Руина, Мазепа, Мазепинцы

не станем и выходить к вам-из Сечи не будем>.

Запорожская Сечь показала татарам, что Петрику на нее нечего

полагаться, но Петрик уверял Нуредцина и мурз, что в Гетманщине

встретят их не так, как в Запорожье. <Все города

малороссийские, - говорил Петрик, - признают меня гетманом и тогда оста-

470

нется разослать татар загонами в великороссийские украинные

города и в малороссийские слободские полки, чтобы вывозить оттуда

малороссиян на правую сторону Днепра>. Петрика особенно

занимала мысль вновь населить Правобережную Украину, и такая

мысль нравилась бусурманам, потому что малороссияне, перешедши на правую сторону Днепра, очутились бы под турецким

господством. Петрик писал письма в Чигирин и в Корсун, добиваясь, чтобы тамошние жители заранее признали его гетманом. Несмотря на

грубый .отказ всего запорожского коша, в Сече нашлось-таки

несколько забулдыг, которые тогда пристали к Петрику.

Татары с Петриком двинулись в Украину к Переволочне1.

Они намеревались напасть на этот городок ночью, но какой-то

хлопец, пойманный татарами, ушел из их рук, просидел некоторое

время закопавшись в снегу, потом вылез, прибежал в Переволочну

и дал впору знать о подходящем неприятеле. 15 января в полночь

явился Петрик с татарами. Он уверял Нуреддина, что переволо-

ченский сотник явится к нему с хлебом-солью. Вышло не так.

<Наши, - говорит современное донесение, - весело поиграли с

татарами; не без того, что и наших двух-трех они изрубили, зато

мы * их отбили знатно, и чернь косами татар рубала>. Татары

нахватали под Переволочною у жителей скота и овец, но салтан

рассердился за это, велел перебить у грабителей лошадей и самих

чуть не побил. Нужно было показать малороссиянам, что татары

идут к ним ка? союзники и избавители, а не как наездники.

Тогда Петрик стал уверять Нуреддина, что если Переволочна не

сдалась, то другой пограничный городок Кишенка непременно

сдастся. Петрик встретил кишенцев-, ездивших в степь за сеном, и

навязал им <прелестное> письмо, обращенное ко всему товариству и к

посполитым людям города Кишенки. <Прошлого лета, - писал

он, - приходили мы с ордою за тем, чтоб освободить вас всех от

московского ярма, но не могли тогда окончить нашего дела. Теперь, слыша, что москали и ваши паны чинят вам великие тягости, вышли

мы опять вам помогать и хотим, чтоб вы в такой вольности жили на

обоих берегах Днепра, как ваши предки живали при Богдане

Хмельницком. Высылайте к нам своих духовных и старшин городовых; учиним согласие и пусть товариство ваше, кто захочет, идет с нами

на войну тотчас, а вам никакого убытка не будет и волос не спадет

у вас с головы. Если же вы послушаетесь чьего-нибудь

непристойного совета, то знайте, что это вам даром не пройдет>.

Подошедши к Кишенке2, татары расположились в <подворках>

(предместьи); Кишенка не высылала на поклон духовных и стар-

1 Ныне местечко Кобылякского уезда при р. Днепре близ устья Вор-

склы.

2 Большое местечко Кобылякского уезда при р. Ворскле.

471

шин. Напрасно прежде хвастал Петрик перед Нуреддином, будто

у него в Кишенке есть приятели: они не отзывались. Петрик еще

раз послал в Кишенку письмо, приглашал охотников идти с ним

воевать Москву, уверяя, будто Переволочна сдалась ему.

<Ступайте себе далее в Полтавщину, - отвечали кишенцы, - а мы тем

временем подумаем да посоветуемся>.

Тогда Петрик утешал своих союзников, что когда они подойдут

к Полтаве, то дело изменится, потому что полтавский полковник

с ним в соумышлении. Они зажгли подворки, где стояли, и с

наступлением ночи пошли к Полтаве.

Татары расположились в окрестностях Полтавы вплоть до

Старого Санжарова1. Часть их разошлась с загонами, разорила два села

и наловила в полон множество жителей, говорят, тысяч до двух.

Петрик послал в Полтаву с <прелестным> письмом какого-то монаха

Гервасия. <Полтавцы! - писал он, - крымские войска пришли

освободить вас от московского ярма, а порубежные городки ваши не

соизволили на то, чтоб им и вам добро было. За это крымские войска

пошли на ваших войной. Но его милость салтан вам дает знать: если

хотите жить с крымцами в братерстве, присылайте к нему для

соглашения своих старшин, и салтан прикажет воротить весь яссыр2, сколько его взято, и скотину>. При этом Петрик послал в Полтаву

несколько малороссийских невольников, освобожденных из Крыма.

Но тут до Нуреддина и до Петрика дошла весть, что

великороссийская и гетманские ратные силы приближаются. Гетман, следивший за движениями крымцев и Петрика, еще в декабре .1692 года

дал знать в Москву. Последовал царский указ: Шереметеву с

двадцатью тысячами конницы и столько же пехоты идти к рубежам

украинским, а товарищу его, князю Борятинскому, стоять поблизости

позади - <на страх непостоянным людям>. В самарских городах

поставлено было до двух тысяч Козаков из слободских полков с

отрядом из великороссийских ратных сил. Полтавский полковник

вовсе не шел на соединение с Петриком, напротив, собрал против

него три сотни своего полка. Страх встретиться с многочисленными

противными военными силами и явное нежелание малороссийских

жителей поддаваться Петрику побудили татар к немедленному

отступлению. Они угнали с собою множество яссыра, но когда дошли

до реки Бальчика, Петрик упросил Нуреддина отпустить пленников

на волю, дабы малороссияне и теперь могли поверить, что татары

им друзья. По одному известию, число татар в этом походе

простиралось до тридцати тысяч, а с Петриком малороссиян было до

четырехсот человек; по другому - татар было только до десяти тысяч, а приставших к Петрику малороссиян всего 80 человек.

1 Местечко Полтавского уезда в 23 верстах от Полтавы.

2 Пленных.

472

Как бы то ни было, второе покушение Петрика потерпело такую

же неудачу, как и первое. Народ ни на волос не обольстился его

воззваниями, не показал желания пожертвовать жизнью и

достоянием ради освобождения от московской власти, не усматривал в

Петрике нового Хмельницкого, и Мазепа, казалось, имел право

уверять московское правительство, что все взводимое Петриком и

подобными ему зложелателями об утеснениях народу есть ложь, - в

Малороссии все, старшие и меньшие, живут счастливо, в изобилии

и довольстве, никто никого не насилует, никто ни от кого не терпит.

Гетман хотя и на этот раз вовсе не участвовал в отогнании

татар с Петриком^ однако доносил,в Москву, что он поступал не

так, как прежние гетманы, которые только высылали против

неприятелей своих полковников, а сами уклонялись от личного

участия в битвах; он же, напротив, как только услыхал, что идет

Петрик в Украину с татарами, тотчас выступил к Лубнам, расставил вдоль Днепра несколько городовых и охотных полков, чтобы не допустить татар, пользуясь морозами, перебраться через

Днепр по льду: оттого-то неприятель, как увидел, что в этой

стороне все готовы к отпору против него, обратился на Полтавский

полк, но услыша, что и там готовы отражать его, скоро бежал

оттуда <сломя голову, к своим поганским жилищам>.

Немаловажною причиной неудачи Петрика было то, что

запорожцы не пристали к нему всем своим кошем. После бегства

Петрика гетман посылал в Сечу войскового товарища Трощинского с

похвалою запорожцам и с иконостасом в сечевую церковь. Но этот

гетманский посол наслушался тогда в Сече <речей невежливых и

ко вредительству належащих>. Сердились запорожцы на гетмана, ” услыхавши, что он советовал строить крепость у Каменного Затона, толковали, что им выгоднее быть в мире с бусурманами, потому что