Depeche Mode. Подлинная история

Насколько запутанной может быть техно-тусовка для тех, кто в нее не входит, обнаружил Курт Лодер с «MTV», когда попросил троих из участников «Depeche Mode» объяснить значение термина «эйсид-хаус».

Алан Уайлдер: Понятия не имею. Ну и что это значит?

Мартин Гор: «Эйсид» — кислота, вот что!

Дэйв Гэан: Если ты пробовал кислоту, то знаешь, что такое эйсид-хаус.

Алан Уайлдер: А при чем тогда «хаус»?

Дэйв Гэан: «Хаус» при том, что кислоту принимают дома.

Не нужно даже говорить, что их обмен мнениями в эфир не попал.

Глава XXI

Главнее Иисуса?

Когда «Depeche Mode» вновь собрались летом 1989-го, чтобы продолжить запись «Violator», произошло это в уже знакомой датской «PUK Studios». По словам секретаря группы Дарила Бамонта, работа «взяла хороший темп, и к концу августа 1989 года „Violator“ уже оформился».

Алан Уайлдер: Период в «PUK» был куда более продуктивным. Хотя некоторые песни вроде «Clean» и «Policy Of Truth» сменили множество обличий до того, как мы пришли к окончательным версиям (в «Clean» у нас до самого конца не было басовой партии с дилэем, в «Policy Of Truth» нам потребовалась вечность, чтобы найти подходящее звучание для основного риффа), это время было самым продуктивным и приятным.

Но не все в «PUK» получали тогда удовольствие. Энди Флетчер в датской глубинке стал отчужденным. Как объяснил позже Мартин Гор: «Есть много причин, которые усугубляли проблемы Энди, и о некоторых из них можете догадаться! Думаю, первая депрессия пришла к нему двенадцать лет назад да так и осталась. Это было совершенно безнадежно — не имело смысла что-то ему говорить. Думаю, впервые это проявилось во время записи „Violator“: он сидел в студии, жалуясь — у него был мрачнейший вид, затем он вставал и шел к двери, шаркая как старик. Однажды после того, как он вышел, мы посмотрели друг на друга и взорвались хохотом, потому что это выглядело актерством. Мы думали: „Ну не может же он это серьезно!“ А он мог. На той неделе все и началось».

Вскоре странности поведения Флетчера уже не веселили его коллег. «Мы понятия не имели, что у него депрессия, — сказал Гор. — Выглядело так, как будто он ломал комедию, изображая несчастье. Ему в голову начало приходить все подряд — что у него рак, например. Мы говорили ему: „Нету тебя никакого рака! Сходи к доктору“. А он действительно шел и проверялся сначала у одного доктора, а потом у другого, потому что не верил первому, и оба говорили ему, что беспокоиться совершенно не о чем. Но он все равно этому не верил, потому что в его голове произошел какой-то сбой».

Алан Уайлдер: Его депрессия развивалась постепенно, и остальные постепенно осознавали ее существование во время периода записи. Так что мы отправили его домой за советами врачей, лечением или чем-нибудь еще. И это в каком-то смысле помогло, потому что мы больше не отвлекались на его проблемы.

Флетчер отправился назад в Британию и сразу же лег в «The Priory», частную клинику на юге Лондона, специализирующуюся на лечении психических заболеваний, включая депрессию и фобии, что стало первым из его последующих многочисленных появлений там. Позже Флетчер вспоминал и положительные стороны: «Это было довольно забавно, потому что, когда я туда попал, там был этот чудак из „The Cure“ — с нами приключилось одно и то же, что было довольно комично. Теперь, конечно, звезды там отмечаются ради шумихи или чтобы сказать „У меня проблемы, но я не сижу сложа руки“, а со мной был явно другой случай. В тот день, когда я впервые туда попал, я думал, что оказался в дурдоме!»

Для проблемного клавишника клиника стала необходимым прибежищем, но не помогла разобраться с тем, что вызвало его депрессию: «„The Priory“ ничего мне так и не прояснила! Уже значительно позже я встретился с хорошими людьми, которые мне помогли. „The Priory“ была хороша лишь тем, что я не выносил пребывания дома. Я пробыл в ней только четыре недели, после чего оказался предоставлен сам себе».

Винс Кларк, восстановив отношения с Флетчером после того, как тот пришел на один из первых лондонских концертов «Erasure», оказался настолько же озадачен, как и участники «Depeche Mode»: «Я возобновил контакты с Флетчером. Мы хорошо провели время, катаясь на лыжах и подтрунивая друг над другом, но это уже никак не было связано с группой или музыкой. А потом он заболел — не знаю, с чем это связано. Помню, там была какая-то история с его отцом, а еще его сестра умерла — в общем, через многое пришлось пройти».

Действительно, Флетчер потерял свою сестру Карен из-за рака несколькими годами раньше — невообразимо болезненное событие, усугубленное тем, что у нее были ребенок и муж. «Да, дело было и в этом тоже, — признал он. — Изначально мне было не до того, потому что я был тогда на гастролях с группой».

Роберт Марлоу: Флетч всегда был компанейским «мистером Любезность», но неожиданно все изменилось. Я помню, как однажды отправился с ним в поездку, чтобы покататься на лыжах — там был я, Винс… там нас было немало. В общем, одним вечером мы все были в баре и поругались — насколько помню, у Флетча был один из первых мобильных телефонов, и он ходил на ресепшен каждое утро, чтобы забрать свои факсы. Мы подумали, что он всем этим хвастался, так что в итоге у нас возник большой спор о новых технологиях, если не ошибаюсь. Флетчер говорил, что это технология будущего, а мы спрашивали: «К чему тебе телефон, когда ты где-нибудь по болотам бродишь?» А он отвечал: «Ой, ну вы не понимаете. Я хочу, чтобы у меня была возможность услышать лесть, где бы я ни находился!» Это засело у меня в голове. Я хочу сказать, что он шутил, но в его шутке всегда была доля правды. И с годами все изменилось.

Энди Флетчер: Я не хочу сказать, что моя работа связана со слишком большими стрессами, но я вырос как ребенок из рабочего класса, призванный работать с девяти до пяти: еда на столе, телик, бутылка вина, отбой. В группе же ты круглосуточно и, когда тебе около двадцати, похмелья не боишься — вечером ты мертвецки пьян, а утром просто просыпаешься. Однако, чем больше возраст и ответственность, тем хуже становится похмелье, на восстановление уходит много времени… Думаю, частично моя проблема — в генах (мой отец страдает обсессивно-компульсивным расстройством, и я от него это унаследовал), а частично в моем образе жизни: пребывание в группе просто стало требовать слишком многого. Но я даже рад, что так случилось, потому что я очень быстро понял многое о себе и понял, как иметь дело с возникающими проблемами. Думаю, что это произошло бы, даже если бы я не был в группе.

Без «отвлекающего Энди Флетчера», как его осторожно назвал Уайлдер, остальные три участника «Depeche Mode» вместе с Фладом смогли быстро подвести к концу датский этап создания «Violator» в «PUK». К сентябрю, когда команда перебралась в студию «The Church» на севере Лондона — принадлежавшую Дэйву Стюарту из «Eurythmics», — у них уже было восемь песен. Компенсируя потерянное в Милане время, Франсуа Керворкян начал сведение, когда группа все еще записывалась, а помогал ему звукорежиссер Стив Лайон — изначально неохотно, но вскоре, услышав «Personal Jesus», уже с куда большим энтузиазмом. Лайон со временем стал верным союзником «Depeche Mode».

Алан Уайлдер: Франсуа сводил с нами «Personal Jesus» в Милане, — он был нервным, и временами с ним было довольно сложно работать. Впрочем, возникшие трения были хороши для записи и обеспечили некоторым трекам дополнительные штрихи. «Violator» в итоге стал куда более электронным, чем был сначала, Франсуа привнес свое электро-влияние. Очевидно, такое звучание ощущалось тогда как правильное, хотя мы и добавили также барабанные петли (короткие сэмплированные записи живой игры на ударных. —Дж. М. ) и гитары.