Атомная бомба

И это письмо в. Л. Комаров отправляет Сталину.

В ответ – молчание.

Уже в сентябре 1945 года, когда ядерная бомба заявила о себе в Японии, Л.П. Берия подготовил письмо для Сталина, в котором анализируется ситуация с предложением о сотрудничестве Жолио-Кюри. В частности, Берия отмечает:

«Проф. Жолио как один из крупнейших специалистов в вопросах ядерной физики и его сотрудники, работавшие в Канаде и Франции над проблемой урана, были бы полезны нам, если бы возможен был их переезд в СССР для постоянной или длительной (лет на 3–5) безвыездной работы в СССР…

В беседе с нашими физиками Жолио сообщил лишь некоторую часть известных нам уже данных о работах над проблемой урана в Америке и Англии.

Из беседы с проф. Жолио выяснилось, что он предполагает осуществлять сотрудничество с советскими учеными в форме взаимной консультации и использования нашего сырья, денежных субсидий и материальной помощи для ведения указанных работ во Франции по общему плану с СССР.

Предлагаемая Жолио форма сотрудничества неприемлема ввиду секретности работ по урану. При этом Жолио в беседе заявил, что, как он предполагает, де Голль будет против его сотрудничества с СССР…»

Сталин решил, что привлекать Жолио-Кюри к работам по «Атомному проекту» не стоит, мол, его общественная деятельность во Франции будет на пользу СССР Однако чтобы ученый не обиделся, с ним началась переписка из Академии наук. В письмах задавалось множество вопросов, и Жолио-Кюри очень быстро понял, что в Москве просто хотят контролировать его работу.

В решении атомной проблемы Франция пошла своим путем. Но это не мешало Л.П. Василевскому несколько раз встречаться с ученым и обсуждать развитие политических событий в мире. Интересоваться сутью работ Ф. Жолио-Кюри уже не имело смысла: чем-то реально помочь нашим ученым он не мог.

кто же был пленным?

В поверженной Германии появились специальные отряды, которые разыскивали физиков и других специалистов, которые могли работать над ядерным оружием.

Практически везде американцы старались опередить нас. Чаще всего им это удавалось… Однако кое-что удалось сделать и нашим специалистам. И.В. Курчатов в начале 1946 года сделает такое признание:

«До мая 1945 года не было надежд осуществить уран-графитовый котел, так как в нашем распоряжении было только 7 тонн окиси урана и не было надежды, что нужные 100 тонн урана будут выработаны ранее 1948 года. В середине прошлого года т. Берия направил в Германию специальную группу работников Лаборатории № 2 и НКВД во главе с тт. Завенягиным, Махневым и Кикоиным для розысков урана и уранового сырья. В результате большой работы группа нашла и вывезла в СССР 300 т окиси урана и его соединений, что серьезно изменило положение не только с уран-графитовым котлом, но и со всеми другими крановыми сооружениями…»

Мне кажется, что это признание Игоря Васильевича ставит достойную точку в споре, который велся историками на протяжении многих десятилетий. Одни настаивали на решающем участии немецких специалистов и материалов, добытых в Германии, в нашем «Атомном проекте», другие же старались преуменьшить, а подчас и полностью затушевать их роль в создании советского атомного оружия. Истина, как бывает в этом случае, находится где-то посередине, и Курчатов именно об этом свидетельствует.

Правда, всего Игорь Васильевич не сказал. Он не мог этого сделать в то время, потому что по-прежнему на всех документах стоял гриф «Совершенно секретно». Потребовалось полвека, чтобы его наконец-то снять…

Главные события вокруг урана в Германии начинают разворачиваться в апреле 1945-го.

Л.П. Берия получает два письма – от В. Махнева, непосредственно отвечающего на «Атомный проект», и от в. Меркулова, который внимательно следит за всей информацией, поступающей от разведчиков. В первом письме, в частности, говорится:

«В Верхней Силезии, в 45 километрах к югу от г. Лигниц, где сейчас идут военные действия, находится урановое месторождение Шмидеберг… Желательно командировать на 2-й Украинский фронт несколько геологов и специалистов по переработке руд для выяснения на месте характеристики названного месторождения и внесения предложений об их использовании.

Одновременно следует послать специалистов на 3-й Украинский фронт для ознакомления с Радиевым институтом в г. Вене, который, по-видимому, был использован немцами для работ по урану.

Прошу Вас разрешить срочно командировать в указанные районы следующих специалистов:

на 3-й Украинский фронт – физика Флерова Г.Н., физика Головина И.Н. (от Лаборатории № 2 АН СССР);

на 2-й Украинский фронт – геолога проф. Русакова М.П., геолога Малиновского Ф.М. (от Комитета по делам геологии при СНК СССР).

Обе группы перечисленных специалистов необходимо возглавить работниками НКВД…»

Последняя приписка характерна для того времени: ученых необходимо контролировать даже в тех случаях, когда их благонадежность и не вызывает сомнений.

Ну а самим ученым говорилось, что присутствие работников НКВД объясняется обеспечением их безопасности. Впрочем, такое утверждение не лишено оснований: союзники внимательно следили за работой наших специалистов. Конечно, в тех случаях, когда им становилось известно о таких группах.

Наши разведчики также не спускали глаз со своих «подопечных». Об этом свидетельствует, в частности, письмо Меркулова:

«По агентурным данным, полученным от не вызывающего сомнения в искренности источника, резидент НКГБ в Лондоне сообщил, что имеющиеся в наличии во Франции и Бельгии запасы урана немцы вывезли в 1942 году в Силезию и другие восточные области Германии…»

Тогда еще не было известно, что в общей сложности из Бельгии в Германию было вывезено более 3500 тонн урановых солей, из которых к концу войны было получено почти 15 тонн металлического урана.

Часть этого урана удалось найти и переправить в СССР…

В те праздничные дни, когда советские люди ликовали, Курчатов направляет ряд писем Берии. Игорь Васильевич торопится. Он понимает, что промедление может оказаться для «Проекта» губительным: работы затянутся на месяцы, а, возможно, и годы, если сейчас, в эти дни, не предпринять самые энергичные меры.

5 мая 1945 года под грифом «Сов. секретно. Особой важности» он пишет:

«Последняя полученная нами информация о работах за границей показывает, что в настоящее время в Америке уже работает 6 уран-графитовых котлов, в каждом из которых заложено около 30 тонн металлического урана.

Два из этих котлов используются для научных исследований, а четыре, наиболее мощные – для получения плутония.

В той же информации указано, что толчок тем грандиозным работам по урану, которые сейчас проводятся в Америке, был дан получением из Германии отчетов об успехах в области котлов «уран – тяжелая вода».

В связи с этим, я считаю совершенно необходимой срочную поездку в Берлин группы научных работников Лаборатории № 2 Академии наук Союза ССР во главе с т. Махневым В.А. для выяснения на месте результатов научной работы, вывоза урана, тяжелой воды и др. материалов, а также для опроса ученых Германии, занимавшихся ураном…»

В тот же день Берия получает любопытную информацию из Действующей армии. В ней сообщается, что в Берлине обнаружен Институт теоретической физики, где шли работы по урану и радию. Там найдено 50 килограммов металлического урана и около двух тонн окиси урана.

Решено срочно направить в Институт Флерова и Арцимовича, чтобы они осмотрели лаборатории и побеседовали с учеными…

Через три дня – 8 мая – Курчатов предоставляет Берии список немецкий ученых, которые могут быть причастны к работам по урану в Германии. В списке 35 человек. Игорь Васильевич знал этих ученых по тем публикациям в научных журналах, которые были ему доступны. К сожалению, большинство из этих ученых оказались у американцев.