Москва и москвичи

щается газом. По сторонам деревянные каютки-это "каморки", полутемные и грязные. Посередине стол, над которым мерцает в табачном дыме газовый рожок. [331] Вокруг стола четыре деревянных стула. В залах на столах такие же грязные скатерти. Такие же стулья. Гостинодворское купечество, ищущее "за грош да пошире" или "пошире да за грош", начинает здесь гулянье свое с друзьями и такими же покупателями с десяти утра. Пьянство, гвалт и скандалы целый день до поздней ночи. Жарко от газа, душно от табаку и кухни. Песни, гогот, ругань. Приходится только пить и на ухо орать, так как за шумом разговаривать, сидя рядом, нельзя- Ругайся, как хочешь,- женщины сюда не допускались. И все лезет новый и новый народ. И как не лезть, когда здесь все дешево: порции огромные, водка рубль бутылка, вина тоже от рубля бутылка, разные портвейны, мадеры, лиссабонские московской фабрикации, вплоть до ланинского двухрублевого шампанского, про которое тут же и песню пели: От ланинского редерера Трещит и пухнет голова... Пили и ели потому, что дешево, и никогда полиция не заглянет, и скандалы кончаются тут же, а купцу главное, чтобы "сокровенно" было. Ни в одном трактире не было такого гвалта, как в бубновской "дыре". В "городе" более интересных трактиров не было, кроме разве явившегося впоследствии в подвалах Городских рядов "Мартьяныча", рекламировавшего вовсю и торговавшего на славу, повторяя собой во всех отношениях бубновскую "дыру". Только здесь разгул увеличивался еще тем, что сюда допускался и женский элемент, чего в "дыре" не было. Фешенебельный "Славянский базар" с дорогими номерами, где останавливались петербургские министры, и сибирские золотопромышленники, и степные помещики, владельцы сотен тысяч десятин земли, и... аферисты, и петербургские шулера, устраивавшие картежные игры в двадцатирублевых номерах. Ход из номеров был прямо в ресторан, через коридор отдельных кабинетов. Сватайся и женись. Обеды в ресторане были непопулярными, ужинытоже. Зато завтраки, от двенадцати до трех часов, были модными, как и в "Эрмитаже". Купеческие компании после "трудов праведных" на бирже являлись сюда во [332] втором часу и, завершив за столом миллионные сделки, к трем часам уходили. Оставшиеся после трех кончали "журавлями". "Завтракали до "журавлей" - было пословицей. И люди понимающие знали, что, значит, завтрак был в "Славянском базаре", где компания, закончив шампанским и кофе с ликерами, требовала "журавлей". Так назывался запечатанный хрустальный графин, разрисованный золотыми журавлями, и в нем был превосходный коньяк, стоивший пятьдесят рублей. Кто платил за коньяк, тот и получал пустой графин на память. Был даже некоторое время спорт коллекционировать эти пустые графины, и один коннозаводчик собрал их семь штук и показывал свое собрание с гордостью. Здание "Славянского базара" было выстроено в семидесятых годах А. А. Пороховщиковым, и его круглый двухсветный зал со стеклянной крышей очень красив. Сидели однажды в "Славянском базаре" за завтраком два крупных афериста. Один