Its So Easy And Other Lies (ЛП)

Панк-сцена Сиэтла была полностью построена на создании чего-то при отсутствии всяческих благоприятствующих тому условий. Был только один бар, который интересовался панк-группами - Gorilla Room. Кроме выступлений в этом баре у групп не было иного выбора кроме как раскручиваться самостоятельно. Они снимали залы, принадлежавшие VFW**** и профсоюзам Oddfellows*****, или же играли в подвалах общинных домов. Эти дома не были сквотами******, они просто были местом, которое снимала компания панков. У них у всех были названия: Boot Boy House, Fag House, Cleveland. Можно было пойти и потусоваться в этих домах в любое время.

Люди в этом окружении не воспринимали себя всерьёз. У них было странное чувство юмора. Отличаться музыкально было почетно. Неважно было ли в игре группы что-то хорошее; если они пытались сделать что-то оригинальное, люди приходили посмотреть на них. Это способствовало возникновению интересной и местами даже клёвой музыки. Группе было недостаточно просто хорошо выглядеть, чтобы надеяться, что люди придут на их концерт.

Летом 1979 я сыграл свой первый настоящий концерт с the Vains. Поскольку все мы были несовершеннолетними, вместе с двумя другими группами мы снимали местный клуб по интересам, примыкавший к общественному парку. За неделю перед концертом мы с Энди украли около двадцати пластиковых тар из-под молока с задней части продуктового магазина и кое-как прибили на них фанеру. Теперь у нас была сцена для выступлений. Она сама по себе уже была чертовски волнующей для пятнадцатилетнего подростка! Наша собственная сцена. Чувак, да мы теперь могли играть где угодно!

Я никогда не забуду эту подготовку к концерту. Для своего самого первого выступления я позаимствовал пару чёрных ботинок с заострённым носом в стиле Битлов, одел жёлтые вельветовые штаны, которые заузили для меня, и чёрно-белую рубашку на пуговицах, которую я нашёл в the Salvation Army - это было задолго до того как появились магазины с “винтажной” одеждой.

На шоу пришло лишь восемьдесят или сто человек, но чувство того, что я попал именно на то место, которое было мне предначертано, было ошеломительным. Когда мы наконец-таки вышли на сцену, стоя на покрытой фанерой молочной таре, я прекрасно понимал, что все смотрят на меня, и на Кирса Крэсса, и на Энди… потом всё остановилось… а затем ускорилось… и снова остановилось. Я пытался контролировать происходящее и это всё просто прекратилось. Всё смешалось… вихрь эмоций, смятения и триумфа. Не помню зачем я это сделал, но я пнул в голову парня, стоявшего в первом ряду. Расплывшееся пятно всего происходящего будто превратилось в тёплую воду, которая омывала меня. Шум вокруг был всеобволакивающим и успокаивающим. Я был готов забыть про то, что у меня было кистозное акне, и что я был смущённым и рассеянным подростком. Я мог забыть о моем трудном детстве и разрушенных отношениях с моим отцом и обо всём остальном.

Я не запомнил сам концерт так же хорошо, как пережитые эмоции. Это был момент прозрения. Внезапно музыка стала всем тем, чем только я и хотел заниматься. День и ночь. Но не все горели желанием репетировать, ну или по крайней мере не так сильно как я, так что я старался состоять во многих группах, и поэтому мне всегда было с кем играть. Я также пробовал себя на разных инструментах, так что я мог сгодиться за любого необходимого участника группы.

Гитара, ударные, басс, да всё что угодно - я присоединюсь!

Я помню встречу с Ким Ворник из the Fastbacks как-то днём 1979го, когда мне было пятнадцать. Она была старше меня где-то лет на 5, но была знакома с моим другом и как-то подвозила нас домой из школы.

Когда она высадила нас, мы все вместе немного порепетировали. Я играл на басу. Она упомянула, что её группе нужен ударник - их ударник, Курт Блох, был куда лучше в качестве гитариста чем барабанщика.

“Я и на ударных играю”, - сказал я.

Так что Курт переключился на гитару, а я сел за барабаны. С этого момента я жил в режиме «состою в группе/не состою в группе».

Глава 7

В течении тех первых нескольких лет в Лос-Анжелесе я жил за чертой бедности. Я всегда поддерживал телефонную линию в рабочем состоянии; у меня всегда была машина, но никогда не было страховки; конечно, я не имел и медицинской страховки.

Когда у тебя маленькая зарплата, многие вещи сложно вписать в бюджет. Я заставил свое тело осознать, что оно будет получать только одну трапезу в день. В конце концов, пока я работал с Блэк Ангусе, эта еда была хорошей – ежедневное питание для сотрудников.

Мы не могли просто взять все, что хотели. Владельцы обычно выделяли каждому из нас кусок цыпленка плюс немного риса и овощей. Как один из учеников повара, я имел полную свободу для подготовки выделенных ингредиенты, как хотел. Группа моих коллег была из Мексики или Центральной Америки, и они научили меня как приправлять специями простую еду. Под их опекой я усовершенствовал фирменное блюдо. Иногда, мы могли есть его каждый день в течение нескольких недель.

БЛЮДО ОТ УЧЕНИКА ШЕФ-ПОВАРА

- снимите с куриных грудок кожу, промойте её, и выложите на разогретую сковороду.

- в зависимости от толщины грудок жарьте приблизительно по 5 минут с каждой стороны. Во время финальных 30ти секунд жарки обильно смажьте сторону соусом терияки.

- в миске смешайте порезанный авокадо, нарезанный соломкой перец халапеньо и кубиками ананас.

- готовьте дикий рис с большим количеством хлебных крошек. Это придаст блюду пышности, смака и дополнительных калорий.

- положите куриные грудки на рис и щедро покройте их пикантной фруктовой сальсой.

[По сей день, я люблю делать это блюдо для семьи и друзей, хотя сейчас я обычно жарю цыпленка на барбекю.]

В течение первых трех месяце в ЛА я жил на этом фирменном блюде. Затем я неожиданно обнаружил, что ищу как еду, так и работу: сразу после Дня благодарения Блэк Ангус должен был уволить меня — я был последним, кого наняли и, таким образом, стал первым среди претендентов на увольнение, когда дела пошли хуже.

Оглядываясь назад я осознаю, что я мог бы получить право на государственную помощь. Я не знаю, почему я никогда не обращался в центр занятости или не пошел в продовольственный фонд в худшие периоды между различными работами. Отчасти, мое нежелание было результатом наследия философии моей мамы, впечатлившей нас в детстве. По большей части ее размышления о таких вопросах были основаны на жизни в период Великой Депрессии; она подчеркивала тот факт, что люди в то время постоянно нуждались больше, чем мы сейчас. Я верил, что ресурсы были ограниченны, и что они должны доставаться тем, кто вынужден кормить детей или тем, кто слишком стар или немощен и оставлен на произвол судьбы. Не то, чтобы я был слишком гордым, также; я просто чувствовал бы себя несколько нечестным, потому что я знал, что когда мое положение было очень плохим, я мог бы обратиться к брату или сестре – у меня было последнее средство спасения. На самом деле моя сестра Джоан однажды послала мне немного денег. Я не просил ее об этом, она просто знала, что я нуждаюсь в них.

Мое нежелание помочь себе государственными услугами укреплялось в течение нескольких лет, когда я все еще жил в Сиэтле. Однажды моя группа была в туре и мы застряли в Сан-Франциско без денег, я не ел пару дней и был так голоден, что отправился, чтобы получить талон чрезвычайных продовольственных товаров в муниципальном центре помощи. Я чувствовал себя подавленным стоя в той очереди в государственном офисе. Я сделал выбор, который поставил меня в это затруднительное положение, в то время как другие в очереди – матери с детьми на шее, например – казалось, сталкивались с ситуациями по большей части находящимися под их контролем. Я осознал две вещи в тот момент: мои собственный проблемы меркли в сравнении с уровнем отчаяния многих людей, зависящих от помощи; я никогда не хотел достигнуть того уровня отчаяния. Это был определенно мотивирующий фактор в том, что я всегда, где-то работал и обычно располагал жильем, когда жил в Голливуде.