Воспоминания о людях и событиях моей жизни

Однако немцы сбрасывали на Москву не только "зажигалки", но и фугасные бомбы, которые имели большую взрывную силу и полностью разрушали здание. Вот такая бомба упала на дом в Богословском переулке, в котором жил и дежурил в ту ночь Волик. Дом полностью рухнул, и тело Волика откопали лишь через несколько дней.

Наши войска в сражении под Смоленском осенью 1941 года сумели приостановить продвижение немецких войск на самом опасном западном направлении на Москву. Здесь впервые примененили реактивные минометные установки – легендарные "Катюши". Очевидно, после этого фашистское командование решило направить значительную часть войск в Южном направлении на Сухиничи, Тулу, Новомосковск, с тем, чтобы с этой стороны приблизиться к Москве. Это наступление могло привести к захвату немцами города Скопина, в котором разместился наш интернат, поэтому решили эвакуировать московских школьников из этого города, дальше на восток страны.

В нашем интернате начались сборы в дорогу. Снова возник вопрос об эвакуации вместе с нами Гали, тети Тани и бабушки. Но так же, как и в Москве, руководство интерната было согласно взять Галю и отказало в эвакуации взрослых. И снова приняли решение, что мы с мамой едем на восток, а Галя, ее мама и бабушка остаются в Скопине. После нашего отъезда, в декабре 1941 года, Скопин взяли немцы, но находились они в нем несколько дней. В конце ноября 1941 года нас погрузили в теплушки и отправили на восток. Я попал в вагон-ледник, на потолке которого торчали крючья для подвески туш коров, баранов и т.п. Поэтому, находясь на верхнем этаже нар, мы все время стукались головами об эти крючья. Ехали очень медленно, больше стояли, чем двигались. На станциях мы старались достать кипяток или купить какой-нибудь еды. Естественно, что для этого требовалось уходить от нашего эшелона на довольно большое расстояние, поэтому возникала опасность отстать от него, так как время его отправления никто не знал. А оказаться вне эшелона было смерти подобно. Однажды я и еще два мальчика чуть не потеряли наш поезд на станции Сызрань. Нам удалось догнать последний вагон, вскочить на подножку и подняться на площадку для кондуктора. Поезд шел на восток и за Сызранью он двигался по мосту через Волгу. Весь этот мост мы проехали на площадке, которую продувало ледяным ветром со всех сторон. Замерзли мы очень сильно, но чувство радости, что мы не отстали от своих, было сильнее.

Во время работы над этими мемуарами, я вспомнил, что моя покойная и незабвенная жена Симочка во время войны вела дневники. В архивной папке с ее документами, действительно, оказались дневники, которые раньше я никогда не читал и решил выдержки из них включить в мои воспоминания. Из дневника Симы Бруссер (14-ти лет) за 1941год.

"22 июня 1941 года в 5 часов утра германский посол в Москве объявил о том, что Германия объявляет войну СССР, и весь советский народ поднялся на Отечественную войну. Сейчас я ничего бы не хотела, только не было бы войны.

7 июля. Произошел совершенный перелом во всей моей жизни. С сегодняшнего дня я начинаю совершенно новую жизнь. В Москве началась эвакуация детей, и мама решила отправить меня и Марика со школой. Сегодня я, может быть, навсегда покидаю Москву. В 12 часов мы вышли из школы. Мы дошли до трамвая. Для нас подали специальный трамвай. Я, Марик и папочка вошли в трамвай, а мамочка осталась на остановке. Наконец трамвай тронулся. Я как бы застыла на месте и ничего не соображала. Я мысленно целовала и обнимала мамочку и, может быть, навсегда расставалась с ней. Я махала ей рукой из окошка и сквозь слезы смутно видела ее образ. Наконец трамвай завернул и моя дорогая, миленькая, бесценная мамочка скрылась из виду. Тогда я действительно расплакалась. Я плакала долго, никого не смущаясь, и не могла успокоиться. Я обернулась, в другом конце вагона Марик спокойно смотрел в окно, кругом стояли ребята...

Наконец мы доехали до вокзала и поехали в город Скопин. Здесь нас с вещами отвезли на машине в село Пупки - довольно смешное название. Там нас очень хорошо встретили. Итак, с сегодняшнего дня я живу здесь одна, без мамочки и папочки, и с этого дня у меня наступает новая, почти самостоятельная жизнь. Во-первых, теперь на моих руках находится Марик. Да и вообще, вся моя жизнь в корне изменилась.

21 июля. Живем мы здесь довольно хорошо. Нас кормят 4 – 5 раз в день, конечно, не так, как в пионерском лагере, но сравнительно для этого времени и положения, в котором мы находимся, хорошо. Утром с 7 до 11-ти часов работаем в поле, иногда и вечером. Конечно, трудновато и очень устаем. На работу все ходят, в основном на прополку сорняков, и сознают, что надо помочь, чем мы можем, государству разбить врага.

16 августа. Вообще у нас дела неважные: немцы уже заняли города Белую Церковь, Кривой Рог, Николаев, Кировоград, Первомайск и, кроме того, почти всю Украину, Белоруссию, Литву, Латвию, Эстонию. Когда началась война, то я почему-то была абсолютно уверена в наших силах. И теперь я при каждом нашем отступлении просто недоумеваю, как это могло случиться. Немцы – подлые изверги, которых нельзя назвать людьми, занимают нашу территорию, наши города. В Москве с начала войны введены карточки (на покупку продуктов).

6 сентября. Уже 6 дней как я здесь учусь в Октябрьской школе. Когда я в первый день пришла в класс, меня просто ошеломила глупость класса. В классе так скучно и неинтересно на уроках, что я буквально сижу и зеваю. У нас в Москве, бывало, в классе развивались целые дискуссии насчет того, каким методом можно решить ту или иную алгебраическую или геометрическую задачу. А здесь все ребята какие-то тупые, ничем не интересуются. Вообще здесь совсем неинтересно учиться.

5 октября. Сегодня к нам переезжает 38-я московская школа. Будет опять тесно и грязно. Кормить нас стали хуже. В столовой нет сахара. И вообще нас ожидает много тревог и переживаний. Уже две ночи подряд была тревога. Пока не бомбят ничего, но когда начнутся бомбежки, будет хуже... Последнее время я подружилась и, можно сказать, сблизилась с Алексеем Босиком. Это происходит совершенно случайно. Мы с ним в одном классе.

11 октября. Всего каких-нибудь пять дней назад я писала такие сравнительно хорошие записи. Что же я могу написать хорошее? Все только самое что ни есть плохое. Наше положение сейчас самое плачевное. Мы сейчас почти окружены немцами. Узловая станция, из которой можно выезжать в другие города, каждый день бомбится. Наш интернат решили эвакуировать.

Ехали мы в общем-то благополучно, и в конце ноября приехали на станцию Верещагино в Пермской (тогда Молотовской) области. Там была дана команда выгружаться для того, чтобы дальше ехать на санях и лошадях в Сивинский район. Перед отъездом в район всем дали возможность помыться в бане, а одежду пропустили через пропарку, чтобы убить вшей, которые за дорогу в теплушках у всех появились.

Дорога в район дальняя – 60 км – и морозы стояли сильные около –20 С°. В розвальнях (санях) лежало сено, а потом еще раздали одеяла, и все в них закутывались. За время пути сделали две остановки в деревнях, где мы грелись в избах. В конце дня приехали в село Екатерининское, где нам предстояло жить. Для нас подготовили двухэтажное здание, в котором поселили девочек и младших мальчиков, и большую избу, в которой разместились старшие мальчики и я, в том числе. В этих помещениях стояли двухэтажные нары, на которых мы спали, а посередине стоял стол с керосиновой лампой. Отдельная изба была приспособлена под столовую. Для наших воспитательниц и работников кухни предоставили комнаты еще в других избах.

В селе имелась школа-восьмилетка, в которой мы стали учиться вместе с местными ребятами. Назывались они киржачами. Возможно, это были переселенцы из села Киржач во Владимирской области, стоящего на реке Киржач с 1778 года. Они имели русские имена и фамилии, немного окали, все были крепкими, очень хорошо бегали на лыжах, любили есть "шанежки" – такие ватрушки с грибами или овощами. Особой близости у нас с ними не было, но вражда и драки тоже отсутствовали.