Рельсы жизни моей. Книга 1. Предуралье и Урал, 1932-1969

В кафе мы просидели довольно долго, никто нас не тревожил. Мы поели, за разговором выпили вино, произнося нехитрые тосты. Хоть мы никуда не торопились, но возвращаться было нужно. И мы пошли в сторону дома. После кафе скованность наша испарилась, Аня перестала меня называть на «вы». Когда миновали город и свернули с тракта на грунтовую дорогу, идущую в Луговую, мы уже шли в обнимку. Дорога была почти пустынна, встречный и попутный гужевой транспорт и пешеходы попадались довольно редко. А когда мы добрались до смешанного, не очень густого леса, то вообще свернули с дороги и пошли напрямик.

Нам было приятно наедине на природе в хороший тёплый день. Мы обнимались, целовались, а иногда просто валялись на траве. Я очень её хотел, но идти дальше поцелуев и объятий она была не готова. Так мы с ней пробыли в этом лесу до самого вечера. Подошли к Луговой уже на закате.

В клубе демонстрировался художественный фильм «Тарзан», и мы пошли туда. После кино я провожал её до дома. И сказал:

– Аня, ты мне нравишься. Я хотел бы провести весь отпуск, особенно вечера и ночи только с тобой. Ты согласна?

– Да, я тоже хочу этого! – ответила она восторженно.

Мы миновали её дом и нашли уютное местечко. Как говорится, «летом каждый кустик ночевать пустит». Мы расположились на несколько страстных минут. Так началась наша любовная связь.

Дня через три, часов в десять утра около нашего дома вдруг остановилась грузовая машина. В её кузове было много народа. Было тепло, окна в доме были открыты, и я услышал знакомые голоса девушек из Первановой. Я выглянул в окно. Девчата позвали меня поехать с ними в Талицкий парк культуры, который находился за городом, на берегу реки Пышмы. Долго уговаривать меня не пришлось, я быстро собрался и заскочил в кузов машины. Не сказать, чтобы там было тесно (кузов был приспособлен для перевозки людей), но пассажиров было приличное количество. Я со всеми поздоровался, и мы поехали.

В парке уже было людно. Где-то в центре расположилось большое количество торговых точек и столов. Заказывай, кушай, пей. Что мы, собравшись компанией, и сделали. Пели песни, но вскоре жара заставила нас искупаться. Выбравшись на берег и немного обсохнув после купания, решили повторить «по маленькой». Хотя, пожалуй, делать этого не следовало. Но ведь компания! Как откажешься, когда заводила так всех и подначивает? Посидели, поговорили, и меня неудержимо потянуло в сон. Видимо, у меня натура такая – после обильных возлияний не хочется ни веселиться, ни буянить, а лишь мирно смежить веки.

Удалился я в глубь парка, прилёг на минутку отдохнуть и тут же отключился. Не знаю, сколько я спал. Вдруг почувствовал, что кто-то находится возле меня. Открыл глаза и первое, что увидел, были лежащие передо мной на траве мои документы: служебная книжка, финансово-продовольственные и проездные билеты. Я собрал документы и засунул их обратно в карман гимнастёрки. Тут я вспомнил, что у меня там же лежали деньги, двадцать пять рублей одной купюрой. Деньги исчезли. Осмотрелся кругом и увидел, что от меня удаляются три человека. Я понял, что это они выпотрошили мой карман. Вскочил на ноги и быстро их догнал.

– Верните деньги! – крикнул я. – У меня четвертной был!

Один из троицы, не останавливаясь, показал мне купюру:

– Это твои?

– Да, мои.

Жулик так же, на ходу, сунул мне в карман купюру и спросил:

– Всё, к нам претензий нет?

Я ничего не ответил и остановился проверить, действительно ли он вернул деньги. Увы, их в кармане не оказалось. Я посмотрел в ту сторону, где мгновение назад были карманники – их уже и след простыл! Убежали. Как я был зол на себя, что дал так легко себя облапошить! По всей вероятности, мне довелось встретиться с недавно амнистированными преступниками. В связи с кончиной Сталина Председатель Президиума Верховного Совета СССР Климент Ворошилов подписал указ об амнистии всех заключённых, чей срок не превышал 5 лет. Большинство их составляли мелкие жулики, воры, карманники и тому подобный элемент. В 1953 году из заключения было освобождено более миллиона человек по всему Советскому Союзу.

Я вернулся на то место в парке, где оставил своих попутчиков и попутчиц, но там уже никого не было. Машины, на которой я приехал, тоже было не видать. Значит, предстояло добираться пешком. Если домой, то меня ждали двенадцать километров пути, если до Луговой, то восемь. Ходить пешком мне было не привыкать, тем более, сам был виноват, что оказался в таком дурацком положении. Выйдя из города, я прошёл по железному мосту через Пышму. Дальше шёл тракт до железнодорожной станции Поклевская и грунтовая дорога по низу в сторону наших деревень – для гужевого транспорта и пешеходов. Вот по этой дороге я и шёл, расстегнув ворот, сняв армейский ремень, которым хлопал по голенищам сапога. Один встречный мужчина начал меня стыдить:

– Ты, советский солдат, идёшь в таком виде! Какой пример показываешь молодёжи?

– Всё будет нормально, дядя, – ответил я. Прошёл ещё немного и подпоясался ремнём. Привёл в порядок не только обмундирование, но и мысли. Сказал себе: «Нужно забыть, что случилось. В конце концов, я здесь в отпуске, значит, нужно продолжать активно отдыхать. На себя обижаться глупо».

Зашагал бодрее и довольно скоро пришёл в Луговую. Подошёл к дому Ани, увидел её во дворе и поздоровался. Она спросила:

– Где ты пропадал? Я давно тебя жду.

– В Талице был, оттуда и иду.

– А зачем в Талицу ходил?..

Пришлось мне рассказать ей обо всём по порядку, чтобы не было больше недомолвок.

– Где сегодня вечер проведём? – поинтересовалась Аня.

– Мне в клуб идти не хочется, – предупредил я. – А вон там на поле у реки какой-то полевой вагончик. Не хочешь его обследовать?

– Я согласна, пошли.

Начало смеркаться, когда мы подошли к вагончику. Он был на колёсах. Внутри, недалеко от входа находился стол и две скамейки рядом с ним. А во второй половине вагончика находилась «спальня». Там был настелен толстый слой сена, который, вероятно, заменял матрас и подушку. Мы решили воспользоваться этим подарком судьбы. Интимное место, лучше не придумаешь! «Кувыркаться» на сене оказалось очень даже приятно. Нам больше не хотелось никуда идти, и мы заснули прямо тут. После рассвета я проводил Аню до дома. По пути договорились, что на следующую ночь снова обоснуемся здесь.

Вторую ночёвку в вагончике мы проводили уже как опытные молодожёны. Пришли, когда уже было темно. Вначале поболтали. Я ей рассказал, как был на дне рождения Марины Мышкиной два года назад. Аня сообщила, что Марина вышла замуж. Ещё я вспомнил тот случай, когда «летел» на тракторе вниз по логу… Тут Аня приподнялась на локти и произнесла:

– А про меня ты не забыл? Соловья баснями не кормят!

В вагончике было темно, но я явственно видел её сверкающие искрами глаза.

– Нет, не забыл, милая. – Я лежал на спине, слегка склонив голову в её сторону. Она резко развернулась, оказавшись сверху, и начала меня целовать. Я с удовольствием отвечал ей тем же (хм, не то что тот приснопамятный случай с Дусей).

Снова мы с Аней провели чудесную, страстную ночь. Кажется, уже не было необходимости договариваться о следующей встрече. Вечером я снова пришёл на рандеву с Аней. Она мне с порога выдала новость:

– Вагончик наш прицепили к трактору и куда-то увезли…

– Что делать? – почесал я затылок и сам же ответил: – Надо искать другое место обитания.

– Давай сегодня у нас на чердаке переночуем? – предложила она.

– Неплохая идея, – согласился я.

Аня принесла на чердак постельные принадлежности, расстелила их и пригласила меня. Постель, надо полагать, была её. Она ещё раньше говорила, что живёт с мамой, но маму её я не встречал. Впрочем, и со своими её не знакомил.

На чердаке мы неплохо устроились, но чего-то нам всё-таки не хватало. Хотелось чувствовать себя более свободно. Следующий вечер для разнообразия решили провести в клубе села Горбуново. Там должен был быть концерт художественной самодеятельности, а после него – танцы. Концерт мы посмотрели-послушали с удовольствием, а на танцы не остались. Решили «потанцевать» по дороге в Луговую. Шли, обнявшись, иногда целуясь. Вдруг Аня по-мальчишески свистнула, да так умело и красиво! Я опешил и не к месту спросил: