Homo Гитлер: психограмма диктатора

Не только Гитлер использовал слияние реальности и пропаганды для того, чтобы произвести впечатление на своих противников. Он сам попадал под влияние своих подчиненных, которые использовали это, чтобы в короткий срок увеличивать собственный престиж в глазах немецкого диктатора.

Так, Адольф Гитлер чрезмерно переоценивал возможности и пригодность к использованию люфтваффе. Он был убежден, что летчики Геринга не только значительно превосходят противника по своим боевым качествам, но и обладают намного более совершенными самолетами. Это привело к тому, что фюрер поверил в возможность сломить Англию только силами ВВС, не прибегая к помощи других родов войск.

«Существенную роль в этой переоценке сил люфтваффе сыграло посещение испытательного полигона Рехлин 3 июля 1939 года». Гитлер был поражен увиденным и пришел в полный восторг, хотя «речь шла об опытных образцах, которые перед запуском в серийное производство следовало дорабатывать в течение более пяти лет». В марте 1942 года Геринг жаловался: «Лично я не желаю больше посещать полигон Рехлин после того, как инженеры так подло обманули меня и фюрера летом 1939 года. В результате прошлого посещения фюрер принял важные решения, которые привели к страшным ошибкам».[167]

Поскольку все кратковременные успехи фюрера основывались главным образом на пропагандистском эффекте, именно это и погубило Гитлера, который серьезно переоценивал свой престиж, считая его намного более весомым, чем он был в реальности. Несмотря на то что генералы постоянно указывали ему на то, что «Сталинград превращается в груду развалин, больше не имеющую значения как транспортный узел и промышленный центр… 6 октября 1942 года Гитлер, в ответ на доклад Паулюса (командующего сражавшейся там 6-й армии вермахта) о катастрофическом недостатке сил и переутомлении войск, вследствие чего было бы целесообразно прекратить борьбу за город, заявил, что самой главной задачей на сегодняшний момент является полный захват Сталинграда».

В данном случае основную роль играли «соображения престижа, из-за которых вопреки всей опасности положения Гитлер настаивал на взятии Сталинграда. В силу того что с начала сентября была развернута мощная пропагандистская кампания, трубившая о победе германского оружия на Волге, Адольф Гитлер просто не мог спустя две недели приказать прекратить сражение за Сталинград. В таком случае он предстал бы в роли побежденного».[168]

Проведя анализ речей Гитлера, Хильдегард фон Коце и Гельмут Краузник обнаружили, что любимой цитатой фюрера, которую он снова и снова обыгрывал в своих выступлениях, были слова из второй части «Фауста» Гете: «Люблю я невозможного желать». 24 февраля 1937 года, выступая перед ветеранами партии, он заявил, что боги позволяют избранным «требовать от них невозможного». В этом требовании проявляется дух: «То, чего мы требуем, настолько необычно и настолько сильно, что только душа и сама природа фанатика могла почувствовать влечение к этому. Это недоступно мелкому, усредненному уму бюргера».[169]

Это свойство образа мыслей Гитлера позволяло ему требовать от СС как нормы реализации невозможного. Данные элитные войска должны были «гордо, точно и беспрекословно справляться с самыми сложными и даже невыполнимыми задачами».[170]

Жизнь человека протекает в двух мирах, в реальности и в мире его мечты. В наш информационный век мы все более склоняемся в сторону фикции. Свидетелей часто разочаровывают подлинные политические или спортивные события, на экране же телевизора все выглядит красивым и настоящим. Телевизионные дикторы рассказывают, что незнакомые люди, с которыми они сталкиваются в повседневной жизни, т. е. в действительности — само самой разумеется, что в данном случае это значит и на экране — выглядят совершенно иначе. Гитлер, который до начала войны в России каждый вечер смотрел по два игровых фильма и проводил массу времени в архитектурной мастерской за моделями, а затем сменил их на карты Генерального штаба, жил в вымышленном мире. В этом отношении он был дитя информационного века. Нольте был полностью прав, когда писал: «Национал-социализм боролся в основном против вымышленных, а не против настоящих врагов».[171] Он назвал Гитлера «отстраненным человеком», который отдалился от реальной действительности. Примерно то же самое писал про фюрера и Шпеер: «Присмотревшись повнимательнее, мне представляется, что для него само действие важнее действительности, что сообщения в газетах его интересовали больше, чем реальные события».[172] «Когда в тяжелые годы войны после смерти его любимого оперного певца Моноварды газеты не поместили развернутый некролог на первой полосе, он пришел в бешенство, в течение часа страшно ругал прессу, а затем весь день не мог нормально работать».[173]

Журнальные статьи могли самым непосредственным образом влиять на действия Гитлера. Однажды он прочитал в «Берлинер Иллюстрирен» об уголовном деле, по которому 64-летний еврей был осужден на. 12,5 лет тюрьмы за то, что он спрятал в яме для извести 6500 яиц. Гитлер сразу же уведомил министра юстиции Шлегельбергера, что желает смерти преступника. Осужденный был передан гестапо и казнен.[174]

Просмотрев фильм «Город Анатаоль», Гитлер узнал, что существует связь между строительством городов и нефтяными месторождениями. По его мнению, эта картина прекрасно отобразила «атмосферу развития нефтедобывающей отрасли на Балканах. Люди совершенно случайно получили в свое распоряжение золотую жилу только потому, что под землей, по которой они ходят, залегает нефть, не приложив к этому ни капли труда. Это против естественного порядка вещей! Сегодня такой город, как Бухарест, можно построить только при помощи спекуляций землей».[175]

Содержания заинтересовавших его фильмов впечатывались в сознание Гитлера как истина в последней инстанции. Так, представление фюрера об Англии и англичанах основывалось на голливудской картине «Бенгалия», поставленной по роману Иста Брауна «Жизнь бенгальского улана». Игровой фильм стал основой для политических убеждений: Гитлер рассматривал Индийский субконтинент как место, где сформировалось британское самосознание, и мечтал о том, что колонизация земель на Востоке окажет сходное влияние на немцев.[176] Польско-американский социолог У. И. Томас был совершенно прав, когда писал, что как люди относятся к окружающей действительности, так и она относится к ним.

Вполне возможно, что своим поразительным успехом в качестве оратора Гитлер обязан подражанию герою фильма. Рейнхольд Ханиш, друг фюрера по молодым годам в Вене, рассказывал: «Однажды вечером Гитлер пошел в кино, чтобы посмотреть "Туннель" Келлерманна. В этом фильме есть кадры, когда оратор, выступающий перед рабочими, оказывает на них очень сильное воздействие, приводя в неистовство». Это произвело на Гитлера настолько сильное впечатление, что он не мог больше ни о чем говорить, кроме как о силе слова.

Вечером 18 ноября 1933 года, когда после разговора с Гутенбергом и Папеном политическая карьера Гитлера висела на волоске, он посмотрел фильм «Мятежник». В этой мелодраме молодой студент сражался против наполеоновских войск, оккупировавших Тироль, и фюрер полностью идентифицировал себя с главным героем картины. При помощи пламенного патриотизма и увлекающей за собой людей риторики юноша смог подняться над своим скромным происхождением и стать во главе народа. Он отвергал любые компромиссы и в конце концов одержал победу. Своей фанатичной убежденностью в собственной правоте вымышленный тирольский студент смог оказать на людей такое же влияние, как и Гитлер со своей верой в высшее предназначение.

Однако Гитлер мог идентифицировать себя не только с экранным тирольцем, но и книжным монголом. На фюрера очень сильно влияли не только герои кинофильмов, но и персонажи прочитанных им книг. Отто Абец, которого Гитлер послал в оккупированный Париж, вспоминал после войны: «Люди из окружения фюрера рассказывали мне, что он довольно часто всю ночь проводит с книгами, которые он поглотает с невероятной скоростью, но не вникает в детали содержания. Во время Польской кампании, находясь в своем поезде, в течение нескольких ночей он прочтет двухтомную апологию Чингисхана и его евразийской империи, которая незадолго до этого вышла из-под пера одного английского автора».[177] Эту книгу порекомендовал Гитлеру Гиммлер. Речь шла о двухтомном историческом романе русского эмигранта Михаила Правдина (псевдоним Майкл Черольз) «Чингисхан. Буря из Азии» и «Наследие Чингисхана».[178] Несмотря на свое неарийское происхождение, герой этого романа понравился обоим нацистам не меньше, чем какой-либо вождь древних германцев. Еще до вторжения в Польшу, 22 августа 1939 года, Гитлер впервые сравнил себя со знаменитым монгольским ханом: «Наша сила заключается в быстроте и беспощадности. Чингисхан сознательно и со спокойным сердцем обрек на смерть миллионы женщин и детей. Однако в истории он остался только как великий создатель империи… Так и я посылаю на Восток мои части "Мертвая голова", приказывая им сурово и безжалостно убивать мужчин, женщин и детей, которые являются поляками по крови и языку. Только так мы сможем завоевать жизненное пространство, в котором так нуждаемся».