Руина, Мазепа, Мазепинцы

пыткою Искра объявил: <Слышал я от Кочубея, что у него был

совет с миргородским полковником Апостолом и с генеральным

судьею Чуйкевичем против гетмана; думали они миргородского

полковника избрать в гетманы. Чуйкевич к Кочубею присылал

записку, где писал: <За Днепром огонь загорается, сохрани Бог, как бы и у нас не загорелся>.

Тогда приведен был к пытке Кочубей. Не допуская себя до

мучений, он объявил, что никакой измены за гетманом не знает1, что все это выдумал он по домашней к гетману злобе, а Чуйкевич

такой записки, как говорит Искра, ему не писывал.

Искру вторично подвергли пытке на том основании, что

Кочубей отрицал то, что показывал Искра. Дали Искре еще восемь

ударов. Искра подтвердил, что за гетманом ничего не знает, кроме верности его государю. Весь донос выдумал Кочубей по

злобе на гетмана, а его, Искру, убедил пристать по свойству и

по дружбе.

Привели к пытке Кочубея. Еще раз, желая избегнуть мучений, он твердо уверял, что затеял на гетмана ложный донос по злобе, а от миргородского полковника ничего не слыхал, кроме того

только, что тот запискою предостерег его в то время, когда гетман

посылал взять его в Диканьке. Но Кочубея всетаки подвергли

пытке и дали ему пять ударов. Допытывались от него: <Не было

ли ему подсылки от неприятелей, не затеял ли он доноса по

неприятельским фракциям, чтобы низвергнуть гетмана и выбрать

иного к тому их злому начинанию склонного и кто были еше его

единомышленники?> Кочубей повторял все то же, что и прежде: не знает он никакой неверности за гетманом, не было никаких

от неприятелей подсылок, не было у него единомышленников, кроме Искры, и весь донос затеял он на гетмана ложно2.

* <…И спрашивали в застенке Кочубея против Искриных слов, и он

сначала мялся, а Искра его в том уличал, а потом Кочубей принес

повинную, что он все то, что написал на гетмана, затеял только с единой

злобы своей домашней за дочь и все, что в том объявлении своем к улике

гетмана писал, все то затеял, хотя тем свое воровство утвердить>.

(Государственный архив. Кабинетские дела. Отделение И. Кн. № 8. Письма

Головкина.)

2 <…Понеже Кочубей зело стар и дряхл безмерно, того ради мы еще

более пытать его опасались, чтобы прежде времени не издох, о чем

донесет вашему величеству Озеров, который при том сам был>. (Там же.) 623

Головкин писал к гетману, что следует, заковавши в железах, прислать миргородского полковника к следствию о деле Кочубея

и Искры. Несколько раз повторялось это требование. Мазепа всеми

способами старался выгородить Апостола и отписывался тем, что

посылать его скованным опасно, чтобы не произошло волнение

между козаками1.

1 <…Миргородского полковника злесь в войску прежде врехмени без

очевидного обличения взять, ковать и до Киева за караул посылать нельзя-

никакою мерою, покамест очною ставкою он полковник не уличится и

не обличится, если он имел какое с Кочубеем в воровстве теперешнем

согласие, а наипаче ныне когда и сам Кочубей згОворил и очистил его, полковника миргородского, от того согласия, и если под сее время, а еще

и в войску возмется тот полковник, то может учиниться мятеж и бунт, чего сохрани Боже, понеже его, миргородского полковника, все в войске

почитают и любят, а если его полковника та токмо вина изъявляется, что

он перестерег Кочубея от посланных моих, и о том вашей вельможности

объявляю, что он то учинил не нарочно, но сталось то з пригоды нечаянно

таким образом: когда и, исполняя премощный его царского величества

указ собственноручный, послал полковника гадяцкого и полковника

компанейского в трисотном числе компанеи тайно по Кочубея и Искру в

полк Полтавский и по отправке той посылки удерживал в собе тот секрет

чрез две недели и никому о том указе не объявлял, тогда пришед ко мне

господа сотники и полковники при боку моем обретаючиися, донесли мне, что козаки ходя собранием и пьяные и трезвые переговаривают и говорят

о некаких противных чести моей плевелах от Кочубея разсеянных, а один

из монастыря печерского схимонах муж словом и делом свят, у которого

для пользы духовной всегда бывают полковники и старшины, прислал

мне осторожность, что от Кочубея приносятся вредительные гонору моему

разглашения в народе. Того ради видя я, что воровство Кочубеево и Ис-

крино в явление приходит и предваряя дабы оттуды не учинился какой

митеж, а надеясь, что посланные мои компанеею имели уже стать в

полку Полтавском, понеже той их посылке уже две недели совершилося, призвал к себе генеральную старшину и полковников, где был и

полковник миргородский, объявил им дело и сказал, что по именному его

царского величества указу собственноручному послал компанею для взятья

Кочубея и Искры. Тогда полковник миргородский пад мне в ноги со

слезами учал просить указу листовного к посланным моим, чтобы они

зятя его, а сына Кочубеева не брали и не ковали, дабы дочь его не

испужалася и от печали не умерла, да и просил дозволения дабы мочно

было и ему, полковнику, написать до зятя своего, чтоб он, когда отца

будут брать, в то не мешался, который как сам затеял, так чтобы сам и

отбывал, а он зять чтоб ехал с своею женою до Сорочинен в дом его

полковничий. И по тому его полковника слезному прошению далем ему

до посланных моих лист, чтобы зятя его не занимали и не возбраняли

ехать в Сорочинцы, и ему полковнику позволилем до того своего зятя

писать, с которым моим листом до зятя а не до Кочубея послал он

полковник слугу своего прямо до маетности Кочубеевой, надеясь, что там

уже посланных моих застанет, который слуга не знаючи дела и розми-

нувши с посланными моими (которые за многими переправами а наипаче

на реках Днепре, Пеле, Ворскле и прочих и обходя прямой тракт для

порванных гребель от роспаления водного на Лубны, умедлили в том

пути) прибежал в маетность Кочубееву до Диканьки и явився во дворе

отдал сыну Кочубееву при самом отце от полковника миргородского тестя

624

27 апреля взяты в бумагах Кочубея челобитная на имя

государя, где изложена настоящая причина злобы к гетману, письма

гетмана к Кочубеевой Мотре и письмо самого гетмана по этому

поводу. Поп Иван Святайло сознался, что челобитную составлял

он, со слов Кочубея, который просил его, как духовную особу, сочинить, <вынимая тексты из Священного Писания>.

30 апреля Кочубей, Искра и все прикосновенные к делу, исключая ахтырского полковника, отправлены в оковах в

Смоленск. Их везли под караулом до Поречья на судне, а потом

на повозках в Смоленск. Там порассаживали их порознь, запретивши им видеться и сноситься между собою. При Кочубее

и Искре постоянно находились два офицера, переменяясь так, чтобы преступники не могли быть ни минуты без надзора. Хотя

поп Святайло, сотник Кованько, перекрест Яценко и писцы не

обвинялись прямо в доносе на гетмана, но министры нашли, что их нельзя отпускать в Украину, потому что тогда гетману

будет это <не без сумнения>. Министры предоставляли

окончательную судьбу всех преступников царской воле, но

представляли на утверждение царю приговор: Кочубея и Искру казнить

смертью, попа Святайла сослать в Соловки, а сотника Кованька

в Архангельск для поверстания в службу: Яценка и чернеца

Никанора, которые, собственно, были только передатчиками

доноса, за то, что впутались в чужие дела, сочли неприличным

оставлять в Украине и приговорили их сослать на жительство

в какие-нибудь великороссийские городы. Федора Осипова

отпустили с похвалою, нашедши его <человеком добрым, умным

и на нынешнее время потребным>. О нем написана была