Традиции свободы и собственности в России (СИ)

(В неспокойные времена избиратели инстинктивно консолидируются вокруг самой сильной, по их ощущению, партии. В кризисном 1968 году голлисты во Франции получили на выборах 300 мандатов из 483 — пропорция близкая нынешней «единоросской». Сходные цифры имели либерал-демократы в Японии: 296 из 467. И никто не утверждал, что французская или японская демократия под угрозой. Да и в Германии было такое, что ХДС-ХСС доставалось 270 мест из 497 — заметно больше половины мест в Бундестаге.)

Яркий пример слома «доминантной» модели явила стомиллионная Мексика. Институционно-революционная партия правила здесь (под разными названиями) после кровавой гражданской войны 1910-17 годов и длившегося до 40-х годов периода анархии, хаоса и разрухи почти монопольно. Конечно, не так монопольно, как КПСС: в Мексике не были запрещены другие политические партии, но о своем президенте они даже не мечтали. ИРП была не политической, а государственной партией с вышколенным аппаратом на всех уровнях. Выдвинутый из руководства ИРП кандидат в президенты автоматически становился главой государства. Но даже за формальную демократию приходится платить проведением регулярных выборов. Для КПСС это было (как ей казалось) не опасно — конкурентов на выборах она не имела. А в Мексике конкуренты все-таки были, причем уже с середины 80-х кандидаты от оппозиции начинают завоевывать важные позиции на местных выборах. Партии-гегемону был брошен вызов, и в августе 2000 года президентом впервые стал кандидат от оппозиции, Национальной партии действия (НПД), Висенте Фокс. Следующим президентом в июле 2006 года избран Фелипе Кальдерон, и опять от НПД. Вторым на этих выборах, с крайне малым отрывом, был кандидат от Партии демократической революции, а кандидат от еще недавно всемогущей ИРП занял третье место, ощутимо отстав.

Можно вспомнить также, как утратила монополию на власть партия Индийский национальный конгресс, практически безраздельно правившая Индией в 1947-1977 годах и (уже не так безраздельно) в 1980-89. В нынешнем составе индийского парламента ИНК довольствуется 145 местами из 545.

Шаги к большему плюрализму делает даже, страшно произнести, Англия. В этой стране после 1922 года фактически сошли со сцены «виги» (Либеральная партия) и утвердилась двухпартийная (консерваторы и лейбористы) система, при которой «победитель получает всё». Однако наследники «вигов» в последние годы движутся к тому, чтобы стать полновесной третьей партией. А там, кто знает, не возродится ли в Англии практика коалиций? Появление третьей партии нельзя исключить даже в США. Демократия нигде не стоит на месте.

На стыке XX и XXI веков общемировым правилом стали «кадровые» партии и партии «ad hoc» — «для [данного] случая», а массовые — исключением, что объясняется атомизацией постиндустриального общества, ростом индивидуализма, особой ролью СМИ и Интернета. Обличителям «Единой России», утверждающим, что она «создана из ничего», что у нее нет идеологии и т.д., полезно будет узнать, что итальянская партия «Вперед, Италия» неизмеримо более внеидеологична. Сильвио Берлускони создал ее в течение нескольких недель на базе клубов болельщиков футбольной команды «Милан», вслед за чем новенькая партия победила на парламентских выборах 1994 года.

Вообще довольно забавно слышать утверждения о «провале» и даже «окончательном крахе» многопартийности и демократии вообще в России. В связи с переходом на партийно-пропорциональную систему выборов депутатов Государственной Думы заголовки в европейских газетах (толковые, как всегда) сообщали, что «царь Путин убил русскую демократию». Отечественная оппозиция высказывались не менее резко, хотя реформа должна была бы ее радовать. Поясню с помощью цифр, почему.

Нынешняя Дума избрана в декабре 2003 года, в выборах приняли участие 23 партии, явка составила 56%. В одномандатных округах число претендентов на одно депутатское место равнялось в среднем 8,5, а в одном округе достигло 23. Несмотря на такой плюрализм, одномандатные округа при смешанной системе выборов были очень удобны именно партии большинства: из 222 депутатов, избранных в одномандатных округах, 184 входят во фракцию «Единой России». А ведь в общей сложности эта партия получила заметно менее половины (37,6%) поданных голосов. Если бы уже в декабре 2003 года выборы происходили по новой схеме, «Единая Россия» имела бы (это давно подсчитано77, но каждый может пересчитать самостоятельно) 239 депутатских мандатов вместо 305. То есть, реформа невыгодна как раз «Единой России».

Продолжим. Коммунисты получили 12,6% голосов и 51 место в Думе. По новой схеме им бы досталось 80 мест. За ЛДПР (партию Жириновского) проголосовали 11,5% избирателей. Ее результат — 36 мест (вместо 73). Результаты «Родины» соответственно 9% и 39 (вместо 58) мест. Правда, по новой схеме в Думу уже бы не попали те 19 депутатов, которые не входят ни в одно партийное объединение78.

Пятое место (4,8%) в декабре 2003-го занял «кандидат Против всех». Не одолели пятипроцентную планку «Яблоко» (набравшее 4,3%), Союз правых сил (4%) и еще семнадцать мелких партий. Всего за партии, прошедшие в Думу, подано 70,7% поданных голосов. В пользу этих партий отошли и сложным образом, в соответствии с законом, распределились остальные 29,3% голосов.

Пропорциональная система подталкивает мелкие партии к объединению. Без этого отдаваемые за них голоса будут и дальше пропадать зря. При пропорциональном представительстве голос каждого избирателя значит больше, чем при мажоритарном, поэтому к урнам, как показывает зарубежный опыт, является больше людей. Об этом тоже нельзя забывать в условиях мировой тенденции снижения активности избирателей.

На человеческом уровне Дума была бы, конечно, богаче оттенками, пройди в нее Союз правых сил, слывущий (на Западе) носителем правых и либеральных идей, но едва ли он что-то добавил бы к и без того правоцентристскому и либеральному курсу Думы и руководства страны в целом. Все законы в экономической и социальной сфере, принимаемые нынешней Думой — либерального толка. Иногда слишком либерального, яркий пример — новые миграционные законы. А кто идеологи законодательства? Кто готовит основу законопроектной работы правительства? Известно, кто: правые и либералы — в МЭРТе, Минфине, Центробанке, Институте проблем переходного периода, Высшей школе экономики, Центре стратегических разработок на Якиманской набережной. Низкие результаты СПС отразили отношение большинства электората персонально к нескольким лицам вроде Гайдара, Чубайса, Коха, Кириенко, Немцова, которых они — справедливо или нет — считают ответственными за все те (неизбежные!) «проблемы переходного периода», изучением которых, судя по его названию, занимается гайдаровский институт. Сторонникам СПС нет смысла негодовать на решение избирателей. Людям сильнее запоминается плохое, а хорошее они воспринимают как должное, так устроен человек.

Тяготясь складывающимся либерально-правоцентристским имиджем, «Единая Россия» шаг за шагом конструирует собственный «социально-консервативный» проект, близкую к той золотой середине между либерализмом и социал-демократией, которую неубедительно обещал своим избирателям ворчливый Явлинский. То есть, «Единая Россия» отбирает шансы не только у правых, но и у «Яблока». Но чтобы увлечь впадающего в апатию российского избирателя, «социально-консервативный проект» должен оказаться шедевром конкретики — вроде французского «Общественного договора» или «125 проектов обновления Италии»79.

Если шедевр не удастся, переход на партийно-пропорциональную схему выборов чреват для «Единой России» немалым политическим риском. Повторив (допустим) успех 2003 года, т.е. получив 38% голосов, партия получит и 38% мест в Думе, а не 68% как сегодня. Авторы избирательной реформы не могли это не учитывать, из чего можно сделать вывод: заявленная цель реформ совпадает с истинной. Эта цель — ускорить формирование в России полноценных партий. Рискуя конституционным большинством у пропрезидентской партии в Думе! Такая решимость вызывает уважение.