Экономика: куда мы пришли и куда пойдем дальше(СИ)

Нужно ли вообще бороться с коррупцией? Других вариантов жизнь не оставляет: коррупцию невозможно формализовать, узаконить никаким образом, то есть общество не может нормально существовать при коррупции в принципе, не разрушаясь и не деградируя. Однако вариант "все возьмемся за руки" или еще более смешной "назначим пламенного демократа, и он нам коррупцию искоренит, посадив пару своих самых близких друзей" или смешные разговоры, что где-то этого демократа уже назначили и он там коррупцию искоренил - это для бульварной прессы и желтых журналов. "Серьезные" люди, которые "в теме", то есть примерно вся мировая бизнес-элита, предприниматели и чиновники, чей оборот начинается с 0,5 миллионов долларов в месяц, не исключая уроженцев самых "инклюзивных" на свете стран, слыша о таком только усмехаются, потому что прекрасно знают: если говорят, что коррупция где-то искоренена, значит там просто коррупция настолько традиционна, что даже незаметна или устроена на уровне офшоров, "не заходит" в страну. "Серьезные" люди закрывают журналы и газеты, рассказывающие про коррупцию и борьбу с ней, и идут на деловую встречу, где обсуждают схемы в рамках этой самой коррупции. Все осуждают коррупцию, но все ею же и занимаются. Выработались специальные нормы поведения: говорить о коррупции абстрактно, в общем, не касаясь лично себя и своих конкретных дел. В отношении коррупции выступают так, будто все люди на земле - стартаперы из Силиконовой Долины, где, за счет особых условий, разобранных нами выше, коррупция минимальна и маргинальна (если не касаться государственных фондов, конечно). Такое лицемерие - это интуитивный поиск возможности ужиться с тем, с чем уживаться нельзя, способ закрыть глаза на проблему, но ни в коем случае не решить ее. Потому что решить коррупционную проблему - отказаться от присвоения, все просто.

Однако решение коррупционной проблему все же существует и в этой книге оно будет представлено.

11. Так крах или не крах?

Главным последствием развития отношений, описанных в предыдущей главе, стало то, что собственность, богатство, имеет теперь четкое разделение. В виде сокровища, как говорят, "предметов личного пользования", она - ничего себе. А в виде капитала, с помощью которого только и можно создавать капитал, то есть производить новое богатство, она дело неблагодарное и слабо востребованное, если ты не государственный чиновник, выстраивающий коррупционную схему (но в этом случае речь о производстве капиталом капитала не идет, здесь только ширма, имитация). Перевести сокровище в капитал - значит почти автоматически потерять его с очередным кризисом, который то ли вот-вот наступит, то ли еще не прекращался [Жилая недвижимость - особый случай, намеренно исключаемый мной из предмета рассмотрения данной книги. Она требует затрат на свое создание и приносит доход, причем, большую часть из того, что статистики относят к доходам с капитала - то есть, с одной стороны, категория, создающая капитал на капитал и подходящая к определению, мною здесь применяемому. С другой стороны, при "производстве" жилья отсутствует конкуренция в ее традиционном понимании, да и прогресс, связанный с усложнением технологий, очень условен. Это ведет к тому, что доходы с недвижимости практически не меняются на протяжении целых столетий и представляют собой фиксированный процент от ее стоимости. Если во время какого-нибудь кризиса падает стоимость аренды жилья, пропорционально падает и стоимость самого жилья. Верно также и обратное: рост стоимости жилья пропорционален росту стоимости аренды. Кроме того, недвижимость - очень долгосрочная вещь, некоторые и сегодня живут в домах, построенных в XV веке. Таким образом, недвижимость "выпадает" из гонки, инициированной т.н. "промышленной революцией", соответственно, на ней не отражаются (или отражаются слабо) последствия этой гонки, разбираемые мною в данном труде. Отношения вокруг недвижимости можно сравнить, например, с парикмахерскими услугами, где не наблюдалось технологического роста на протяжении столетий, что позволяет брать эти услуги в качестве эталонного показателя для сравнения покупательской способности.

Впрочем, с точки зрения выводов, которые делаются в этой книге, к уникальной ситуации с жилой недвижимостью в условиях свободного рынка, стоило бы присмотреться более внимательно. Вопрос, почему отсутствовала конкуренция и не происходило технологических усложнений, можно попробовать разрешить через относительно высокую трудоемкость и капиталоемкость строительства, особенно в прошлом.] .

Давайте снова обратимся к Томасу Пикетти и его книге "Капитал в XXI веке", не забывая поблагодарить его за скрупулезно проделанный труд и предоставленную на наш суд огромную массу статистических данных. В главе "Доходность капитала в начале XXI века", он пишет, что доходность капитала "немного снизилась" по сравнению с XIX веком и составляет сегодня, то есть на момент написания книги, 3-4%. Вроде бы совсем не плохо! Однако дальше автор делает ряд оговорок.

Во-первых, он вычитает из этих 3-4% налоги:

Если учесть все налоги, средняя ставка налогообложения на доходы с капитала в настоящее время достигает порядка 30% в большинстве богатых стран.

Таким образом, от 3-4% остается примерно 2-2,8%.

Во-вторых, в доходы от капиталов принято включать ежегодную арендную плату за всю имеющуюся жилую недвижимость. При наличии склонности к конспирологии, можно попробовать сделать пару-тройку умозаключений, зачем это смешение понадобилось. Если же такой склонности нет, можно обнаружить причину в общепринятом определении понятия "капитал".

С точки зрения средней доходности намного важнее отметить, что ежегодная арендная стоимость жилой недвижимости, составляющей половину стоимости имущества (выделение жирным шрифтом мое), как правило, равняется 3-4% от стоимости собственности. Например, квартира стоимостью 500 тысяч евро будет приносить около 15-20 тысяч евро в год (примерно 1 500 евро в месяц) или позволит сэкономить эту арендную плату в том случае, если собственник решит сам в ней жить (выделение жирным шрифтом опять мое). Это касается и более скромного недвижимого имущества: квартира стоимостью 100 тысяч евро дает арендную плату - или позволяет избежать ее - в размере 3-4 тысяч евро в год или даже больше.

Итак, половина того, что Томас Пикетти называет "капиталом", является недвижимым имуществом, то есть тем, что для цели нашего исследования не представляет интереса. Разделим оставшиеся 2-2,8% доходов с капитала пополам. У нас остается уже 1-1,4% дохода с капитала в год в развитых странах.

Но и это еще не все! Далее Пикетти пишет:

Еще более высокую доходность дают финансовые активы, преобладающие в том случае, когда речь идет о более крупном имуществе. Совокупность недвижимой и финансовой собственности, которая составляет большую часть частного имущества, и толкает среднюю доходность вверх.

Нам непонятно, конечно, выражение "большая часть частного имущества" и сколько именно из этой части приходится на финансовые активы, а сколько - на недвижимость. Кроме того, финансовые активы нам для достижения наших целей также следует разделить на две большие части: активы, чья доходность основана на потребительских кредитах (чаще всего это банковские депозиты) и те активы, которые вложены непосредственно в бизнес. Первые являются таким же перераспределением доходов среди граждан, как и жилая недвижимость, а вторые непосредственно связаны с тем, что мы называем производством капитала на капитал. В другом месте своей книги в примечании Пикетти пишет, что "в финансовых активах реальные активы (т.е. цена акций, долей в предприятиях или в различных финансовых вложениях и паевых инвестиционных фондах, инвестированных в биржевые рынки - прим. мое) представляют, как правило, более половины от общей суммы, а зачастую и более трех четвертей". Скрепя сердце, поскольку все эти вещи весьма зависят от спекулятивных процессов, примем это распределение как факт. Оставим от "большей части" 3/4. Думаю, не ошибусь, если сделаю вывод, что доходы от капитала, после всех сделанных даже со всеми оговорками исключений упали ниже 1%. Мы крутимся вокруг цифр, которые в социологии называют "статистической погрешностью".