Русская жизнь. Захолустье (ноябрь 2007)

Зато на смену ей пришла другая - более радостная, но не менее парадоксальная. В день свадьбы калужские молодожены обязательно приезжают на Каменный мост, останавливаются там минут на пять и бешено сигналят в автомобильные гудки.

Известна история о том, как еще до революции в Калугу приехал гастролер-дрессировщик, господин Бурчинелли со львом. Он клал в разинутую пасть своего воспитанника голову, чем заставлял екать сердца трепетных калужанок. Но ведь кроме калужанок есть еще и калужане. Один из них - конюх Семен Кузнецов - забузил: - Не верьте! Вас обманывают. Никакой это не Генрих Бурчинелли, а Юрка Буртыкин. А лев - вовсе не лев, а типа кошки, только великан. Сейчас я ему покажу.

И просунул руку в клетку. А лев, не будь дурак, начал ту руку пережевывать. Один студент, присутствующий при этом колоритном зрелище, скончался от разрыва сердца. Все остальные получили массу положительных эмоций.

А еще в Калуге жил некто М. Бялобжецкий - предприниматель и большой придумщик. Он добился монополии на вывоз нечистот из обывательских сортиров. Эти нечистоты Бялобжецкий сваливал на своем хуторе «Билибинка» в большие ямы, где они бродили, а затем полученный «пудрет» (название придумал сам изобретатель) шел в продажу: калужанам, да и жителям других губерний, требовались удобрения.

Эпидемия не разыгралась только чудом - Бялобжецкий создал для нее весьма благоприятные условия. Однако горожане не тревожились: спокойно пасли своих коров рядом с «Билибинкой» и радостно умащивали грядки замечательным «пудретом».

V.

Впрочем, прежде чем идти на встречу с главным архитектором, следует вооружиться более серьезной контринформацией. Чтобы знать, где тут подводные камни, что спрашивать во время интервью.

Где взять такую информацию? Конечно же, в музее. В Калужском областном краеведческом музее. Там сидят настоящие радетели истории своего города. Там новому проекту спуску не дадут.

Планы мои провалились с треском. Ирина Шмытова, зам. по науке, честно мне призналась, что услышала о Сити пару дней тому назад. Не то чтобы плохое услышала или хорошее - просто о том, что такой проект существует.

Олег Прошкин, возглавляющий отдел археологии, тоже не располагал какой-либо толковой информацией. Даром что член архитектурного совета города.

Другие сотрудники тоже оказались не в курсе.

Как и сотрудники других музеев и организаций, с которыми мне довелось увидеться. То есть все что-то, конечно, слышали, но никто ничего толком не знает. Вряд ли здесь дело в некой круговой поруке. Скорее всего, калужане и впрямь проявляют к событиям, связанным с Сити, более чем умеренный интерес. Даже те, кому это, казалось бы, положено по роду профессиональной деятельности.

Что поделаешь, у всех свои дела. А Сити? Что ж, пускай чудачат как хотят.

VI.

Кстати, насчет чудачества. Главным калужским чудаком можно считать великого ученого Константина Эдуардовича Циолковского. Именно такая репутация была у него в городе. Сам же он подобной репутацией только гордился.

«Отец космонавтики» писал в мемуарах: «В первые годы жизни в Калуге я проводил много опытов по сопротивлению воздуха и воды. Приборы устраивал сам - сначала маленькие, потом такие большие, что они занимали почти всю залу в моей квартире. Бывало, запрешься на крючок, чтобы не открывали и не нарушали правильности воздушных течений. Стучится письмоносец, а открыть дверь нельзя до окончания наблюдения. Письмоносец слышит мерный звон метронома и счет: 15, 14, 15, 15, 14 и т. д. И наконец-то отворяют дверь ворчащему письмоносцу! Одна родственница, увидав в квартире чудовище (аппарат воздуходува), сказала моей жене: „Когда он уберет этого черта!“ Некий батюшка даже заметил, что загажен святой угол».

Да ладно бы просто гордился - он сам эту репутацию старательно поддерживал: «Я любил пошутить. У меня был большой воздушный насос, который отлично воспроизводил неприличные звуки. Через перегородку жили хозяева и слышали эти звуки. Жаловались жене: „Только что соберется хорошая компания, а он начнет орудовать своей поганой машиной!“ (…) У меня сверкали электрические молнии, гремели громы, звонили колокольчики, плясали бумажные куколки, пробивались молнией дыры, загорались огни, вертелись колеса, блистали иллюминации и светились вензеля. Толпа одновременно поражалась громовым ударам. Между прочим, я предлагал желающим попробовать ложкой невидимого варенья. Соблазнившиеся угощением получали электрический удар. Любовались и дивились на электрического осьминога, который хватал всякого своими ногами за нос или за пальцы».

И ладно бы все это происходило только дома!

«…Вздумал я сделать сани с колесом так, чтобы все сидели и качали рычаги. Сани должны были мчаться по льду. Потом я заменил это сооружение особым парусным креслом. По реке ездили крестьяне. Лошади пугались мчащегося паруса, прохожие ругались. Но, по глухоте, я долго об этом не догадывался. Потом уже, завидя лошадь, поспешно убирал парус».

Но дальше крика дело не дошло. Ведь калужане - экстремалы. И как бы оставляют право на экстрим за каждым жителем своего города. Не пронять их ни парусным креслом, ни водородным мешком, ни строительством «многофункциональной рекреационной зоны».

VII.

Итак, за 10 минут до назначенного времени я захожу в приемную главного архитектора Калуги. В этот же самый момент открывается другая дверь в приемную - собственно, дверь его кабинета. Открывается ровно настолько, чтобы увидеть приемную, но не увидеть меня. Я пока еще в дверях, только в других. В приемную не вошел.

Из кабинета раздается голос: - Ко мне никого не пускать! Я уехал!

Секретарша, говорящая в этот момент по телефону, понимающе кивает головой. Дверь в кабинет плавно закрывается и запирается на ключ. И в этот момент я вхожу в приемную.

Более дурацкой ситуации, пожалуй, не придумать. Секретарша продолжает разговаривать по телефону так, как будто бы меня и вовсе нет. Я стою прямо перед ней, гляжу на нее, но из вежливости не прерываю разговор.

Проходит пять минут. Десять. Пятнадцать. Я понимаю, что еще чуть-чуть - и выйдет так, что я как будто опоздал, что главный архитектор меня ждал-ждал, а потом как будто не дождался и принялся за более серьезные дела. - Мне назначено, - говорю я секретарше. - Вы же видите, я разговариваю по телефону! - возмущенно отвечает она.

Я пытаюсь смотреть на нее со значением. Время от времени с тем же значением озираюсь на дверь кабинета. Если за дверью раздается звук, пытаюсь со значением поднимать брови. И в конце концов меня впускают.

То ли проиграли. То ли сжалились. Но так или иначе - ситуация предельно сюрреалистическая. Во вкусе Константина Циолковского.

Передо мной Александр Александрович Ефремов, главный архитектор города Калуги. Высокий, нескладный, в очках. Очень симпатичный и очень интеллигентный человек. Совсем не монстр, как мне уже было представилось.

Мы начинаем разговор. - Скажите, а Музей космонавтики и могила Циолковского войдут в состав Сити? - Ну вот. Вы так сразу - войдут, не войдут… С вашим братом-журналистом надо осторожно разговаривать.

У меня и вправду есть два брата, правда ни один из них не журналист. Но имеется в виду, конечно же, другое, канонически интеллигентское, персиковское - «А нельзя ли, чтобы вы репортеров расстреляли?»

Разговор, однако же, завязывается. Да, есть решение. Проекта нет. И пока, по большому счету, не понятно, что там будет. Но будет хорошо. Безо всяких там а ля девятнадцатый век. Современная архитектура, современные технологии. Нечто динамичное.

Да, и торговля, да, и рестораны, да, и развлечения. Заодно улицу Кирова разгрузим, центр города. Сейчас там самые крупные магазины - а будут в Сити. А покупательская способность калужан? А пустующие рестораны и переполненные «погребки»? Не страшно. Ведь «Фольксваген» здесь построит свой завод. И «Вольво» - тоже. Появятся калужане со средствами. К тому же - иностранный менеджмент, ему ведь надо где-то отдыхать.