Литература и фольклорная традиция, Вопросы поэтики

Факультативность развязки.

Лирическая ситуация в силу своей всеобщности таит в себе вероятность не одного, а нескольких решений, причем различия между этими решениями, по сравнению со значимостью ситуации, представляются несущественными.

При сопоставлении нескольких вариантов лирической песни обнаруживается, что наибольшие расхождения между ними приходятся на заключительные строки. Ссылки на то, что конец "хуже всего запоминается"29, ничего не в состоянии объяснить, они сами нуждаются в объяснении - ведь со сказкой дело обстоит прямо противоположным образом: наложение нескольких вариантов дает нечто вроде воронки, вариативность падает как раз по мере приближения к финалу. Когда сказка и песня основываются на сходных реалиях, различия выступают особенно рельефно. Так, в сказке, если в числе основных ее персонажей имеются три брата, то положенное испытание они проходят поочередно, в раз навсегда установленной последовательности и с тем же неизменным результатом: старший и средний терпят неудачу, и только младший успешно преодолевает все преграды. Среди песенных вариантов находим нечто подобное:

Загаварил радимой батюшка:

"Каму на службу итить?

Бальшому итить

Таво жаль будить!

А середнему итить

Детей многа;

Итить сыну меньшому!"

(Кир., II, 1, No 2329)

Однако в этой ситуации что ни песенный вариант, то новое решение: в одних текстах жребий выпадает старшему брату, в других - младшему, иногда младший брат .вызывается служить за старшего-вопреки жребию, порой брат, которому выпал жребий, не подходит под аршин. Такое разнообразие концовок-свидетельство того, что и в каждом отдельном варианте предполагаемая развязка рассматривается как одна из возможных30. Наконец, имеются варианты, в которых результат жеребьевки вообще не сообщается.

На примере вариантов польской песни "Пошла Кася через бор по воду" факультативность событийной развязки пока" зал Ян. Быстронь31, хотя с его пониманием причины этого явления (он объясняет его недостаточно прочной памятью исполнителей народных песен) согласиться нельзя.

В фольклоре лирическая ситуация, в отличие от эпической, не "силуэтна", у нее свой фон, который угадывается "за текстом".

У Горького в повести "В людях" эту особенность народной лирики по-своему передает бабушка, хорошо знавшая и чутка воспринимавшая народную песню: "Вот как горе поется! Это,. видишь, девица сложила: погуляла она с весны-то, а к зиме мил любовник бросил ее, может, к другой отошел, и восплакала она от сердечной обиды... Чего сам не испытаешь-про то хорошо-верно не скажешь, а она, видишь, как хорошо составила песню!"32. Для нас здесь особенно существенны два момента. Во-первых, осознается, что жизнь девушки со всеми ее перипетиями остается за пределами песни, вернее-входит в песню в "снятом" виде, через облик героини ("Это, видишь, девица сложила..."). Во-вторых, допускается множество различных развязок и признается предположительность любой из них ("может, к другой отошел"): на существо дела это уже никак не в силах повлиять. В рассуждении горьковской героини схвачена существенная особенность лирической композиции - проблематичность, а потому и необязательность развязки. Вот .как, например, заканчивается небольшая,, в восемь строк, боснийская народная песня:

U tudoj zemiji moia djevojka.

Jedni mi kazu da je bolesna.

Drugi mi kazu da je umria33

(В чужой стороне моя девушка.

Одни мне говорят, что больна,

Другие мне говорят, что умерла)

А вот пример того, как лирическая песня отказывается от балладного сюжетного развития. Герой хочет встретиться с милой и просит ее открыть окно.

- Уж я рада бы окошечко открыла, - Лежит нелюб на правой моей ручке. "Отвернись, моя милая, от нелюба, Я убью твово нелюба с туга лука".

Однако там, где в балладе уместно было бы трагическое действие, в песне следует ответ:

- Убить-то, мой сердечный друг, не убьешь,

Хоша убьешь, ты каку корысть получишь?

Только получишь ты напасти,

От которых напастей нам пропасти!"34

(Кир., II, 2, No 2357)

Известны песни, завершающиеся целым каскадом подобных уступительных конструкций-предположений. Высказывание в песне приурочено к ключевому моменту, после которого уже не столь существенно, будут ли совершены еще какие-либо поступки или нет: они все равно не снимут того настроения, которым рождена и живет песня. Отнесенные в будущее моменты, по слову исследователя песни, угадываются35 из "настроения, поэтому они то намечаются частично, как бы пунктиром, то и вовсе опускаются.

Теперь можно объяснить, почему вариативность песни возрастает к концу ее, тогда как в сказке более вариативно начало. Ситуация в лирической пеоне изображается ради коллизии, а не во имя возможной развязки. В сказке же вострое о том, кем будет герой, решается однозначно, тогда как на вопрос, кем он был, сказка предлагает несколько ответов: судьба сказочного героя определяется не столько его прошлым, сколько его будущим (обратная мотивировка). |Как раз тот элемент композиции, который в эпическом повествовании (в частности, в сказке) был наиболее весомым (развязка) и поэтому регламентирован наиболее строго, в лирической песне становится компонентом, наиболее независимым от нормы36. Так, одна и та же песня, которая обычно начинается словами "Хорошенька девушка семнадцати лет" и воспроизводит ситуацию, хорошо знакомую и фольклору, и литературе (Некрасов, Л. Толстой, Блок) -девушка "жадно глядит на дорогу",-в одном варианте заканчивается драматически:

Свернула с дороженьки, скричала: постой,

Постой, постой, миленький, повидаемся,

Золотым колечком поменяемся!

Рад бы, раскрасавица, повидатися

Вороные кони никак не стоят,

Кучера и фалеторы не могут держать!"

(Соб., V,No 466).

B другом варианте финал вполне благополучный:

Машет мой-то миленький правою рукой:

"Садись-ка, любезная, садись-ка со мной!

Поедем-ка, любезная, поедем домой!"

(Соб., V, No 467).

Поскольку в повествовательных жанрах действовал закон фабульной завершенности, там все узлы развязывались, противоречия разрешались благодаря либо необычайному герою, либо исключительным обстоятельствам, либо тому и другому вместе. Отказавшись от непременного разрешения конфликта, лирическая песня тем самым освободилась и от необходимости предлагать решения во что бы то ни стало, а значит и решения мнимые, нереальные; стремление к счастью и справедливости лирика уже не обязана направлять в иллюзорное русло (хотя иногда и делала это).

Более того, можно даже утверждать, что лирика обратилась прежде всего как раз к тем коллизиям, разрешение которых представляется в реальной действительности наименее вероятным, и к тем героям, осуществление воли которых наиболее затруднено. Не случайно герой большинства народных лирических песен-женщина. Вук Караджич в своих сборниках лирические песни классифицировал как женские-в отличие от героических юнацких, мужских.

Отсутствие фабульной развязки в лирической песне отнюдь не свидетельствует о ее смирении перед действительностью. Напротив, в этом проявляется стремление личности подняться над не удовлетворяющей ее реальностью. Отсутствие развязки ("нулевая медиация"37) -одна из причин того, что не только персонаж, но и исполнитель, и слушатель (часто они объединяются в одном лице) как бы сами оказываются перед решением, которое никто другой принять за них не может. В этом проявляется специфика лирической ситуации.

Отказ от абсолютной ценностной шкалы

В эпических жанрах фольклора оценка тем или иным явлениям дается единая, герою остается только приобщаться к ней. Сказочный герой оказывается перед 77 девушками, среди которых ему необходимо найти будущую свою царевну. Между тем девушки совершенно одинаковы- голос в голос, волос в волос", так что требуется, по существу, не избрать, а угадать: результат предопределен заранее. Как обнаружил Иржи Поливка38, чисто сказочные по своей природе формулы сходства-тождества, характерные для восточнославянского фольклора, у соседних народов либо очень ослаблены, либо отсутствуют вовсе. Приводимые им примеры из немецких сказок согласуются с высказанным выше предположением о меньшей жанровой определенности немецкой сказки по сравнению с восточнославянской-русской и, в несколько меньшей степени, украинской. Неудивительно поэтому, что, например, в украинской сказке невесты оказываются за занавесом и герою предлагается угадать суженую "по чеботам"39, а в русской сказке царевну Маранду среди 20 одинаковых девиц угадывает не сам герой, а его чудесный помощник40. Это различие между песней и сказкой очень тонко уловила Марина Цветаева. В поэме "Крысолов", со свойственной поэтессе антитезностью художественного мышления, она отдает сказочную ситуацию на суд лирического сознания: