Уоррен Баффет. Лучший инвестор мира

Сибери, семидесятилетний облысевший старик с огромным количеством пигментных пятен на руках и голове, объявил, что планировал уйти в отставку в декабре и поставить на свое место Джека. Однако, по его собственным словам, он более не мог исполнять обязанности президента «организации, в которой его полномочия столь усечены»³⁷. С максимальной степенью надменности — вполне допустимой, несмотря на присутствие мятежников, захвативших корабль, — Сибери произнес небольшую речь, в которой высоко оценил свои достижения. Затем он обратился с заявлением об отставке, и правление с ней согласилось. Джек Стэнтон добавил несколько печальных ноток, сказав, что если бы он стал президентом в декабре, то это, вне всякого сомнения, привело бы к «дальнейшему успеху и прибыльной деятельности». Правление терпеливо его выслушало, а затем приняло и его отставку.

После голосования Джек положил на стол ручку и перестал вести протокол, в котором уже были зафиксированы обе прощальные речи. Оба Стэнтона встали и вышли из комнаты. Члены правления немного помолчали, а затем с облегчением выдохнули.

После этого правление быстро избрало Баффета председателем правления и подтвердило полномочия Кена Чейса — теперь ему предстояло управлять компанией, находившейся в тяжелом положении. Компанией, которую Баффет купил, подчиняясь голосу эмоций, и на приобретение которой потратил так много сил и средств. Через несколько дней он поделился своими мыслями в отношении текстильной индустрии в газетном интервью. «Речь не идет о том, кто “за”, а кто “против”. Это просто деловое решение. Мы пытаемся оценить бизнес. Цена — крайне важный фактор в процессе инвестирования. Именно она определяет решение. Мы купили Berkshire Hathaway по хорошей цене»³⁸.

Затем ему пришлось пересмотреть это решение.

«Я купил собственный “сигарный окурок” и попытался его раскурить. Это бывает так... вы идете по улице и видите окурок. Он выглядит сырым и отталкивающим, однако его можно взять совершенно бесплатно... и возможно, что вам хватит на одну

затяжку. В Berkshire не осталось ничего для последней затяжки. Поэтому все, что у меня осталось, это огрызок мокрой сигары во рту. Именно это было самым точным описанием Berkshire Hathaway в 1965 году. И в этот окурок было вложено слишком много денег³⁹. Лучше бы я никогда не слышал о Berkshire Hathaway».

Глава 28. Сухой трут

Омаха • 1965-1966 годы

«После смерти отца все изменилось на сто процентов, — говорит Дорис. — Все будто начало болтаться в воздухе. Отец был связующим звеном для всей семьи. И вот теперь наша Вселенная лишилась центра».

За последние годы Лейла пережила целый ряд потерь. Ее мать Стелла умерла в 1960 году в Norfolk State Hospital, сестра Бернис — годом раньше от рака костей. После ухода Говарда Лейле пришлось искать новый смысл жизни, и она стала почти полностью зависеть от Уоррена, Сьюзи и их семьи. Внуки приходили в ее дом по воскресеньям. Она вручала им пакеты со сладостями, которые они могли есть во время церковной службы, а затем кормила их обедом и дарила карманные деньги. После обеда она отводила их в магазин Woolworth, чтобы купить игрушки, с которыми они могли играть у бабушки дома. Подобно Говарду, который как-то раз заплатил детям за то, чтобы они пошли в церковь, она нашла вполне баффетовское решение проблемы своего одиночества — заключила сделку с внуками, заставляя их оставаться с ней как можно дольше.

Именно присутствие Говарда всегда заставляло Лейлу мягче относиться к Дорис и Уоррену. Когда же отец умер, визиты к матери стали для них невыносимыми. Уоррен трясся всякий раз, оказавшись рядом с ней. На День благодарения он взял тарелку с едой со стола, поднялся наверх и съел свой ужин в одиночестве. Лейла время от времени разражалась вспышками гнева. На протяжении многих десятилетий она была зациклена на членах семьи. Правда, однажды она выскочила из машины на парковке и целый час кричала на свою знакомую по какому-то пустяковому поводу — Сьюзи и Хоуи оставалось лишь остолбенело смотреть на бабушку. Однако основной мишенью Лейлы, как и прежде, оставалась Дорис, боготворившая своего отца еще сильнее, чем Уоррен. Дорис всегда считала, что расстроила всю семью своим разводом с Трумэном. Контраст между успешной жизнью Уоррена и Сьюзи и ее собственной жизнью разведенной женщины в то время, когда разводы были крайне редки, лишь усиливал ее ощущение своей бесполезности. Незадолго до своей смерти Говард попросил ее вновь выйти замуж, чтобы у ее детей наконец появился отец. Так она и поступила — вышла замуж за Джорджа Лира, первого же мужчину, сделавшего ей предложение¹. Он был достаточно приятным человеком. Однако Дорис казалось, что ее замужество было вынужденным, что не могло не сказаться на отношениях.

Берти, которая меньше всего зависела от отца и редко бывала объектом гнева матери, тоже обнаружила, как сильно изменилась ее жизнь после смерти Говарда. Однако, так же как и Уоррена, наличие капитала, с одной стороны, наделяло ее ощущением силы, а с другой — заставляло испытывать беспокойство. Она вела отчетность о каждом потраченном долларе, а в напряженные минуты жизни занималась оплатой счетов.

У всех членов семьи Баффетов были свои сложности в отношении денег. Их проблемы коренились настолько глубоко, что никто вокруг не замечал, насколько необычной семьей они являются. После смерти Говарда Уоррен и Сьюзи естественным образом взяли на себя роль главных в семье — отчасти благодаря размеру своего состояния, но в не меньшей степени благодаря личностным особенностям. Лейла, Дорис и Берти (да и многие другие) находили у них поддержку. Дядюшка Уоррена Фред Баффет и его жена Кэти, которые теперь владели семейным магазином, могли дать Уоррену много очков вперед в семейном соревновании на скупость. Они были привязаны к Уоррену и Сьюзи, и их привязанность лишь усиливалась по мере укрепления статуса и роста состояния их племянника. Лейла, ревниво относившаяся к своей невестке, всю жизнь находилась под влиянием давнего эпизода, когда Эрнест на танцах в «Ротари-клубе» предпочел выбрать в качестве партнерши не ее, а куда более живую Кэти. Теперь она начала относиться к Кэти еще более ревниво, и Сьюзи (которой доверяли решительно все) приходилось прилагать немалые усилия, чтобы развести по времени визиты двух дам. Помимо помощи Говарду в последние дни его жизни, Сьюзи приходилось разводить по разным углам Лейлу, Уоррена и Кэти, и она немало преуспела в этом искусстве. Возможно, поэтому не должно казаться удивительным то, что Элис, любимая тетушка Уоррена еще с детских времен, питала к Сьюзи больше доверия, чем к кому-либо из членов семьи (за исключением разве что самого Уоррена).

Поэтому утром 10 ноября 1965 года Элис позвонила Сьюзи, а не Лейле. Звонок застал Сьюзи в косметическом кабинете. Выбравшись из-под сушилки, она подошла к стойке с телефоном. Элис объяснила, что очень беспокоится об Эдит, сестре Лейлы, которая позвонила ей в воскресенье в состоянии сильной депрессии. Элис, работавшая ассистентом преподавателя, пригласила Эдит прокатиться на машине и поговорить. Они остановились на дороге, чтобы купить мороженого. Эдит возвела Уоррена, Сьюзи и Элис, да и всех Баффетов в ранг идолов. Она призналась, что ей крайне тяжело общаться с такой совершенной семьей, в то время как ее собственная жизнь далека от совершенства². Ее импульсивное и чересчур романтичное желание выйти замуж себя не оправдало. Муж, за которым она поехала в Бразилию, оказался развратником и растратчиком и оставил ее ради другой женщины. После возвращения из Бразилии в Омаху ей оказалось тяжело смириться с жизнью разведенной матери двух дочерей.

Элис сообщила Сьюзи о том, что Эдит не вышла на работу в Высшую техническую школу. Обеспокоенная Элис отправилась к ней домой. Она звонила и стучала, но никто не отозвался. Элис сказала Сьюзи, что боится, не случилось ли чего-то плохого. Сьюзи выбежала из салона, вскочила в свой золотой «кадиллак-кабриолет» с откидной крышей, даже не успев снять бигуди. Она доехала до дома Эдит и принялась стучать в дверь и звонить. Никто не отвечал, но она каким-то образом умудрилась проникнуть внутрь. Дом был пуст — ни сообщения, ни записки. Машина Эдит стояла в гараже. Спустившись в подвал, Сьюзи нашла Эдди с глубокими порезами на запястьях. Она была мертва.