Тревожное небо

Впереди по курсу показалась просека, вырубленная в ельнике в виде громадного почти равнобедренного треугольника. Основанием его служила длинная черная полоса, а внутри треугольника желтели свежесрубленные деревянные постройки.

— Приготовиться к посадке, выпустить шасси!

Борттехники улыбаются. Им почти ничего не видно. Раз дана команда выпускать колеса, стало быть впереди твердая земля, а не тундровые топи…

Определив направление ветра по дыму, круто иду на посадку. Крутиться некогда, с дальнего конца полосы уже наползает туман! Планирую против ветра. Еще издали видно, что полоса тут значительно уже, чем в Рейкьявике или Прествике. Выдерживаю корабль над асфальтом, вижу, как рядом с консолью мелькают вершины малорослых елей. Сели благополучно, но уже в конце пробега нас мгновенно окутывает густой туман. Меня он уже не тревожит. «Большая лужа» осталась позади, под нами твердый асфальт. Надавив на тормоза, останавливаю корабль.

— Сзади «виллис», и с него кто-то машет флажком, — сообщает Обухов.

Самолет тяжело разворачивается, и мы, осторожно, чтобы не сойти с полосы, катимся за «виллисом». В указанном месте останавливаемся. Я глушу моторы. Даю разрешение на выход.

Вокруг нас — непроглядный туман. Метрах в двадцати угадывается опушка ельника. К самолету подходят люди. Опускаюсь и я вниз и… не верю ушам своим: встречающие нас говорят на русском языке! Куда это мы попали? Вдруг это наша советская Арктика? Но все быстро выясняется. Мы в Гус-Бее.

Люди вокруг нас, рабочие, строящие аэродром, прибыли сюда с Аляски. Это потомки тех русских, что поселились на Аляске в середине XIX столетия, когда Аляска еще принадлежала России. После продажи в 1867 году этой земли Америке тысячи русских остались здесь. Далеко не каждый смог вернуться на Родину со своей семьей. Для этого нужны были деньги и немалые…

Аэродром еще строится. Готова лишь одна полоса, та, на которую мы только что приземлились. Длина ее — 5800 футов — обеспечивает прием и отправку самолетов всех; типов. Еще две дорожки, замыкавшие треугольник, хотя и находятся в стадии стройки, но приземлиться можно при нужде и на них. Работа по строительству идет полным ходом. Десятки различных машин и сотни рабочих заняты дни и ночи. Возводятся ангары, строятся дома и мастерские. Уже функционируют метеостанция и два жилых дома.

Интенсивные воздушные перевозки между США и Англией заставили союзников спешно расширять сеть аэродромов на обоих берегах океана. Аэродром Гандер на острове Ньюфаундленд (как мы убедились на себе) был неспособен обеспечить безопасность и регулярность рейсов самолетов между Европой и Америкой.

Офицеры местного гарнизона ничего не знали об этом полете и были буквально ошеломлены, узнав, что на нашем самолете прилетел нарком иностранных дел Советского Союза «мистер Молотофф». Начальник гарнизона распорядился снабдить нас горючим, смазочным и всем необходимым для дальнейшего полета.

Золотарев и Дмитриев приступили к зарядке самолета. Летчиков и штурманов вместе с пассажирами пригласили перекусить. От той роскоши, которая окружала нас в Англии, здесь не было и следа. Складные столы и скамейки. Металлические кружки и тарелки. Вместо полотенец — рулон вафельной бумаги. Блюд много. Но… кроме сливочного масла и сыра, все приготовлено из консервированных продуктов: мясо, рыба, молочный и яичный порошок, сушеный картофель, консервированные фрукты. И, конечно, обилие сода-виски.

Руководители гарнизона, узнав о наших намерениях лететь дальше, как только выясним состояние погоды по маршруту, уговаривали Молотова сделать здесь остановку и отдохнуть после утомительного перелета.

— Когда победим фашистов, тогда и отдохнем, — улыбнулся нарком.

К концу завтрака завязалась оживленная беседа. Даже не беседа, а «утро» вопросов и ответов. Интересовало американцев многое: сумеет ли Красная Армия остановить фашистов до кавказских нефтепромыслов? Как разрешаются вопросы продовольствия, когда враг захватил Украину? Кто такие партизаны?..

Одновременно шла непрерывная охота за сувенирами. Форменные пуговицы, зажигалки, спички и спичечные коробки, различные мелочи одежды — все обменивалось и дарилось. Мы буквально онемели от неожиданности, когда сидящий напротив офицер изъявил желание получить на память мой орден Красной Звезды! знаю, как я вышел бы из этого неловкого положения, если б меня вызволил Молотов.

— О-о! Это у нас просто, — сказал нарком, и глаза его искрились от смеха. — Если вы соблаговолите принять личное участие в воздушных боях против гитлеровцев на нашем фронте, уверяю вас, что вы сможете приобрести таких звезд даже несколько штук.

Пока мы перекусывали», Штепенко и Романов успели ознакомиться с перспективами погоды: до самого Вашингтона ясно и солнечно. Здесь, в Гус-Бее, туман может рассеяться примерно через час.

Честно говоря отличный прогноз погоды, может быть, впервые в жизни, меня не радовал. Устал я основательно и втайне надеялся, что мы здесь задержимся…

Старший синоптик аэродрома подтвердил прогноз, добавив, что благоприятные условия погоды удержатся лишь в течение 10–12 часов. Нет, надо лететь немедленно, как только разойдется туман. Синоптик укоризненно покачал головой:

— До сегодняшнего дня еще никто из прилетавших из-за океана так не торопился…

Ну что ж! Пусть мы будем первыми. Попросив передать время старта высоту полета и маршрут соответствующим диспетчерским пунктам на аэродромы по пути следования, мы направились к стоявшему уже наготове кораблю. Пассажиры были на месте. Подъехали и другие члены экипажа, успевшие наскоро перекусить.

Туман быстро редеет. Через его тонкую пелену уже проглядывает солнце. Все в норме. «Вери гуд, сир!» — как любит говорить Золотарев.

Взлетели — лучше некуда. Помог свежий ветерок, дувший нам прямо навстречу. Уже через несколько минут под нами расстилается безбрежная, как и океан, тундра. Хилые группы елей, лужи, озера, топи.

На заданной нам американцами высоте дует сильный встречный ветер Курс наш лежит на юго-запад, и с каждой минутой корабль приближается к теплым краям. Вскоре расстилающаяся под нами тундра уступает место темно-зеленым лесным массивам, так похожим на тайгу моей Сибири.

Летим вдоль широкой и полноводной реки. Канада. Глухие и необитаемые места. Холмы и горы, густо заросшие лесом. Там и сям небольшие озера и реки, и нет никаких признаков присутствия человека. Над океаном летчик никогда не чувствует себя уютно, зная, что вынужденная посадка может стать последней в его биографии. Не очень весело и над бесконечными лесами Канады. За два с половиною часа полета мы не увидели ни одного клочка земли, годного для посадки. Все наше благополучие зависит от моторов.

Слева далеко впереди заблестели воды залива Святого Лаврентия. Стала видна и жизнь: разбросанные далеко друг от друга поселки, на мысу, вдающемся далеко в море, крошечный городов, железная дорога и даже маленький аэродром.

Солнце греет через стекла пилотской кабины уже по-летнему горячо. Снимаю меховую тужурку, смотрю, что и Золотарев с Дмитриевым орудуют у своих пультов в одних гимнастерках,

Сзади со стороны пассажирского «салона» доносятся запахи духов и одеколона! Пассажиры готовятся к встрече со столицей США.

— Эндель Карлович, — обращается ко мне Золотарев, нельзя ли немного повыше, греются моторы.

Еще новость! Поднимаемся выше.

Справа от нас все тот же берег залива. Внизу дымят трубы пароходов. Чем дальше мы летим, тем их больше. Наконец, оставляем за собой залив Святого Лаврентия, продолжаем полет над многоводной рекой. Она носит то же имя, что и залив. Несмотря на порядочную высоту, самолет начинает кидать во все стороны. Болтанка страшная, даже для нас, экипажа самолета, привыкшего к подобным вещам. Представляю, каково самочувствие пассажиров. Да еще в жару. Они поснимали не только меховые комбинезоны и пальто, но и пиджаки и тужурки. Все сидят в рубашках, расстегнув воротники…

Особенно сильно треплет нас над вершинами гор.