Литература мятежного века

Когда дряхлеющие силы

Нам начинают изменять

И мы должны, как старожилы,

Пришельцам новым место дать,

Спаси тогда нас, добрый гений,

От малодушных укоризн,

От клеветы, от озлоблений

На изменяющую жизнь;

От чувства затененной злости

На обновляющийся мир,

Где новые садятся гости

За изготовленный им пир,

От желчи горького сознанья,

Что нас поток уж не несет

И что другие есть признанья,

Другие вызваны вперед,

Ото всего, что тем задорней,

Чем глубже крылось с давних пор,

И старческой любви позорней

Сварливый старческий задор.

Молодые писатели по-своему воспринимают состояние литературной реальности. При чтении "Манифеста нового поколения" Вячеслава Дёгтева создается впечатление, что автор преднамеренно вызывает "огонь на себя", задевая за живое, норовя ударить по самому больному месту: "Они (старшее поколение. - Н. Ф.) сами себя загнали в резервацию... Сами себя оскопили... Их мир - мир кривых зеркал". Порою автор впадает в крайность своей эксцентричной невоздержанностью: "За редким исключением это убогие, никчемные людишки, с плебейским мышлением (...) в наше кровавое время они очень любят рассуждать о непротивлении злу насилием, пописывают пасторали о лютиках-цветочках (...) Хоть они еще и просиживают свои геморройные зады на старых креслах с новыми заплатками из модных названий, - это их не спасет" и т. д. Новое поколение, заявляет далее автор, напротив, полно решительности "идти дальше, навстречу колючему солнцу, навстречу набухающей буре (...) мы сдуваем с нашего меча пыль бездействия, и пусть ржавчину с него счистят вражьи щиты и шлемы". Сильно написал представитель молодого поколения. А ведомо ли сему поколению, что его предшественники в свое время тоже устремлялись "навстречу колючему солнцу" и прочее, но создали литературу, равной которой не знает мир последнего семидесятилетия?.. О, безоглядная молодость, о, безрассудная дерзость!

Однако ж не будем с порога отвергать то, что задевает наше самолюбие, непривычно для нашего восприятия, равно как разрушает устоявшиеся представления о ходе вещей. Что это? "Издевательская, оплевывающая все святое статейка" (И. Дорба) или крайнее проявление противоречивости миропонимания, столь свойственных современным писателям? Видимо, суть в ином - в напряженных отношениях между поколениями, особенно обостряющихся в переходные периоды, когда начинает складываться новый тип писателя, корректирующий, естественно, цели и задачи литературы. Так было всегда!.. И это напряжение, это беспокойство усиливается, когда видишь, как литература мечется в поисках выхода из тупика. Надежда - на молодежь, талантливую и дерзкую, готовую отстоять честь родной изящной словесности.

Как бы ни относиться к подобным манифестам, надо все-таки признать, что в них чувствуется боль за судьбу литературы. Как она сложится? Симптомы неблагополучия налицо: огромный валун, обрушенный в сонный литературный омут, не вызвал на его поверхности даже мелкой зыби! Меж тем аллеи изящной словесности проданы на сруб и уже остались малые островки уцелевших дерев. Сколько времени потребуется, чтобы вырастить новые? Много!.. И еще - кто даст ответ на вопрос: есть ли у нас литература как органически целое, объединенное интересами народа, верой в идеалы и духовные ценности России, наконец, четкостью художественного мировоззрения?

II

В декабре 1990 года состоялся VII съезд писателей России. Съезд проходил в сложной обстановке - развал социалистического содружества, разгул экстремизма в союзных республиках, политический и экономический хаос - и на этом фоне недобрый оскал новой власти. Писатели проявили озабоченность положением в стране. В речах, кулуарных разговорах, в самой атмосфере собрания сквозили растерянность, уныние и подавленность. Казалось, мало кто предполагал столь резкий поворот событий, а иные не верили в серьезность происходящего, считали его скоропреходящим явлением. Лишь немногие начинали серьезно задумываться над судьбой литературы и ее связью с жизнью народа.

В этом плане представляет известный интерес выступление Валентина Распутина, точнее, та его часть, где говорится о взаимоотношении народа и писателя, советского писателя. "Всегда и во всех обстоятельствах оставался прежде запас -запас земли, терпения, мужества, здравомыслия и народного духа, которые в совокупности можно назвать запасом отечественной прочности, - сказал он. - В самые тяжкие и трагические моменты истории было куда отступать и чем усилиться, но сегодня (...) - разве нет у нас ощущения, что все запасы кончились и рассчитывать не на что? Разве к чувству бессилия не начинает примешиваться никогда раньше не испытываемое нами чувство бездомности и сиротства, будто сама Россия уходит у нас из-под ног в неведомое и чужое пространство... "8 -Мотив о том, что все запасы народного духа, здравомыслия и мужества "кончились и рассчитывать не на что", по известным теперь причинам навсегда останется в его сознании. Подвел, оказывается, народ Распутина: "Мы рассчитывали на здравый смысл, на нравственное здоровье народа, а они оказались подорванными больше, чем мы ожидали". Кому же как не писателям надо было это знать, а не "ожидать"? Впрочем: "Россия вправе была ждать от нас решительного слова, вправе была ждать его от тех, кому она вручила свой голос и совесть. И она ждала его", как он далее скажет, от нас, "дальновидцев и нравственников", и т. д. Право, как-то неудобно это комментировать Более ста лет тому назад Ф. М. Достоевский писал: "Многие из "наших умников" любят не сам народ русский, и будут любить его лишь таким, каким бы желали его видеть и каким себе представят его. А так как народ никогда таким не сделается, каким бы его хотели видеть наши умники, а останется самим собою, то и предвидится в будущем неминуемое и опасное столкновение"9. К слову сказать, к концу восьмидесятых Распутина (как и многих "живых классиков") покинуло высокое дыхание искусства и он пока еще робко, но решительно направил свои стопы в сторону от народа. А поскольку здравый смысл и нравственное здоровье народа оказались подорванными, "дальновидцам и нравственникам", то есть современным писателям, уже нет надобности преклоняться перед великой правдой.

Не менее любопытно и другое. Несколько лет спустя, на очередном съезде Союза писателей России (1999 г.), Распутин, горячо поддерживаемый присутствующими, с бесстрашным и доселе неслыханным глубокомыслием заявит: "В одной из последних статей Валентин Непомнящий сказал, что роковой ошибкой большевиков было то, что они не стерли с лица земли русскую классику и позволили ей спасти культуру XX века и тем самым спасти Россию. Парадокс: Василий Розанов считал, что русская литература своей безудержной критикой существовавшего порядка за весь XIX век погубила Россию, приведя ее к революции; Вал. Непомнящий уверен, что русская литература после революции спасла Россию. (...) Одна художественность, т. е. красота русской литературы, в которую облекалась красота нашей самобытности, способна была спасти Россию и не дать забыть ее духовные и нравственные формы. Один русский язык, это неумолчное чудо в руках мастеров и в устах народа, занесенное на страницы книг, - один он, объявший собою всю Россию, способен был поднимать из мертвых и до сих пор поднимал". Спасла, стало быть, Россию писательская рать, несмотря на то, что "народ в инстинктивной потребности сохранить себя отпрянул от всякого печатного слова как от проказы". Сильно сказано, вроде того, что сапоги надо чистить с вечера, чтобы с утра надевать их на свежую голову... Проще говоря, писательская правда - это одно, а народ, народная правда - другое. Но и это еще не все: "У нашего писательского союза незапятнанные перед Отечеством перо и честь во все минувшее окаянное десятилетие. Мы не отступили от праведности и совместности литературы. Кажется, Василий Розанов сказал о славянофилах, что они звонили в колокольчики, в то время как в стране гудел набат, призывающий совсем к иным действиям. Должно быть, и мы звонили в колокольчики, но не из робости или малосилия, а от того, что слишком густо был забит злом сам воздух. Но не предали мы ни земных, ни небесных крепостей, на которых стоит Россия, ни святынь наших, ни души, ни оружия, ни товарищей... " Опасно писателю шутить со словом. Слова "мы не предали ни святынь наших, ни души, ни товарищей" кощунственно звучат в устах Распутина. Ну да Бог ему судия.