Газета Завтра 3 (1052 2014)
Газета Завтра 3 (1052 2014) читать книгу онлайн
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
В этот день родился совершенно другой Аттар.
Безмятежность
Знаменитый мастер дзэн монахиня Эсюн приняла решение оставить земной мир. Она попросила монахов сложить во дворе погребальный костер.
Твердо усевшись посреди деревянной пирамиды, она подожгла ее вокруг себя.
- О, сестра, - воскликнул один из монахов, - тебе не жарко?
- Это может тревожить лишь такого болвана, как ты, - ответила Эсюн.
Пламя поднялось, и она исчезла.
Бахаутдин Накшбанд - основатель суфийского тариката Накшбандийя, который сегодня насчитывает более 120 миллионов последователей по всему миру - всю свою жизнь был счастливым, улыбка не сходила с его лица. Вся его жизнь была пропитана ароматом праздника! Даже умирая, он весело смеялся. Казалось, будто он наслаждается приходом смерти!
Его мюриды сидели опечаленные вокруг, и один спросил:
- Почему вы смеетесь? Всю свою жизнь вы смеялись, и никто из нас не решался спросить, как вам это удается? И вот сейчас, в
последние минуты, вы смеетесь! Что здесь смешного?
Бахаутдин Накшбанд ответил:
- Много лет назад я пришел к моему мастеру молодым человеком, семнадцатилетним, но уже глубоко страдающим. Мастеру же было семьдесят, а он улыбался и смеялся просто так, без всякой видимой причины. Я спросил его: "Как вам это удается?".
И он ответил: "Внутри я свободен в своем выборе. Просто это - мой выбор. Каждое утро, когда я открываю глаза, я спрашиваю себя, что выбрать сегодня - блаженство или страдания? И так случается, что я выбираю блаженство, ведь это так естественно".
Слепота
Вот самый обычный человек подходит к самому обычному зеркалу. И что же он там не видит?
Он не видит, что его тело, к которому он так привык, это 50 триллионов клеток и 90 триллионов бактерий И он не видит поразительную пустоту, объединяющую элементарные частицы, клетки, бактерии, молекулы тела
Еще он не видит, что его организм пронизан 84 тысячами энергетических каналов. Он не видит, не слышит, не ощущает сотни тысяч физических, химических, биологических процессов, которые каждый миг происходят в теле. И вновь и вновь он не видит танцующей пустоты, где разыгрывается мистерия жизни
Он не видит и не чувствует как каждую секунду тело пронизывают 400 млрд. бит информации. А он, горделиво осматривая себя, осознает из этих неисчислимых миллиардов только 2 тысячи. И снова он не способен увидеть пустоту, в которой извивается этот поток
Он не видит, что его головной мозг - это 10 миллиардов нейронов, каждая из которых может вступить во взаимодействие с 10000 других нейронов. Разве он способен ощутить, почувствовать, или осознать, что это такое - десять миллиардов в десятитысячной степени иопять все в загадочной и безмятежной пустоте
Самый обычный, внешний человек - это пустота, освещаемая очень странным светом силы: сначала ярким, пульсирующим, потом, ближе к старости и дряхлости, - все более и более тусклым, колеблющимся
Потом вдруг все гаснет, и пустота исчезает. А все более дурно пахнущий труп свозят на кладбище или отправляют в крематорий.
Обычный, внешний человек подходит к зеркалу. Но он никогда не разглядит там сложный, механический механизм, который могут превратить в автомат, запрограммировать, загипнотизировать, отдрессировать, если нужно - переформатировать, потом еще раз
"Не бойтесь матрицы, вы уже внутри нее!"
Но иногда обычный, внешний человек неожиданно даже для самого себя превращается в нечтоили сумасшедшего.
Вдруг появляется, а потом постепенно нарастает ощущение, затем и прозрачное осознание своей бесконечной уникальности во всей Вселенной, своей непохожей ни на что одинокости во всех этих мирах, неповторимости своего чуть слышимого "я", казалось навсегда заваленного под мусором предубеждений, навязанных шаблонов, тяжелых пластов бесполезной информации
Неотвратимо усиливается странный, словно бы чужой, непонятный интерес к приоткрытым дверям своего внутреннего мира: попытки спонтанного внутреннего самоощупывания, которые могут иногда превратиться в целенаправленное самоузнавание, и даже привести к достижению яркого, невесомого всполоха самоосознанности.
Совершенствование такой самоосознанности постепенно формирует невидимый, пульсирующий мистической силой внутренний центр, где все сильнее, все настойчиво проявляется "внутренний наблюдатель", где "я не есть только мое тело".
Там, в этом внутреннем центре, свободном от тела, ума, чувств и ощущений внешнего индивида начинают ощущаться проблески, тени, смутные воспоминания о себе как о "другом", о "внутреннем человеке", который шаг за шагом способен превратиться в самого близкого друга, самого надежного советника, истинного "ангела-хранителя".
Если это случается, то даже физическая смерть внешнего человека уже не может прекратить процесс совершенствования осознания "внутреннего человека", превращаясь в неотъемлемый компонент этого загадочного пути - от смерти вверх.
Пришел однажды к суфию некий человек и спросил, что бывает после смерти. Тот сказал: "Спроси об этом кого-нибудь, кто умрет, кого-нибудь смертного, потому что я не таков"
Из теории голографической Вселенной вытекает безумный вывод: обычный индивид - особая, странная, крайне сложная голограмма, всецело зависимая от своего "внутреннего человека". То есть, вот этот индивид есть всего лишь голографическая проекция на трехмерную плоскость своего "внутреннего человека".
Но Планк лишь подмигнул: "Ваши идеи по-прежнему не настолько безумны, чтобы стать реальностью".
Доверие
"Внутренний человек" - бесконечно близкий, родной, но, одновременно, - непонятный, странный, неизвестный, загадочный
Он, внутренний человек, сверхсложен, вне времени, таинственно-иерархичен, не сводим к обыденной трехмерности, и все же безусловно един и целостен. Посредством десятков и сотен слов, сакральная история пыталась описать, вычертить, дать определение внутреннему человеку - душа, дух, атман, астральное существо, звериная душа, "внутреннее я", совершенный человек, разумная душа, ментальное тело, духовное сердце
Вот как, обращаясь к Всевышнему, приоткрывает свое видение неимоверной сложности внутреннего человека Бахауддин Валад, отец великого Джелалетдина Руми:
"Я утратил путеводную нить своей осознанности. Увяз в неопределенности и молю Аллаха: свершай то, что свершаешь. Но какое из моих "я" молит об этом? Их много, одни колеблются, другие тверды. И я молю: прошу, открой мне того, который жаждет Твоего присутствия.
Но тут снова возникает извечный вопрос о делении неделимого, того, что за пределами этого бытия. Бесконечное множество частиц разбиваются друг о друга, и каждая пронзает другую, - это вздымающее ввысь дробление и есть я?"
Внутренний человек и его внешняя проекция, внешняя голограмма связаны друг с другом особым "алхимическим" способом. Между ними устанавливаются таинственные, глубоко интимные отношения, когда "внутренний человек" может проявляться выступать в виде тайного голоса, наставника, учителя, ангела-хранителя
Однако не каждый обычный, внешний человек за всю свою жизнь научается слышать голос самого близкого, самого родного
Помните, что говорил на суде Сократ? "Причина здесь в том, о чем вы часто и повсюду от меня слышали: со мною приключается нечто божественное или даймоническое, над чем и Мелит посмеялся в своем доносе. Началось у меня это с детства: возникает какой-то голос, который всякий раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к чему-нибудь никогда не склоняет
Со мною, судьи, - вас-то я, по справедливости, могу назвать судьями, - случилось что-то поразительное. В самом деле, ведь раньше все время обычный для меня вещий голос слышался мне постоянно и удерживал меня даже в маловажных случаях, если я намеревался сделать что-нибудь неправильно. А вот теперь, когда, как вы сами видите, со мной случилось то, что всякий признал бы - да так оно и считается - наихудшей бедой, божественное знамение не остановило меня ни утром, когда я выходил из дому, ни когда я входил в здание суда, ни во время всей моей речи, что бы я ни собирался сказать. Ведь прежде, когда я что-нибудь говорил, оно нередко останавливало меня на полуслове, а теперь, пока шел суд, оно ни разу не удержало меня ни от одного поступка, ни от одного слова. Как же мне это понимать?