Осколки неба, или Подлинная история "Битлз"

По дороге к автомобилю, зябко ежась, Пол сказал жене:

– Как только я вошел в зал, я сразу вспомнил этого психа, Мэнсона, помнишь, я тебе рассказывал?

– Конечно.

– Он кричал: «Ребенок должен родиться средь вас, но вы растерзаете его...» У меня такое чувство, что именно это мы и совершили.

Ожидая возвращения троицы, Дебби вышла покурить и стояла на тротуаре в компании нескольких битломанов, день и ночь дежуривших возле дверей «Эппл». Выглядели все они так, словно были гостями на похоронах. То и дело стряхивая легкий снежок с воротников, они вполголоса переговаривались ни о чем. Собственно, это и были похороны.

Но вот в конце улицы появился новенький белый «роллс-ройс» Джона. Ждущие подтянулись, стараясь выглядеть бодрее. Машина остановилась, и из нее вывалилось... трое хохочущих парней.

Поклонники не верили своим глазам.

– Что?! Снова вместе?! – надеясь на чудо, подскочила к ним Дебби, но тут же осеклась, сообразив, что Пола с ними нет.

Выяснилось, что веселье вызвано выходкой, совершенной Джоном напоследок. После того, как было объявлено решение суда, они, расстроенные, гуськом вышли из зала. Комментировать событие репортерам они отказались. Сев в машину, Джон наклонился к шоферу:

– Энтони, кирпичи у нас еще в багажнике?

– Да, – водитель сокрушенно поскреб затылок. – Извините, я вчера вечером забыл их выгрузить.

– Не извиняйся. Ты просто праздник мне устроил. На Кавендиш-Стрит, к Полу! – скомандовал он, откинулся на спинку сидения и пояснил Джорджу и Ринго: – Я вчера для сада кирпичи купил. – Но, заметив, как удивленно они переглянулись, он не выдержал и прыснул.

Бессменные поклонницы Пола потеснились, уступая их машине проезд к двойным черным воротам. Джон не стал звонить, а, как давеча и Ринго, перелез в сад через ограду. Затем распахнул ворота изнутри и, потирая замерзшие руки, подошел к багажнику. Ринго и Джордж вышли из машины загипнотизированные происходящим.

Энтони открыл багажник. Джон взял два кирпича и вернулся в сад. Немного не дойдя до дома, он остановился, сделал дурашливое движение готовящегося к броску метателя диска, а затем один за другим кинул кирпичи в окна Пола.

Поклонницы и Джордж с Ринго застыли, не веря своим глазам. Звон бьющегося стекла наполнил воздух. В проеме одного из выбитых окон появился Пол. По его лицу невозможно было понять, какие чувства он сейчас испытывает. Как и остальние он не проронил ни звука. Сзади подошла Линда и обняла его за плечи.

Неожиданно Джон откинул голову и захохотал. Было холодно, и пар изо рта делал Джона похожим на глотающего огонь факира. Просмеявшись, он крикнул:

– Вот и еще один повод подать на нас в суд, Кемпбелл!

Тут заржали и остальные, втискиваясь в «роллс-ройс».

Провожая машину взглядом, Пол тихо сказал:

– Я так не могу, Линда. Я должен с ним поговорить.

– Как знаешь, милый, – отозвалась та. – По телефону?

– Он бросит трубку.

– А если он выставит тебя? Как ты Ринго.

– Значит, я должен пережить и это.

Но Джон не выставил Пола, когда тот явился к нему после полуночи. Во всяком случае, сразу. И тут же объяснил свое великодушие:

– Ко мне часто являются гости, которых мне совсем не хочется видеть. Теперь, Макка, ты – один из них.

– Нам нужно поговорить, – сказал Пол, пройдя и усевшись в кресло.

– О чем? – оскалился Джон. – Разве сказано еще не все?

– По-настоящему не сказано еще ничего.

– Да? И сколько же дерьма нам предстоит еще сожрать, прежде чем мы, наконец, расстанемся? Или «по-настоящему» – это дуэль? Я готов. У меня есть ружье.

– Джон, я хочу, чтобы ты меня понял...

– Крокодил проливает слезы. Того, что сделано не изменишь. Выбрал путь подлеца, так хотя бы наберись смелости пройти его, не сворачивая.

– Не затыкай мне рот, выслушай...

– Да?! Смотри-ка, какие мы обидчивые! Я ему даже еще по роже не дал, а он уже обижается! – Джон плюхнулся в кресло напротив и положил ноги на журнальный столик. – Ты меня просто восхищаешь, мальчик!

– Я хочу начать разговор со Стюарта...

– Не надо! – Джон резким движением поставил ноги на пол и наклонился вперед, приблизив свое лицо к лицу Пола. – Однажды я предупредил тебя: ни-ко-гда не касайся его имени!

– Ну дай ты мне пять минут, – взмолился Пол. – Только пять минут...

Джон поднес к глазам часы.

– Начал!

Торопливо, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, Пол принялся рассказывать обо всех своих страхах, обо всех сверхъестественных событиях, подтверждающих мистические прозрения Стюарта. Смерть Джулии Леннон, смерть Мэри Маккартни, смерть самого Стью и его «записка с того света», смерть Брайана, истерическое поклонение всего мира, калеки, жаждущие коснуться «Битлз» для исцеления, невиданный успех их даже самых неудачных песен («Так бывает с теми, кто продал душу дьяволу» – прокомментировал он это), буря ненависти, вызванная заявлением Джона о Христе, страшные слова ритуального убийцы Мэнсона...

Внезапно, под действием ироничной улыбочки, с которой Джон выслушивал его, Пол осознал, как неубедительно все это звучит... И выкрикнул:

– Да очнись же ты! Неужели ты ничего не понял?!

Джон посмотрел на часы:

– Все. Ты перерасходовал две минуты моего драгоценного времени. Что касается сказанного... Отчего же, я все понял. Ты – мученик. Ты несешь крест за всех нас. И судился ты с нами не из-за денег, а из самых благородных побуждений. Умница. – Он поднялся. – Тебе пора, Макка. И запомни: самый страшный тип подлеца – подлец с теорией. Прощай.

Пол встал и с потерянным видом поплелся к выходу.

Прежде, чем закрыть дверь, Джон бросил:

– Да! Напоминаю. У меня есть ружье. Если ты еще раз явишься ко мне, я пристрелю тебя, как бешеного пса.

Последующее десятилетие каждый «экс-битл» жил собственной жизнью.

Джон окончательно перебрался в Нью-Йорк, обосновавшись с Йоко в шикарном доме под названием «Дакота». В течении пяти лет он с переменным успехом выпускал по пластинке в год, хотя так и не сумел избавиться от наваждения «Yesterday». Эта песня, признанная величайшим хитом «Битлз», была написана не им, а Полом, и он отчаялся написать что-нибудь столь популярное. Но еще тоскливее было то, что многие считали, что написал ее все-таки он, ведь на диске она, как всегда, была подписана двумя фамилиями. Он бы и рад был, если бы это было правдой, но это было неправда, и он раздраженно разубеждал заблуждающихся.