Сквозь тьму с О. Генри (ЛП)

Горькие, острые слова. Внезапно неправедные деньги стали так оттягивать мне карман, словно там были все 600 000, о которых мне так мечталось.

— Они несколько опередили события — на самом деле я ограбил поезд МКТ. — Мне хотелось, чтобы он это знал, вот только я никак не мог сообразить, как поднести ему эту новость. Старался, чтобы мой голос звучал как можно более равнодушно и бесстрастно.

— Здорово сработано, а? — ответил он мне в тон. — И ведь ни следа за собой не оставили! Видно птицу по полёту — опытные действовали.

— Все, кроме меня, — отвечал я. — В шайке Энди сплошные ветераны.

— Дьявол, ну, у тебя и шуточки! Ты-то чего, к чёртям, веселишься? — И он испустил нетерпеливый свист, подействовавший на его лошадь, как хорошие шпоры. То, во что мой отец так легко поверил, Фрэнк отмёл, как полностью не заслуживающее внимания.

Даже когда я в ярких красках расписал ему всю авантюру, он всё равно не признал моих геройских заслуг.

— Э-э, да ты, считай, там вообще был с боку припёка, — заключил он. — Так, засосало тебя. Гнёт обстоятельств. Ты же просто зрителем был. Так что и брать эти денежки не имел права.

Он ещё не знал, что всего сутки спустя ввяжется в авантюру куда похлеще — такой уже давно не случалось на этих землях — да к тому же будет заводилой. Его единственной мыслью было успеть в Эль Рено до открытия съезда демократической партии и взять за грудки Хьюстона с Лавом — до того, как они умудрятся спровадить нас в тюрягу или того больше — разделаться с нами.

— Как только мы попадём к ним в лапы, они уж своего не упустят. А напоследок укокошат и старика с Джоном.

Мы добрались до Эль Рено после полудня. Поезд с делегатами должен был прибыть в десять вечера. Мы затаились до того момента, когда надо было идти на станцию. Народ сгрудился маленькими группками там и сям. Меня в городке знали все — я ведь был здесь окружным атторнеем целых два года.

На нашем пути прозвучала добрая дюжина дружеских приветствий. Они знали, зачем мы явились — видели листовки. И никто из них не соблазнился обещанной наградой.

На станцию вкатился поезд. Кто-то прошмыгнул мимо меня, на ходу шепнув:

— Они улизнули. Билл Тиллман видел вас и накапал им.

Из поезда вывалилась толпа: выпивохи, старые ковбои, бывшие каторжники, мелкие фермеры и горстка порядочных граждан. Хьюстона и Лава не было. Двумя днями позже я встретил Тоба Олдена, шерифа округа Вудворд.

— Они прокрались незамеченными, — сообщил он. — Сейчас заседают на сессии.

Я не стал дожидаться Фрэнка.

Большой зал муниципалитета был переполнен. Председательствовал мой старинный приятель Лесли Росс. Я притаился у двери, поджидая случая незаметно проникнуть в зал. Какой-то тип в середине зала прервал выступающего. Кто-то заорал типу, чтобы он заткнулся, а сидящий сзади долбанул ногой в спинку его стула; словом, поднялась возня — вот тебе и подходящий случай.

Я не спеша пошёл по проходу, сохраняя показное спокойствие. Я был в таком напряжении, что не заметил гробовой тишины, установившейся в зале. Взглянул на помост: Росс стоял, подняв вверх руку, глаза его были прикованы ко мне, а лицо — белее снега, словно он собирается вот-вот хлопнуться в обморок. Публика замерла, как будто увидела привидение.

— Джентльмены, одну минуту, оставайтесь на местах. — Он спустился по ступенькам и направился по проходу ко мне, повторяя: — Всего минуту, джентльмены, я вижу одного своего давнего друга.

— Их нет здесь, Эл, — прошептал он мне. — Богом клянусь, они носа сюда не совали. Не затевай шума, успокойся!

Он был в большем возбуждении, чем я сам. Похоже, думал, будто я собираюсь перестрелять весь город. Хьюстона с Лавом здесь не было, они сбежали в Гатри, [10] и мы с Фрэнком последовали за ними.

И вот мы добрались до окраины города Гатри. К нам подъехал всадник — это был Эд Никс, маршал Соединённых Штатов. [11]

— Не ходите туда, ребята, — сказал он. — Их предупредили, и они готовят вам засаду. Вас повяжут на основании того обвинения, что они сфабриковали против вас раньше. Они понимают, что вы придёте по их душу. Половина населения Гатри готова разрядить в вас свои пушки, и как только вы сунете нос в город, вас тут же прикончат.

Я знал Эда Никса десять лет. Он был парнем честным.

Не мы расправились с Хьюстоном и Лавом — они расправились с нами. Из-за них мы получили пожизненный срок в тюрьме и ещё десятку сверху на добавку. Мы бы так и гнили за решёткой, если бы президент Мак-Кинли не скостил нам срок. Эти мерзавцы навязали бы нам и другие обвинения, если бы Теодор Рузвельт не гарантировал нам полное прощение.

Ник ехал с нами целую милю.

— Ребята, да они весь округ подкупили! — сказал он. — У вас не было бы ни единого шанса. Так что выбирайте — пастбище или загон, свобода или решётка.

Глава IX

В том, что Фрэнк стал налётчиком, сказались и игра случая, и знамение судьбы.

Когда Ник оставил нас, Фрэнк, вне себя от провала нашего плана, повернулся ко мне.

— Что-то я ему не верю. Эх, надо было продолжить начатое! Прошляпили мы. Хотел бы я видеть этих охотничков за нашими головами!

Долго ждать ему не пришлось. Мы остановились перекусить у Нигера Амоса — гиганта с лицом тёмным, как ночь, и душой светлой, как день. Жена его была самой красивой мулаткой в этих краях. Их домик, изящный жёлтый коттедж, стоял посреди кукурузных полей. Улыбка Амоса и его жены Колли всегда шла от самого сердца.

Он щедро делился с нами всем, что у него было. Колли по праву гордилась своим кулинарным искусством. Пока она жарила цыплёнка, Амос сидел на крыльце и ждал нас. Мы появились как раз, когда они собирались обедать, и тогда Амос, этот большой трудяга-фермер, уступил нам своё место за столом, а сам вышел во двор, ожидая, пока белые господа не покончат с обедом.

— Давай позовём его к столу, — сказал я Фрэнку. Он даже вилку выронил от удивления, уставившись на меня так, словно у меня были не все дома.

— Почему бы нет? Я — бандит с большой дороги, грабитель, сижу здесь, а Амос — чёрная кожа, белая душа — там, а ведь это, что ни говори, его жратва… Амос, иди сюда, пообедай с нами! — прокричал я ему. Бедный Амос ошалел ещё больше, чем Фрэнк.

— Что, са’? Нет, са’, нет, са’! Так не годится! Я приличия знаю!

Такая приверженность Амоса косным обычаям, возможно, спасла нам жизнь.

— Эй, парни, у вас, похоже, неприятности? — В следующую секунду он уже заглядывал в комнату, сверкая белками глаз, казалось, ещё немного — и они выпрыгнут из чёрных глазниц. — Что вы такого натворили, а? — выдохнул он. — Тут целая шайка полицейских на подходе!

Не дожидаясь, пока мы ему ответим, он побежал к нашим лошадям и погнал их в глубь кукурузного поля.

— Парни, давайте-ка туда тож.

И как раз вовремя: с вершины холма галопом спускались семеро всадников. Подскакав к крыльцу, они натянули поводья. Невинное лицо Амоса посрамило бы самих ангелов. Неет, он никого не видел. Неет, са’, никогошеньки тут не было! Нет уж, никому он не позволит топтать его кукурузу, ещё чего не хватало, пусть ищут своих злодеев где-то в другом месте! Ищейки ругались на чём свет стоит и стращали его всяческими карами, но Амос твёрдо стоял на своём.

— Ты понял? — Открытое, искреннее лицо Фрэнка побелело от ярости. Он был похож на загнанного в угол зверя, готового ринуться на своего преследователя, кем бы он ни был. — Ты соображаешь, что происходит? — настоятельно повторил он. — Нет? Ну так я тебе скажу: они уверили компанию железных дорог Санта-Фе в том, что это мы их ограбили! За всем этим стоит сама Санта-Фе, вот что.

Может и так, а может, и не так, откуда нам было знать. Но на то было похоже: Хьюстон служил поверенным Компании железных дорог Санта-Фе.

Все те несколько дней, что понадобились нам, чтобы добраться от домика негра до ранчо Харлисса, ищейки неустанно шли по нашему следу. Но меня это сильно не волновало — во всём этом деле было что-то влекущее, вкус настоящего приключения. А вот для Фрэнка это было время адских мучений — ему не нравилось, что на него охотятся. Его грыз стыд — он считал трусостью нашу попытку бегства от опасности. Это чувство доводило его до такого исступления, что он был готов повернуть назад и наброситься на наших преследователей.