Москва и москвичи

рилажено нечто вроде гильотины: заберется вор - пополам его перерубит. В подвалах стояли железные сундуки, где вместе с огромными суммами денег хранились груды огрызков сэкономленного сахара, стащенные со столов куски хлеба, баранки, веревочки и грязное белье. Найдены были пачки просроченных векселей и купонов, дорогие собольи меха, съеденные молью, и рядом свертки полуимпериалов более чем на 50 тысяч рублей. В другой пачке-на 150 тысяч кредитных билетов и серий, а всего состояния было более 30 миллионов. В городе был еще один русский трактир. Это в доме Казанского подворья, по Ветошному переулку, трактир Бубнова. Он занимал два этажа громадного дома и бельэтаж с анфиладой роскошно отделанных зал и уютных отдельных кабинетов. Это был трактир разгула, особенно отдельные кабинеты, где отводили душу купеческие сынки и солидные бородачикупцы, загулявшие вовсю, на целую неделю, а потом жаловавшиеся с похмелья: - Ох, трудна жизнь купецкая: день с приятелем, два с покупателем, три дня так, а в воскресенье разрешение вина и елея и- к "Яру" велели... К Бубнову переходили после делового завтрака от Лопашова и "Арсентьича", если лишки за галстук перекладывали, а от Бубнова уже куда угодно, только не домой. На неделю разгул бывал. Много было таких загуливающих типов. Один, например, пьет мрачно по трактирам и притонам, безобразничает и говорит только одно слово: - Скольки? Вынимает бумажник, платит и вдруг ни с того ни с сего схватит бутылку шампанского и-хлесть ее в зеркало. Шум. Грохот. Подбегает прислуга, буфетчик. А он [330] хладнокровно вынимает бумажник и самым деловым тоном спрашивает: - Скольки? Платит, не торгуясь, и снова бьет... А то еще один из замоскворецких, загуливавших только у Бубнова и не выходивших дня по два из кабинетов, раз приезжает ночью домой на лихаче с приятелем. Ему отворяют ворота-подъезд его дедовского дома был со двора, а двор был окружен высоким деревянным забором, а он орет: - Не хочу в ворота, ломай забор! Не поеду! Хозяйское слово крепко и кулак его тоже. Затворили ворота, сломали забор, и его степенство победоносно въехало во двор, и на другой день никакого раскаяния, купеческая удаль еще дальше разгулялась. Утром жена ему начинает выговор делать, а он на нее с кулаками: - Кто здесь хозяин? Кто? Ежели я хочу как, так тому и быть! - А вы бы, Макарий Паисиевич, в баньку сходили помылись бы. Полегчает... - Желаю! Мыться! - А я баньку велю истопить. - Не хочу баню! Топи погреб! И добился того, что в погребе стали печку ставить и на баню переделывать... Но бубновский верх еще был приличен. Нижний же этаж нечто неподобное. - Что у тебя рожа на боку и глаз не глядит? - Да так вчера вышло... - Аль в "дыру" попал? - Угодил! Нижняя половина трактира Бубнова другого названия и не имела: "дыра". Бубновская "дыра". Благодаря ей и верхнюю, чистую часть дома тоже называли "дыра". Под верхним трактиром огромный подземный подвал, куда ведет лестница больше чем в двадцать ступеней. Старинные своды невероятной толщины- и ни одного окна. Освещается