Осколки неба, или Подлинная история "Битлз"

Песня была хороша. Недаром Пол пел в ней о матери, с потерей которой так никогда и не смирился. Не долго думая, Мартин запустил ее в производство в качестве рекламного сингла, добавив на другую его сторону совершенно бессмысленную песенку «You Know My Name» [147] . Точнее, это была даже не песенка, а хулиганская импровизация на репетиции, которую Спектор, при всей сложности его положения, включить в «Let It Be» отказался наотрез...

Публикой сингл был встречен «на ура».

А Спектор все резал и клеил. Резал и клеил...

После занятий в школе пятнадцатилетний Марк Чепмен позвал к себе домой одноклассников Курта и Дэвида: «Матери нет, а у меня есть „трава“ и новая пластинка „Битлз“, – сообщил он. И интригующе добавил: – И я хочу кое-что сказать вам...»

В школе Марка считали ненормальным, но многим сверстникам импонировало его нестандартное поведение. К тому же, он был прекрасным рассказчиком и перемены напролет мог сочинять захватывающие истории, главными действующими лицами в которых чаще всего были «Битлз». А еще он научился играть на гитаре, и предлагал Курту и Дэвиду сколотить рок-группу.

Дома, усевшись на диван, подростки принялись за изготовление зелья. Марихуаны было мало, хватило только на одну сигарету, и они пустили ее по кругу.

– Так что ты хотел сказать? – прищурился Дэвид, выпуская дым колечками.

– Я – Джон Леннон, – провозгласил Марк.

– Удивил, – криво усмехнулся прыщавый Курт. – Ты еще в пятом классе так тетрадки подписывал.

– Тогда это была игра, а сейчас я говорю серьезно, – возразил Марк. – Я – Джон Леннон. – В его голосе прозвучала угроза. – Так мне сказали Черные Ангелы.

– Что ты сумасшедший, это мы тоже давно знаем, – все также криво ухмыляясь, сказал Курт. – Но ты сначала...

Но он не успел поведать Марку, что нужно сделать сначала, потому что тот схватил его одной рукой за горло и что есть силы сдавил кадык. Курт захрипел, и его глаза полезли из орбит.

Дэвид, со смаком сделав последнюю затяжку, затушил окурок и лениво сказал:

– Эй, эй, Марк, ты же его задушишь...

И тут же получил ребром ладони по зубам.

– Не Марк, а Джон! Запомни! Джон!!! – Марк отпустил горло закашлявшегося Курта и теперь угрожающе навис над Дэвидом. Тот утер губы и, посмотрев на окровавленную руку, пожал плечами:

– Ты хотя бы объясни сначала, что ты имеешь в виду?

Успокоившись так же внезапно, как пришел в ярость, Марк снова уселся между ними на диван.

– Да заткнись ты, – дружелюбно сказал он Курту и похлопал его по спине. – Лучше послушай. – Говорить было легко, в голове от «травы» стояла кристальная ясность. – Тебе нравится Джон Леннон? – для начала спросил он Дэвида.

– Еще бы, – подтвердил тот, инстинктивно утерев губы снова.

– А что тебе в нем нравится?

– Ну... Вообще...

– То, что он женился на японке, тебе нравится?

– Нет, – твердо ответил Дэвид.

– А то, что он говорит про церковь и про Христа?

– Нет, конечно...

– Так-то! Тебе нравится, что он смелый, веселый и то, что он поет. Вот что тебе нравится. Только он уже давно не смелый. Он давно продался. Он покупает шикарные дома и катается на яхте со своей цветной. И он уже не веселый, совсем не веселый, только послушай, что он поет – «Come Together», «A Day Of The Life» – это все такое мрачное... А песни... Помните, я вам свою новую песню показывал?

Пришел в себя и вмешался Курт:

– Ту что ли, идиотскую? Про номер?

– Да, – огрызнулся Марк. – Это когда я ее спою, все будут говорить, что она идиотская. А вот если бы ее «Битлз» спели... А теперь – смотрите! – Он полез в тумбочку и достал оттуда конверт с маленькой пластинкой. – Я вчера купил.

Он включил проигрыватель и поставил диск. Зазвучали фортепиано, бас и ударные. Голос Джона Леннона вкрадчиво запел:

Собственно, на этом текст «песни» и заканчивался. На разные лады эта строчка повторялась раз двадцать. Изредка слышались еще какие-то бессмысленные выкрики помимо мелодии. И все.

– Ну?! – выпятил подбородок Марк, ожидая реакции.

– Ну-у... – протянул Курт, – это все-таки не совсем та песня... – Марк мрачно уставился на него, и он опасливо закончил: – Но почти та.

Марк расслабился:

– Вот я и говорю. Леннон все продал и всех предал. Он теперь не настоящий, он – липовый. И Господь отвернулся от него. Я уже сейчас сочиняю те же песни, что и он. И я – не продамся! Я буду бороться со злом и помогать слабым! – говоря это он вновь возбуждался. – Я вступлю в «Ассоциацию молодых христиан» и буду много молиться! Все грехи мира я возьму на себя и искуплю их! И я буду сочинять песни! Я больше не буду подглядывать из-под кровати! Я, я буду настоящим Джоном Ленноном, а не этот иуда!!! – он вскочил, шагнул к проигрывателю и, сдернув с него пластинку, сломал ее пополам. Потом обернулся к сидящим на диване. – Что ты на меня пялишься?! – рявкнул он на Дэвида. – Не веришь?!

– Почему? – замялся тот. – Я верю...

– Слушайте, – снова сменил гнев на милость Марк, – хотите, я вам подарю все это? – Он обвел рукой стены комнаты, увешанные плакатами «Битлз» и обложками их пластинок.

– Ты же столько лет собирал, – засомневался Курт, но глаза его заблестели в предчувствии обладания сокровищем.

– Забирайте, забирайте, – Марк залез на стол и принялся сдергивать с плакатов скотч. – Вот этот и вот этот... А этот – не дам! Этот надо сжечь! Когда они писали «Сержант», Леннон уже переродился. Зажигай.

– Прямо здесь?

– Рви на кусочки и жги вон в той тарелке. И вот этот – тоже. Остальные – забирайте. Джону Леннону ни к чему обвешивать комнату своими портретами.

Опасливо косясь на одноклассника, Курт и Дэвид сворачивали подаренные драгоценности, а в большой железной миске пылал огонь...

Марк не знал, что предмет его любви и ненависти находится сейчас совсем недалеко от него, в Америке. В то время, когда на студии готовился «Let It Be», Джон и Йоко свихнулись окончательно. Ее второй подряд выкидыш превратил их депрессию в хроническую, а подсказанный кем-то метод излечения от наркотиков путем замены другими наркотиками, привел к так называемой «полизависимости», то есть, к неспособности жить без употребления сразу нескольких препаратов одновременно...