуру степному, да заставь его в лавку зайти, да уговори его ненужное купить. Это, брат, не с толпой под Девичьим, а в сто раз потруднее! А у меня за тридцать лет на Сухаревке никто мимо лавки не прошел. А ты-толпа. Толпу... зимой купаться уговорю! Сухаревка была особым миром, никогда более не повторяемым. Она вся в этом анекдоте: Один из посетителей шмаровинских "сред", художникреставратор, возвращался в одно из воскресений с дачи и прямо с вокзала, по обыкновению, заехал на Сухаревку, где и купил великолепную старую вазу, точь-в-точь под пару имеющейся