Третий выходит на связь

- Да, картой. Понимаешь, есть опасение, что немцы разгадали наш маневр. Этот чертов фонарик заставил поломать голову.

- Да, худо получилось. И как его без присмотра оставили?

- Прозевали. Ну что ж, нет худа без добра, - сказал комиссар. - Зато мы теперь возьмем и назад повернем. И шарахнем там, где они не ожидают.

Лысенко быстро посмотрел на комиссара.

- Я не из-за этого зашел, товарищ комиссар. Я был в шалаше, где этот гад сидит. Связал его на всякий случай. Вот думаю, не удвоить ли караул? Волк, надо полагать, стреляный. Может между пальцами выскользнуть. Только во что я скажу, товарищ комиссар: тут что-то не так.

- Разберемся, проверим.

- Конечно, Григорий Макарыч. Да проверить трудно теперь, времени нет.

Послышался шорох, еловые ветки раздвинулись, и в шалаш вошел начальник особого отдела Ковалев.

- Товарищ комиссар, я к вам с Моховым. Проводник, который был с группой Бокарева, когда взяли Тарновского. Просит послушать.

- Разрешите идти, товарищ комиссар! - заспешил Лысенко.

- Идите. Здравствуйте, Иван Семенович! Проходите, садитесь. Что это сегодня всем не спится? Лысенко, вам...

- Григорий Макарыч, - откашлялся Мохов, - тут такое дело. Этот хлопец меня, раненого, из-под пуль вытащил, когда мы на засаду нарвались. И дрался он дай бог, хотя сам кровью истекал. Я, как вы знаете, с ним в госпитале был. Присмотрелся. Наш он человек, я вам как на духу скажу. Не мог он фрицам сигналы посылать, что-то тут не чисто. И сестричку, Катеньку, зазря подозреваете. Потянулись они друг к дружке, факт. Понятно: дело молодое. Вы не спешите его - к стенке, тут разобраться надо.

- Разберемся, - устало потянулся Бабенко. - Обязательно разберемся. Спасибо вам, Иван Семенович.

Мохов поднялся из-за стола. Ковалева комиссар задержал. Когда они остались одни, сказал:

- Теперь о главном. Новости есть?

- Есть, товарищ комиссар. Я шел следом за Лысенко, а тут навстречу Мохов. Ну, я его прихватил для конспирации, а он, оказывается, сам сюда путь держал, но это между прочим. А по делу: Лысенко очень интересуется Тарновским, в его шалаше был.

- Доложил, подстраховался, - усмехнулся комиссар. - Связал он его, видите ли. Очень боится, чтоб не сбежал. Лысенко не догадывается, что за ним ведется наблюдение?

- Не должен.

- Это очень важно. А Тарновский пусть бежит, если надумает. Не мешайте ему. Но проследите, чтоб далеко не ушел.

- А что с Лысенко, товарищ комиссар?

- Его брать пока рано. Усильте наблюдение. Возьмете после побега Тарновского, когда он зашевелится. Выделите опытных бойцов. У вас все?

- Все, товарищ комиссар.

- Хорошо. Имейте в виду: я "проговорился" Лысенко насчет нашего дальнейшего маршрута. Так что ему теперь в шапку дремать не придется.

- Как проговорились? - Ковалев вскочил. - Поднимать разведку!

...Выйдя от комиссара, Лысенко углубился в лес. Теперь поздно что-либо делать.

Игра проиграна, надо уходить, пока жив, черт с ним, с Тарновским!

Чувство опасности, острое, леденящее душу, гнало Лысенко из лагеря. Он все понял в ту минуту, когда комиссар "проговорился" о дальнейшем маршруте партизан: разгадан, разоблачен!

С заданием он не справился. Тарновский жив, сведения, которые он доставил, заполучить не удалось. А ведь поначалу все складывалось так хорошо! Внедрился в бригаду, ни у кого не вызвав даже тени подозрений, наладил связь, установил направление прорыва блокады... Тарновского под расстрел подвел, подбросив ему включенный немецкий фонарик, чтобы не впутываться самому. Ничего нет лучше - чужими руками... И все пошло насмарку. Не зря уже несколько дней чудилось, что за ним ведется слежка. Думал, чепуха, нервы... Оказывается, нет, не чепуха - под контролем каждый шаг.

А каждый ли?

Он бесшумно пробирался по лесу, чутко прислушиваясь: вот-вот, казалось, в лагере поднимется тревога, раздастся глухой окрик, и пуля свалит на сырую землю. Но тревоги не было.

Вскоре он понял, что минул посты, и облегченно вздохнул: удалось! Удалось уйти, черт побери!

Пройдя километра четыре, Лысенко успокоился. Теперь он с ненавистью и страхом думал не о партизанах, а о том, что и как доложит Келлеру. Он знал: шеф дорожил им и считал одним из лучших агентов. Если бы не это внезапное указание убрать Тарновского... СД каждый день получало бы важные разведданные, а он не оказался бы на грани провала. Так Келлеру и надо: теперь ни сведений о планах партизан во время блокады, ни своего человека в соединении!

Под старым дубом Лысенко остановился перевести дух. "Но ведь эта сволочь просто-напросто прикажет расстрелять меня за невыполнение задания, - подумал он. - Они все там помешались на этом Тарновском, меня шлепнут, едва только я скажу, что не смог его убрать. А-а, наплевать! Доложу, что убил, потому и пришлось уносить ноги. Кто это проверит! Да и вообще неизвестно, как с ним еще повернется..."

Глава 11

Партизанские отряды скрытно перебрасывались в район Залесья, туда, где формировался немецкий "заслон". Разгромить "заслон" и выйти в тыл основным силам карателей - вот задача, которую поставил комбриг Куневич.

Куневич был опытным, одаренным военачальником, но в душе всегда оставался простым и скромным человеком. Ел из общего котла, на привалах подолгу беседовал с бойцами, прислушивался к мнению командиров отрядов, нес наравне со всеми тяготы партизанской жизни. Его любили, относились с уважением и доверием.

После совещания, на котором были утверждены маршруты, комбриг задержал Бабенко, Капустина и Ковалева.

- Что нового по делу Тарновского?

- Новости есть, - ответил Бабенко. - Главная - ушел Лысенко. Наши подозрения подтвердились.

- Как же вы его упустили?

- Просчитались, - угрюмо сказал Ковалев. - Думали, он не уйдет, пока не уберет Тарновского. А Бабенко спугнул его - словно невзначай, проговорился о маршруте бригады. Он сразу понял, что это - липа.

- Дал я с ним маху, - озадаченно почесал затылок Бабенко. - Моя вина...

- Погоню наладили?

- Наладили, - сказал Ковалев. - Бокарева с пятью хлопцами послал. Только надежд, что возьмут, маловато - он тут каждую стежку знает. Боюсь, что уйдет, гад. Но немцам от него проку будет мало, планы прорыва изменены. Нашими постами задержан неизвестный, назвавшийся польским партизаном Стефаном Пташеком, одним из членов экипажа сбитого самолета.

- А что Тарновский?

- Тарновского к Серегину, пусть посмотрит, что за "пташку" немцы решили к нам подбросить. Если, конечно, не случилось чудо и Пташек не погиб. Во всяком случае в этой истории надо разобраться.

- Теперь понятно, почему они так старались убрать Тарновского, сказал Бабенко. - Конечно, им хотелось использовать случай с самолетом для засылки своей агентуры, а Тарновский им мешал: он-то знал тех, с кем летел...

- Все правильно, - согласился комбриг. - После свидания Тарновского с новоявленным Пташеком определите его в интернациональную роту.

- Есть! - ответил Капустин.

- Разрешите! - в шалаш вошел Бокарев. - Здравия желаю! Товарищ комбриг, только что вернулись. Лысенко удалось скрыться. Весь лес обшарили - ушел.

- Ушел... - повторил Куневич. - Значит, вот почему появился "Пташек"... Потому что он ушел и сказал, что Тарновский убит...

Комбриг медленно свернул цигарку, запыхтел ядовитым самосадом. Сказал Ковалеву:

- Значит, так. Узнайте, как настоящая фамилия того, кто назвал себя Пташеком. И немцы пусть ее узнают. Обязательно. Настоящую... Они ведь не дураки, сразу поймут, почему он провалился. Вот наш Лысенко и отбегается, как собаку, убьют.

После очной ставки с Тарновским человек, который назвал себя Пташеком, в обмен на обещание, что его не расстреляют, а самолетом отправят в Москву, сказал, что его настоящая фамилия Хойтнер, что он был заслан к партизанам оберштурмбанфюрером СС Келлером...

Глава 12

Партизаны ночью подошли к деревне Залесье. На рассвете - атака.