Its So Easy And Other Lies (ЛП)

Я чувствовал себя исключительным после этого, но я также пользовался тем допущением, что я мог умереть молодым – что это было всего лишь преддверие смерти, которая может наступить вскоре, раньше или позднее, и определенно к тридцати.

После беглого знакомства с иным миром, смерть казалась не такой уж страшной.

Глава 3

В сентябре 1984 года я наметил маршрут своего Форда-Маверик 1971 года, с 360 долларами в кармане. Мне было 20 лет.

Покинув город, у меня было ощущение, что я нес на своих плечах груз Сиэтла. Очевидно такие чувства являются слишком дарматизированными, когда тебе едва исполнилось 20, и вероятно именно они повлияли на то, какое мнение я, как и любой мой сверстник, составил о своей непревзойдённой важности, что на самом деле было далеко от реальности. Но я был мальчиком, изумленным сценой с 8-го класса играющим в группах с людьми в их двадцать, ребенок, который мог играть на всем – гитаре, басе, ударных – но ни на чем из этого превосходно, но на всем достаточно не плохо, чтобы играть в группе. Сейчас нацеленный на Лос-Анжелес, с Space Needle в зеркале заднего обзора я почувствовал словно кто то считает это побегом. Некоторое давление было, без сомнения, надуманным, но люди начали говорить, как только я сказал что уезжаю, сумею ли я поймать удачу в ЛА или приползу назад домой.

Моей первой остановкой был Сан-Франциско, где я завис в панковской ночлежке. Намерение: остаться на одну ночь. Итог: я остался на неделю. Неизбежно там была девушка. Я также знал и любил многих людей среди панк-сцены в Bay Area. Однако, я не был заинтересован, чтобы присоединиться к группе там, и играть ту же самую старую фигню.

Когда я, наконец-то, покинул СФ, мой банк в 360 долларов сократился до 60 баксов. Ситуация выглядела мрачной. С телефона-автомата на заправочной станции я позвонил моему брату Мэтту, который учился в Нортридже, который являлся частью Лос-Анжелеса.

“Чувак, ты знаешь, я приезжаю?”

“Да, я слышал”, сказал он. “Куда ты собираешься направиться?”

“Я не знаю, в Голливуд. Какие-нибудь вакансии в Блэк Ангусе?” Мэтт платил за свое обучение в школе, работая поваром в ресторане в Долине. Он играл на тромбоне и хотел стать учителем музыки.

“Возможно”.

“У меня есть рекомендации из Lake Union Cafe”, сказал я. Это было название ресторана, где я работал последние 2 года в Сиэтле.

“Возможно, я смогу что-нибудь для тебя сделать”, сказал Мэтт.

“Как мне добраться туда?”

Проедь по пятой до четыреста пятой и сверни на выезд Реско-бульвар. Поезжай на запад от Реско до тех пор, пока ты не наткнешься на Корбин-авеню. Поверни на право. Адрес ресторана 9145 Корбин»

Я поехал прямо туда и начал обучаться как ученик повара тем же самым вечером 14 сентября 1985 гола.

После обучения я намеревался обследовать мой новый дом: Голливуд. Я спросил, как пройти.

“Так, это где-то 25 миль…”

Что? Где, черт возьми, я нахожусь? Я думал это и есть ЛА!

“Тебе нужно спуститься до Вентура и свернуть налево. Иди по ней до Лоурель-каньон – тебе нужно перейти через горы…”

Хах? Каньон, который идет через горы? Как это может быть?

Я просмотрел все глаза в поисках каких-нибудь гор. Я видел гряды холмов, но не горы. В конце концов я нашел Лоурель-каньон – дорога, которая шла вверх холма и затем… Лос-Анжелес! С вершины холма я мог видеть, что Деловой центр был не больше, чем Сиэтл, но те мерцающие огни тесно расположенных малоэтажных районов продолжались вечно – город протягивался так далеко на сколько хватало взгляда.

Я оставался с моим братом несколько ночей на протяжении первых двух недель в городе. Но его жилище было слишком далеко от Голливуда, который для такого аутсайдера как я казался центром лосанжелесского музыкального мира. Если учитывать время поездки со всеми пробками до моего брата - и Блэк Ангуса – можно было бы принять за поездку в другой город. К тому же, я не мог просто так свалиться ему на голову и оккупировать его квартиру.

Итак, много ночей я спал в своей машине на Голливудский холмах. Полицейские не патрулировали милые, с посаженными по обочине деревьями улицы, расположенные выше Франклин-авеню.

Блеск летней олимпиады того года поистрепался, и присутствие полицейских сосредоточилось в центральном Голливуде с момента окончания игр, предоставляя свободу для криминала, головорезов и бесконтрольной анархии. Активность криминальных банд была высока тогда тоже. Крэк продавался везде в Голливуде. Я оказался в центре всего этого – с басом, на котором я все еще учился играть.

Однако, я был уверен в моей коммуникабельности и верил, что у меня будет много предложений. Я чувствовал, что панк-рок находился, по большей части, в предсмертной агонии к 1984 году. Первые две волны прошли – оригинальные панк-группы и затем хардкор-группы. Чтобы не случилось потом, люди моего возраста, которые прошли через панк-сцену и оставили её в поисках новых направлений, были именно теми, кому было суждени их(эти направления) найти. Будущее лежало на наших плечах. Я находился в поиске других ребят, таких же как я, заинтересованных в том, чтобы попытаться создать парадигму музыкального будущего. Я был уверен, что собираюсь играть жизненно важную роль в каких бы то ни было музыкальных инновациях, которые последовали ли бы в будущем. Это не было зазнайством с моей стороны, это было волнение.

По мере того, как все это прокручивалось у меня в голове, я наткнулся на объявление в бесплатной местной музыкальной газете под названием Recycler, которая попалась мне на глаза на той первой неделе моего пребывания в Лос-Анжелесе. Там было объявление о поиске басиста для группы. Объявление было подано от имени Слэша. С именем таким как это, я предполагал, что он должно быть панк-рок-парень, такой же как я. И если мы имели сходные музыкальные корни, возможно, он также с нетерпением ждал нового музыкального этапа.

На сколько я мог бы сказать, в Лос-Анжелесе не существовало какой-то внятной рок-сцены к концу 1984 года - только очевидное похмелье после однажды преуспевшего панк-движения, преуспевшеее, но на самом деле жалкое хэви-металл движение и что-то называемое «кантри-панком». Это были в основном панк-рок-чуваки в клетчатых рубашках, старающиеся сыграть песни под сопровождение пения своих толстых подруг.

В объявлении Слэша были перечислены музыканты, которые на него повлияли, такие как Элис Купер, Аэросмит и Моторхэд. Это было гораздо ближе к чему-нибудь, чем то, с чем я столкнулся на первой неделе своих поисков. И, тем не менее, я просто старался встречаться с людьми.

Я позвонил Слэшу по телефону и поговорил с ним. У него был такой же мягкий и тихий голос, как и сейчас. Когда он назвал имя своей группы мне послышалось Rodker. Ваууу, подумал я, это действительно странное имя для группы. Я договорился о встрече с ним и с ударником Стивеном Адлером в круглосуточной кулинарии Кантера вниз по Файерфокс.

“Я уверен что мы будем сидеть в первой кабинке слева”, сказал он.

Я сказал ему, что у меня голубые волосы и я буду одет в длинное до пола красно-черное кожаное пальто.

“Не смогу пропустить такое, я полагаю” сказал он.

Я начал понимать одну вещь: народ из Сиэтла просто выглядел иначе в те дни. Когда такие группы как Black Flag или Dead Kennedys проникали в Сиэтл они всегда отмечали, насколько по другому выглядела толпа, но я никогда не думал много об этом. До того момента. В Лос-Анджелесе, я решил использовать это характерный внешний вид, чтобы убедить охранников, которые проверяли возраст желающих попасть в бар, что я не из Штатов и, следовательно, не говорю по-английски. Когда у меня спрашивали удостоверение личности, я приспускал свои очки и демонстрировал обескураженный взгляд. Они должно быть думали, что я швед или что то вреде этого, но черт возьми, это работало чаще, чем не работало. Сейчас я мог увидеть другую сторону медали.

Я направился в кулинарию Кантера в моем сутенерском пальто, как и обещал. Это было длинное до пола черное пальто с красной отделкой. Изначально на нем была большая красная буква «А» в слове «анархия» на спине, но я взял маскирующий маркер и замалевал ее, когда банда в Сиэтле распалась. Группа называлась Fartz и наш логотип включал анархистскую букву «А».