Рота, подем!

– Дай штык-нож, дай сюда, – пытался отобрать Самсонов штык-нож у солдата взвода. – А теперь попробуй вытащить.

Очередной штык-нож влетел со всего размаху так, что пробил доску двери бокса и вышел с другой стороны. Вытащить нож не удавалось.

Самсонов схватил его за ручку.

– Я его сейчас в стороны.

– Стой, мудила, – схватил я его за руку. – Сломаешь, на семьдесят шесть рублей влетишь. До дембеля платить будешь.

– А он не мой.

– Ну, это ты после доказывать будешь, чей он…

Нож из доски вытащить не могли и долго качали в разные стороны, пока он не вышел из доски, после чего игрища с оружием прекратили.

Еще через час нас позвали в казарму. Так и не сняв даже замки с боксов.

В казарме, когда мы проверяли оружие перед сдачей, обнаружилось, что у меня куда-то пропал магазин от автомата. Не то он упал, когда мы выбегали из казармы, не то, когда мы побросали автоматы около боксов, но магазина не было. За потерю надо было писать объяснительную, но платить мне очень не хотелось.

– Взвод, строится! Взвод, у нас произошло ЧП. Во время тревоги во взводе был утерян один магазин. Постановка задачи: через полчаса у меня должен быть магазин. Принесшему магазин объявляется моя личная благодарность, подкрепленная увольнением в город в воскресенье. Если магазина не будет… В общем, все в курсе? Разойдись!

Через тридцать минут мне принесли четыре магазина. Где в казарме могли валяться магазины от автоматов, я понятия не имел, но факт остался фактом.

Я начальник – ты дурак

– Всем замкомвзводам распределить солдат на хозяйственные работы,

– приказал ротный, когда вещевые мешки были уложены в шкафы, и солдаты уже слонялись без дела. – Ханин, ко мне.

Я подошел к старлею.

– Возьмешь с собой двадцать архаровцев, получите лопаты и кирки и в распоряжение связистов до вечера. Машина на КПП.

Работать вне пределов части всегда было радостнее, чем в полку.

Меньше шанса нарваться на кого-нибудь из офицеров.

– Кого имеют в дождь и грязь? – приветствовал я связистов. – Нашу доблестную связь.

– А если связи неохота, то вперед идет пехота. Привет, Санек, – хлопнул меня по руке Витя.

Со связистами многие старались поддерживать хорошие отношения.

Если знать позывные, то можно было дозвониться даже до дома. В отделении связи был мой земляк – Сергей Самохвалов. Парень он был отличный и, когда меняли позывные, потихоньку делился со мной этой информацией. Сергей был электронщиком и разбирался в рациях, но его основная работа была – вождение БРДМ, машину, на которой стояла радиостанция. Однажды Сергей отдал управление БРДМ одному из связистов, а сам показывал направление заезда машины в бокс. Связист умел управлять техникой на колесах, но не так высококлассно, как

Самохвалов. Машину зашла в бокс, но в момент остановки, солдат выжал газ чуть сильнее, и БРДМ соскочила в сторону и прижала Серегу к соседнему БТРу. Самохвалову удалили легкое, демобилизовали. Связиста убрали из части. А одного из солдат нашей роты перевели в отделение связи. Вот его-то и Витю, командира отделения связистов, я и встретил.

– Погнали! – дал команду водителю связист, и машина выехала из расположения дивизии.

Мы ехали минут сорок по проселочной дороге. Дорога убегала из-под колес, высокие, стройные ели стояли, чуть наклонившись над дорогой.

– Грибы, уже, наверное, появились, – сказал я командиру второго отделения Меньшову.

– И чего с ними делать?

Меньшов, хоть и был русским парнем, но всю свою жизнь прожил в

Фергане, и ментальность востока была ему ближе, чем русские леса, поля и тихие речки.

– Чурка ты, хоть и русский, – хлопнул я его по спине. – Грибочков бы собрать, пожарить, ммм…

Он пожал плечами, жуя заменитель табака, и отвернулся.

На месте, где нас высадили, уже работали человек пять солдат.

– Товарищи солдаты, – обратился я к бойцам. – Вам поручено правительственное задание по копанию траншеи для кабеля под секретную связь. Поэтому ни одна сука не покидает место, пока не закончит. Прием работ осуществляет командир отделения связистов. Он же и поставит вам задачу на местах. И помните: "Десять хлопцев из стройбата заменяют экскаватор, а один ковровский "дух" заменяет даже двух".

Солдаты получили лопаты, начали копать неглубокую траншею для прокладки кабеля. Связисты, Меньшов и я уселись за кустами. По дороге, проходящей рядом, шел грузовик. Увидев солдат, грузовик остановился, и сидящий рядом с водителем парень деревенского вида, выскочил на обочину.

– Привет, мужики.

– И тебе не болеть.

– Что копаете?

– Землю.

– Приколисты. Сколько отслужили? Выпить хотите?

В армии мало людей отказывающихся от такого предложения, и через несколько минут парень вернулся с бутылкой самогонки и пакетом закуски. Отказавшись пить, я закинул руки за голову и уставился в синее небо. Теплая земля, монотонные голоса и плывущие облака вогнали меня в дрему и, когда я проснулся, сидящие рядом уже уговаривали вторую бутылку самогонки, переговариваясь уже заплетающимися голосами.

– Пойду, проверю трудовые подвиги, – поднялся я.- Раздам ордена и медали.

– Оставь. Какая разница? – посоветовал гражданский паренек, появившийся за время моего отдыха.

– Тебе никакой, а с меня ротный спросит…

– Да кто ему доложит?

– Стукачей хватает.

– Веди стукача, разберемся, – заверил старший из гражданских, хлопнув ладонью по разложенной плащ-палатке.

Я пожал плечами и пошел вдоль траншеи. Кто-то из солдат ковырял лопатой, кто-то схватился за лопату, когда увидел меня, кто-то бросил сигареты или отошел от товарища, но один продолжал сидеть даже по мере моего приближения.

– Раждумаев, – окликнул я солдата, – ты еще живой?

Солдат молчал.

– Раждумаев, может быть, ты встанешь, когда с тобой разговаривает старший по званию?

Солдат поднял голову и посмотрел на небо сквозь меня.

– Встать, солдат!! Это приказ!!

Нехотя, показывая свое полное нежелание выполнять приказ, таджик поднялся.

– Раждумаев, чего ты развалился, когда все твои товарищи трудятся?

– Нэ всэ.

– Нэ всэ, – передразнил я его. – Это ты один. Обернись, солдат, у каждого лопата в руке, а ты… Вперед, работать.

– Нэ буду.

– Чего?

Такого наглого отказа от "духа" не часто можно было услышать.

– Ты чего сказал, солдатик?

– Нэ буду копать.

Солдаты начали оборачиваться, останавливаясь, ожидая продолжения.

Не желая вступать в пререкания при остальных и наживать себе ненужных свидетелей, я дернул солдата за ремень.

– Иди за мной, воин. Всем работать. Если траншея не будет вырыта

– взвод будет наказан. Вы и так, на грани… – и пошел обратно по траншее.

Руджамаев поплелся за мной, бурча, что работать он все равно не будет.

– Этот стукач? – начал подниматься гражданский.

– Нет. Этот борзОй. "Дух", возомнивший себя "дедом".

– Обурел, чурка? – качаясь, встал деревенский парень.

– Сам чурка, – ответил Руджамаев.

– Чо? – парень схватил солдата за ремень и резко дернул на себя.

– Ты чурка. Запомни! Ты чурка!! И ты, – он ударил Руджамаева кулаком в пуговицу на хэбэ, – должен отвечать: "Так точно, товарищ

Харитонов, я чурка грёбаная".

– Брось, зёма, – попросил я. – У нас сейчас за неуставником следят. Я потом буду за этого тупоголового сидеть…

– Не боись, – Харитонов обнял Руджамаева за плечи. – Мы с зёмой поговорим. Индивидуально. С глазу на глаз. Давно я с земляками не разговаривал, – и он засмеялся своей шутке.

– Только живого мне его оставь…

– Не боись, – и Харитонов потащил Руджамаева в дальние кусты.

– Оборзели твои "духи"? – спросил связист.

– Да ну их, – махнул я рукой и, достав журналы "Юность", выпрошенные у библиотекаря под честное слово, уселся читать нашумевшую тогда повесть "Сто дней до приказа". Повесть была актуальная. Многие вещи из того, что было описано, казались мне утрированными, но я служил в учебке Московского военного округа, где служба считалась наиболее приличная. Я слышал о зверствах в