Руина, Мазепа, Мазепинцы

сразу догадались, что перед ними какая-то шайка бездельников: хотя они себя и называли запорожцами, но это казалось

сомнительным, так как с ними не было ни кошевого, ни запорожских

старшин. Некоторые из ватажников, однако, наружно согласились

пристать к Петрику, и таких набралось около полторы тысячи; другие же наотрез отказались и ушли на остров, где грозили

обороняться, если их станут принуждать. Тогда приставшие к мятежнику

просили дозволения взять и привезти свои оставленные возы, а

когда получили позволения, то убежали тотчас к товарищам на остров.

Некоторые оставались еще при Петрике, но, дождавшись ночи, также все от него убежали.

Таким образом, не успел Петрик увеличить своей силы

ватажниками и, оставаясь с одними татарами да с кружком

запорожцев, подступил к городку Маячке. Он послал туда еще одно

<прелестное> письмо. На это письмо жители ответили

положительным отказом: к городку приближались высланные гетманом

полковники.

Как только татары увидали вдали гетманские полки, на них

сразу нашел переполох. До них доходили вести, что в порубежных

местах расставлены московские силы, а сзади все белогородские

рати готовы против них к походу. Татары поспешно отступили к

своему табору, оставленному под Китай-городком. Тут прибежал

к Петрику какой-то козак и говорил, что отправлен от полтавского

полковника Павла Герцика, стоявшего у городка Кобыляк. Он

убеждал Петрика спешить к Полтаве, уверяя, что и полтавский

полковник и весь Полтавский полк пристанут к Петрику, потому

что все ненавидят москалей.

465

Сказанное козакам о Полтавском полке была ложь. Напротив, когда возмутительный универсал Петрика дошел в Полтаву, там

был уже гетман и приказал послать к мятежнику написанный в

гетманской канцелярии ответ от имени всего Полтавского полка в

самом презрительном тоне. <Как смеешь ты гетманом

именоваться? — было сказано в этом ответе. - Все мы, и старшие и меньшие, удивляемся твоему безумству: кто тебя, щенка такого, поставил

начальником и опекуном над нами? G чего ты это убиваешься и

заботишься о нашем житии? Мы знаем,-что твой батько был нищий

и жил у нас в Полтаве в богадельне, а ты, будучи в школе, валялся

между нищими на улице и под окнами нашими выкормился

объедками. Ты не только не был в рыцарских упражнениях, но и в

домовых науках, а потом хоть и втерся в войсковую канцелярию, но

там, обокравши товарищей и изменивши своему пану, убежал на

Запорожье! Мы тому не верим, будто к тебе прибыл Калга-салтан; не надеемся, чтоб такая важная особа последовала за тобою, лгуном

и щенком! Верно, цыган какой-нибудь собрал тысячную толпу

оборвышей из татар и назвался салтаном!>

Письмо это’показывает взгляд, образовавшийся тогда у

малороссийских старшин по отношению к тем, которых они могли унижать

за их простое происхождение. Письмо это, вероятно, принес

Петрику тот козак, который выдавал себя посланным от Герцика, а, может быть, Петрик сам выдумал и.сообщил Калге о такой

присылке от Герцика; действительно же полученного письма, конечно, не

показал салтану и убеждал последнего идти далее к Полтаве. Но

Калга-салтан был в таком расположении, что, вместо похода далее

в Украину, собрался со своею ордою отступать в Крым. К нему

пришла весть, что в Крыму готовится переворот: мурзы недовольны

ханом, хотят избрать другого, большинство вновь желает некогда

бывшего в Крыму ханом Селим-Гирея и уже послали в

Константинополь просить падишаха о его назначении.

Когда Петрик с Калгою ходили к Маячке, оставленные в

таборе близ Китай-городка татары, по своему обычаю, стали

расходиться небольшими загонами и ловить пленников с тем, чтобы

гнать их в Крым. Петрик, по возвращении из-под Маячки, не без

труда упросил Калгу отпустить на волю малороссиян, забранных

татарами. Было бы чересчур, если бы после всех льстивых

обещаний татарской дружбы, на которые был так щедр Петрик в

своих универсалах, татары на первых же порах показали

малороссиянам свою дружбу таким способом.

Первый поход Петрика до крайности уронил его в глазах

народа: без того, может быть, нашлось бы более готовых увлечься его

горячими возбуждениями. Да и татары неохотно шли с ним и

теперь не слушали его убеждений. И пришлось ему ворочаться вспять

за своими союзниками, а когда на возвратном пути достиг он до

466

речки Татарки, то несколько сот запорожцев, приставших к нему

в Каменном Затоне, ушли от него в Сечь: осталось их с ним человек

восемьдесят самых забубённых. С ними Петрик следовал за Кал-

гою-салтаном до Перекопа. Калга уехал в Крым, а Петрик, со своею

купою удальцов, простоял под Перекопом в ханских окопах около

трех месяцев. Из Перекопа выдавалось его козакам поденно пшено

и по нескольку баранов для прокормления. Здесь посещали его

малороссийские торговцы из Полтавского полка; он их принимал

ласково, играя из себя роль гетмана, угощал горелкою и уверял, что

скоро прибудет в Украину с татарскими вспомогательными силами.

<Не добро вам с Москвою, - говорил он. - Я к чему намерился, то

нонче исполню. Выгоню Москву, всех вас освобожу из московской

неволи; станут люди из московских слобод переходить опять на чи-

гиринскую сторону на прежнее жилье>. Все ездившие в Крым за

солью чумаки отдавали ему поклон, как батьку козацкому, потому

что только по его ходатайству хан дозволял им ездить в свои

владения для соляных промыслов, тогда как вообще малороссиянам, подданным царя московского, это не дозволялось, по поводу

неприязненных отношений Крымского юрта к Московской державе.

В последних числах сентября или в первых октября Козаков, состоявших около Петрика, развели из ханского окопа под

Перекопом по разным татарским селениям, а сам Петрик с шестнадцатью

товарищами поехал в Бахчисарай ожидать и встречать нового хана.

Этот хан приехал из Турции в декабре после Николина дня. Петрик

явился к нему с поклоном и представил фальшивые письма, писанные будто бы от гетмана и Кочубея к прежнему хану: в этих

письмах заключалась просьба оказать козакам помощь, чтоб освободить

Украину от московской власти и перевести поселенных в

слободских полках малороссиян на прежние места их жительства, в Чи-

гиринщину. Хан Селим-Гирей и прежде был неумолимый враг

Москвы, а теперь принял ласково Петрика уже только единственно

потому, что этот человек явился врагом Москвы. Не знаем, в какой

степени не сомневались в Крыму в подлинности привезенных им

писем гетмана и Кочубея, но достаточно было, что они приглашали

крымцев к походу, - и хан дал тотчас приказание татарам кормить

лошадей и быть готовыми к походу.

После быстрого отступления Калги-салтана и Петрика

полковники, высланные гетманом, бросились было в погоню за

уходившими, но не догнали, потому что, ввиду погони, отступление

стало совершенным бегством.

Гетман Мазепа распустил свое войско; с врагом ему не удалось

биться, однако оно пробыло в трудах и лишениях военного похода

целых 12 недель, а Полтавского полка козаки - осьмнадцать.

Успех над мятежом был приобретен чрезвычайно скоро и легко, но

гетман удостоился от московского правительства похвал и подарков

467

как бы за очень важный подвиг. Таким это дело и должно было

показаться издали, если судить о нем по тем замыслам, с какими

пускался возмутитель на свое предприятие. Стольник Тараканов

привез гетману и старшинам милостивое слово великих государей

и подарки. Он представился гетману в стане, устроенном в Бадак-

ве1 на Артополоте. Там гетманский табор был устроен наподобие