Воспоминания о людях и событиях моей жизни

6 апреля. На первые сутки Галю поместили в изолятор, чтобы все было выполнено перед группой - на рубашке с дороги нашли двух насекомых, больше нигде нет ничего, а косы до пояса, личико свежее, с меня почти ростом...

12 апреля. Галек отдыхает – отходит, рассказывает охотно о своей жизни - кошмарные ужасы пережили они, кровь леденеет... И Таня умерла зря, запустила отмороженные ноги. Галя пошла в школу и сживается с девочками, стала веселее и общительнее. За нее я теперь вполне покойна. Что-то мальчик мой?

14 апреля. Сегодня мои именины, и на почте был подарок – письмо от Андрюши. Все хорошо, сам доволен, но беспокоюсь ужасно. Где он будет устроен? И комната пока не будет освобождена, где он будет жить? Может и лучше, если первое время у Лиды.

15 апреля. Сегодня я выходная – чудо! День яркий. После завтрака села на бревно у дома на солнышко и просидела часа три – чувство чисто физического отдыха, но на душе тревожно и тоскливо. Сейчас я, как в его раннем детстве во время болезней, теряю совсем ощущение жизни и радости бытия, присущие мне. В голове только далекая Москва. Когда только доживу до соединения с Андрюшей.

26 апреля. Счастлива безмерно! Такое прекрасное письмо от Андрюши - все хорошо: сыт и доволен, и рад и Москвой, и работой, а значит и я .

27 апреля. Первый весенний день! Немного тепла и солнца, и подснежники. Сегодня месяц, как они уехали, месяц, как я его не видела. Такого несчастья в нашей жизни еще ни разу не было! И сегодня шесть лет, как мы потеряли отца. Это несчастье на всю жизнь.

29 апреля. Сегодня Галюнькины именины – первые без матери, чем скрасить? Подарила ей бантик и шарфик, а потом вдруг вернули деньги – первые 100 р., посланные ей в Челябинск, и сейчас пошла к Зинаиде Алексеевне и купила ей юбку и туфли – защитного цвета. Очень осталась довольна, ну, и слава Богу!

3 мая. Мороз и снег. Открытка от Андрюши – у него все хорошо, но потрясена – 22 апреля умерла Надя (сестра мужа), еще смерть, все уходят. У Гали осложнения с девочками. Отчасти они стервы, отчасти и она виновата. Думаю, что налажу все: с ней поговорила, и Любку пристыдила.

25 июля. Внезапный приказ – быть завтра с оставшимися ребятами в Верещагине к эшелону. Ночь: будит Зинаида Алексеевна (начальница интерната), приказ : выехать не позже часа дня: Постановление правительства, срывать нельзя. "Вы едете?– спрашивает, отвечаю: Да, – Не рассчитывайте на подводу, место только для Гали,– отвечаю: Пойду пешком". Разбудила Галю, всю ночь укладывались. Сдали вещи на нее и еще на двух девочек.

28 июля. К часу дня были готовы. Взяла себе подводу с парой лошадей, посадила Галю, двух девочек и все вещи. Сама почти всю дорогу шла пешком. Галя ни разу не слезла с подводы и не уступила мне место. Подъем от того, что еду в Москву, встречусь с Андрюшей дали силы легко дойти.

29 июля. Тысячи волнений в Верещагине, выяснилось, что на ребят Фрунзенского района документы не оформлены. Начальники развели руками и повезли всех в Москву !

30 июля. Дорога тяжкая – жара, один дачный вагон на весь Фрунзенский район; дети лежат вповалку. Взялась дежурить постоянно на площадке вагона, сижу на чемодане - хорошо.

31 июля. Москва! Любимая, родная. Встретила солнышком и опрыснула слезами – ливнем. Дети, вещи целы. Всех разобрали и устроили. Поехали домой на метро. Андрюши не было дома, ведь ему не успела дать знать. Сижу на кухне – входит вдруг со своим ключом – так и ахнул. Ну, теперь сын, Москва, дом –все будет хорошо. 1943 год!"

Как следует из приведенных маминых записей, она с Галей вернулась в Москву 31 июля 1943 года, а на следующий день в столице был произведен первый салют в честь победы на Курской дуге, это очень красивое и запоминающееся зрелище. Многие москвичи, когда начался салют и в темнеющем небе заблестели разноцветные огни, вышли на улицы, кричали "Ура!" и обнимались. В результате Курской битвы Советские вооруженные силы нанесли врагу такое поражение, от которого фашистская Германия уже никогда не смогла оправиться. Битвы под Москвой, Сталинградом и Курском стали тремя важными этапами в борьбе с врагом, тремя историческими рубежами на пути к победе в Великой Отечественной войне. Последующие операции велись уже в условиях нашего безраздельного владения стратегической инициативой, что являлось важным фактором в достижении общей победы над фашизмом [10].

Позднее Булат Окуджава написал такие стихи:

От Курска и Орла

Война нас довела

До самых вражеских ворот –

Такие вот дела.

Когда-нибудь мы вспомним это

И не поверится самим...

А нынче нам нужна победа

Одна на всех –

Мы за ценой не постоим.

В 1943 году продолжилось наступление наших войск. Летом изгнали фашистов из Белоруссии и Украины. В ходе этих наступлений захватили в плен большое число немецких солдат и офицеров. Часть из них 17 июля провели по улицам Москвы. Военнопленные двигались колоннами по 20 человек в ряду. Они охранялись нашими кавалеристами и пешими бойцами с винтовками наперевес.

Москвичей об этом оповестили заранее. Поэтому улицы по маршруту движения военнопленных были переполнены. Люди размещались на балконах, крышах и в окнах домов и, конечно, на тротуарах. Я пошел на Смоленский бульвар и все действо хорошо видел. Немцы шли с потупленными глазами. Москвичи выкрикивали антифашистские фразы. Многие женщины плакали и грозили немцам кулаками. После прохождения колонн военнопленных появились поливочные автомашины и смыли грязь от фашистов.

В наш дом с войны не вернулись три человека. Это Володя Фютак, Шура Ваентроб и Андрей Тенненбаум. Все они, конечно, были старше меня. Уцелела на фронте Катя Фютак, которая служила медсестрой. Целым и невредимым вернулся с фронта Петр Сергеевич Ионов – отец моего сверстника и товарища Сергея. Он был кадровым военным, когда началась война, у него в петлицах была одна "шпала", что соответствовала нынешнему званию "майора". Вернулся он с фронта в 1946 году в звании генерал-майор, в Москве был начальником артиллерийского Суворовского училища, которое располагалось в Преображенском районе.

Жизнь в Москве в 1943–1945 годах была трудной. Продукты и одежду, обувь и т.п. получали по продуктовым и промтоварным карточкам. Помню, что в 1943 и последующих годах рано утром я бегал за хлебом в булочную в Плотниковом переулке. Там уже стояла на улице очередь за хлебом. Наверное, попасть в булочную пораньше имело смысл, чтобы выбрать хлеб посвежее и более интересных (выгодных) сортов. Точно не помню, почему стремились взять хлеб пораньше, но всегда по карточкам хлеб можно было получить.

Большие трудности испытывали с дровами и керосином для приготовления еды и обогрева помещения. У нас была железная печка-буржуйка, в которой сжигали книги и ненужную мебель. Иногда мне удавалось найти на улицах, во дворах какие-то деревянные предметы, которые я притаскивал домой – все были довольны и приговаривали: "Вот теперь живем!" Для экономии топлива картошку варили в самоваре. Картофель чистили, клали в марлю, и этот сверток опускали в самовар с небольшим количеством воды. А самовар довести до кипения можно было щепочками и бумагой. Центральное отопление в доме начало действовать в конце 1943 года. С 1944 года еду приготовляли на керосинках, а керосин стали продавать по карточкам. По возвращении в Москву мама начала работать библиотекарем в школе № 46. Заработная плата, которую она получала, была очень маленькой. Я и Галя учились и никаких денег не получали, поэтому наше материальное положение было очень трудным. Для пополнения бюджета мы продавали старинные вещи в комиссионных магазинах. Кроме того, по выходным дням я, а иногда и Галя, ездили продавать какие-то второсортные вещи на вещевой рынок. Такие рынки называли тогда "толкучками". Действительно, народу на них бывало так много, что была толчея. Продать и купить на них можно было, что угодно: продуктовые карточки и поношенные ботинки, армейское обмундирование и посуду с трещинами, носильные вещи, присылаемые из Америки, и водку, немецкие трофейные часы и сухие целебные травы, книги, марки, аккордеоны - чего там только не продавали. Естественно, на рынке процветало жульничество: крали кошельки и вещи, вместо настоящих денег подсовывали так называемую "куклу" – в свертке сверху была настоящая купюра, а потом нарезанная бумага; давали посмотреть хорошую вещь, а потом в твоих руках оказывалось бракованное барахло. Милиционеры иногда устраивали облавы, но от них все научились "смываться". Мне и Гале удавалось иногда что-то там продать, в основном книги, и мы бывали очень рады.