На далеких рубежах

Мухтарова смешили эти слова, он хохотал, обливая чаем рубашку. Завидев замполита, оба солдата смущенно поднялись с мест.

-- Сидите, сидите, -- сказал замполит и обратился к Мухтарову:

-- Ну, что у вас? Как самочувствие?

-- Отличное, товарищ майор. Еще немного, и кожа заживет.

-- А у вас? -- повернулся замполит к Терехину.

-- У меня уже все в порядке, -- показал солдат на руки в красных пятнах свежей кожи.

-- Как же это вас, друзья, угораздило?

-- Да пушку сняли с самолета и несли в мастерские. Руки в масле были -рукавиц не надели, -- пояснил Терехин. -- Вот оно и прихватило морозцем. Меня-то еще не так сильно, а вот Мухтарова дюже.

-- И не дюже, зачем говоришь так майору? -- обиделся Мухтаров. -- Врач сказал, что с меня тоже повязки снимут сегодня.

Пожелав солдатам быстрейшего выздоровления, майор Горбунов пошел к выходу. У двери он задержался на минутку, наблюдая, как нежно ухаживает за своим больным товарищем Терехин. Кажется, и не ахти какое событие, а ведь Мухтаров определенно на всю жизнь запомнит своего русского однополчанина, поившего его чаем в лазарете. Вот оно, проявление искренней дружбы народов нашей страны!

Из лазарета майор Горбунов направился к командиру полка. Тот собирался вылетать по какому-то срочному вызову в штаб дивизии. Разговор был коротким, но весьма щекотливым и неприятным. Речь шла о поклепе Гришина, который назвал его, замполита, медведем, слепо идущим на поводу у командира.

-- Чепуха какая! -- брезгливо заметил замполит.

-- Конечно, глупости.

Но это был яд, а каждый яд действует. Неприятно, обидно как-то стало замполиту. Не разберутся в политотделе дивизии -- вот тебе и подмоченная репутация. И призадумался он, придя домой, над своим положением в полку, о своих взаимоотношениях с командиром. Все думал и думал, вместо того чтобы спокойно отдыхать после ночного дежурства на аэродроме.

Лежал и перебирал в памяти свои дела и поступки, как бы со стороны вглядываясь в полк, в его людей. Все как будто хорошо. Полк боевой. Летчики готовы драться с врагом как львы. Это без всякого преувеличения и сомнения. Авиационные специалисты проявляют подлинный трудовой героизм. Чего ж еще желать? Почему Гришин бросает тень на командование?.. Поддубный... Нет, для него все равны в полку. И сам он -- боевой, энергичный, строгий и справедливый. Иногда, правда, горяч чрезмерно... А Гришин? Это человек с затхлым душком. Но все идет к тому, что Поддубный выветрит из него этот душок. Освежит. И все будет хорошо.

Подремав с часок, замполит направился в казарму, где должен был состояться семинар руководителей политических занятий.

Во дворе на него неожиданно налетела Капитолина Никифоровна Жбанова -жена инженера. Свалилась буквально как снег на голову!

-- Так я и знала! Так я и знала! Как летчикам -- так все, а как инженеру -- то наше дело сторона!

Горбунов смотрел на расшумевшуюся женщину, ничего не понимая. Откуда она вдруг появилась и о чем кричит? Ведь о прибытии железнодорожного эшелона не было известно.

-- Но я вам покажу! Не будет по-вашему! Не будет! Я до самого министра доберусь! Я в Москву... Я не стану ютиться в коридоре. Нет, нет и еще раз нет! -- истерически кричала Жбанова, размахивая руками. В полосатой шубе, со сбитым на затылок мохнатым рыжим платком, она смахивала на разъяренную тигрицу.

-- Вы меня еще не знаете! Если вы летчик, то думаете, что только летчики люди, а остальные -- это так себе... Вы.. Вы...

Майор Горбунов терпеливо ожидал, пока инженерша выдохнется и умолкнет. Кое-что уже прояснилось. У штаба стояла полковая "Победа". Вероятно, на станцию прибыл эшелон, машину сняли с платформы, и шофер, очевидно, привез ее, взяв с собой Капитолину Никифоровну.

Но почему начальник эшелона подполковник Асинов не сообщил о своем прибытии телеграммой, Горбунов не понимал.

Капитолина Никифоровна, нахватавшись холодного воздуха, зашлась кашлем.

-- А теперь расскажите толком, что случилось? -- спокойно спросил замполит.

-- Квартиру... -- кашель душил ее. -- Какую вы нам... дали квартиру?

-- Понятно: вам не понравилась квартира. А эшелон давно прибыл? И почему не дали телеграммы?

-- У меня... У меня взрослая дочь... Вы подумали об этом? Нет, не подумали!..

Убедившись, что от этой женщины толку не добьешься, майор Горбунов поспешил в штаб, где увидел у машины шофера Челматкина. Тот рассказал, что эшелон прибыл на станцию назначения три часа назад. Собственно, это даже не станция, а глухой полустанок. Телефонная связь с авиагородком испортилась. Подполковник Асинов отстучал телеграмму, а где она ходит, эта телеграмма, никто не знает. Чтобы напрасно не терять времени, он и прибыл сюда своим ходом. А жена старшего инженера села в машину самочинно, боясь, чтобы ее не обошли квартирой.

-- Больных в эшелоне нет?

-- Не слыхать будто.

-- В вагонах тепло?

-- Уж ушам жарко.

Майор Гришин пошел в штаб, чтобы связаться по телефону с Рожновым, но там на него снова насела Капитолина Никифоровна.

-- Я в такую квартиру не пойду! Слышите? Не пойду!

-- А какую бы вы хотели?

-- Хотя бы такую, как у вас.

-- Да ведь и у меня тоже две комнаты.

-- Зато отдельные, мне же дали проходные. А у меня дочь взрослая.

-- Когда же вы успели посмотреть?

-- Что ж, по-вашему, я слепая? Да ведь и вы не слепой!

-- Ладно. Меняюсь с вами. Согласны? У меня, кажется, и площадь чуть больше. Правда, и семья больше, но я согласен на обмен.

Капитолина Никифоровна никак не рассчитывала на такой поворот дела и недоверчиво спросила:

-- А где ваша квартира? Покажите, я посмотрю, -- она явно боялась прогадать.

-- Второй ДОС, второй этаж, квартира шесть. Вот вам ключ. Смотрите, пожалуйста.

Схватив ключи, Капитолина Никифоровна хлопнула дверью и помчалась осматривать новую квартиру. Минут через десять она вернулась.

-- Э, нет, не хитрите! У вас несолнечная сторона, да и коридорчик узковат. А вот командир полка -- вон какие хоромы отхватил! Ничего удивительного... своя рубашка...

Горбунов прервал ее с нарочитой сокрушенностью:

-- Хоромами командира не ведаю. Скажу только: у него точно такие же хоромы, как у меня. Одно лишь преимущество, что окна выходят на солнечную сторону.

Капитолина Никифоровна завертелась, не зная, что делать, что предпринять.

-- Не пойду! -- упрямо повторила она. -- Сказала, не пойду -- и все!

Она устало опустилась на диван и всхлипнула, прижимая к глазам платок.

-- У меня взрослая дочь. Ей нужна отдельная комната. Не век же ее прятаться за ширмами от отца... Ванны нет. Ничего нет. И так всю жизнь... Вот у меня сестра... И муж у нее не инженер вовсе, а простой рабочий. Приедешь к ним -- любо-дорого посмотреть: ванна, все удобства. Живут, как люди!.. А тут шатаешься по белу свету как неприкаянная...

Замполит хорошо знал, что собой представляет жена инженера. Однако, вслушиваясь в ее слова, невольно проникался к ней сочувствием. Ведь это правда -- не сладко живется военным, особенно тем, кто странствует, часто переезжает с места на место. Хотелось как-то утешить Жбанову.

-- Не огорчайтесь, Капитолина Никифоровна, вот придет весна, мы заживем здесь, как на даче. Тайга, можно сказать, просто повезло. А что касается вашей Лизы, то я сказал бы: не век ее возле родителей сидеть. Пора уже горлицу в свет выпускать, к какой-нибудь работе пристраивать.

-- К работе? -- Капитолина Никифоровна подняла на Горбунова заплаканные глаза. -- К какой работе? Уж не коров ли доить?

-- Хотя бы и так...

-- Вот подрастет ваша дочь -- вы ее и посылайте. А моя дояркой не будет!

Замполит промолчал. Он знал: легче пуд соли съесть, чем переубедить жену инженера.

Весть о прибытии эшелона с быстротой молнии облетела гарнизон, всколыхнула людей. Все с нетерпением ожидали распоряжений. Ведь полк занимал боевую позицию в системе ПВО страны, и даже на короткое время никто не имел права отлучаться, оставить свой пост, ослабить эту позицию.