На далеких рубежах

Дроздовы были простые, веселые люди. С ними шути сколько угодно, никто не обидится. И Поддубный любил проводить свой досуг в этой семье. Но сегодня он никак не мог отделаться от неприятного ощущения, вызванного нелепыми поцелуями Веры Иосифовны и этим ее "ох, соскучилась!", сказанным столь недвусмысленным шепотом. Он очень неловко чувствовал себя перед Дроздовым, будто виноват был в чем-то, и поспешил ретироваться:

-- Простите, добрые люди, но мне еще нужно кое к кому зайти.

-- Убегаете? -- съязвила Вера Иосифовна.

-- Приходится, -- многозначительно ответил командир, затворяя за собой дверь.

-- Ну, раз вы уходите, -- крикнула ему вдогонку Вера Иосифовна, -- то можете и не возвращаться. Я обиделась. Понятно?

Поддубный ничего не ответил.

Капитан Марков все еще возился с багажом, проталкивая в дверь какой-то тяжелый, обшитый мешковиной ящик. Поддубный подсобил ему, затем помог внести швейную машину.

-- Ну, как будто все, -- капитан провел рукавом тужурки по взмокшему лбу. -- Спасибо за помощь, товарищ подполковник.

Его маленькие дочери уже спали. Жена была в спальне. Но, услышав в передней голоса, выглянула из-за двери, прикрывая полами халата округлый живот.

-- С приездом, Лина Трофимовна! -- поздоровался Поддубный. -- Как вы себя чувствуете? Как дочери?

-- Ничего, спасибо, -- ответила женщина. -- Но объясните мне, за какие грехи привезли нас сюда? Мало мы наглотались в пустыне песка, что нас сюда на трескучий мороз...

Она напряженно смотрела на Поддубного сквозь очки, одно из стекол которого пересекала трещина. Казалось, вот-вот женщина заплачет.

-- Успокойтесь, Лина Трофимовна. Не так уж тут плохо, как вы думаете, а если уж нас послали сюда, то, значит, мы здесь нужны.

Лина Трофимовна была миловидная женщина, но характером нервная и злая.

-- Лучше бы отправили сюда тех, кто вдоволь насладился театрами, концертами, телевизорами. А то -- нет! Из песчаной пустыни да в снежную! Хорошо?!

-- Лина, перестань, -- прервал ее Марков.

-- А ты молчи! -- напустилась она на мужа. -- Тебе что? Сел на свой самолет и полетел. Тебя и накормят, и оденут, и спать уложат. А я?.. Ну где, скажи пожалуйста, я возьму молоко для детей? Опять сухим или сгущенным пусть питаются?

-- Будет молоко, Лина Трофимовна, -- сказал Поддубный. -- Здесь есть свое хозяйство, коровы. Все семьи, у которых маленькие дети, будут получать молоко. Овощи тоже есть. Поднажмем на военторг -- все будет.

Эти слова заметно успокоили женщину, и она немного остыла.

-- Ну, если так, тогда еще ничего.

-- Так, Лина Трофимовна. Не беспокойтесь. Все будет в порядке. А пока будьте здоровы. Отдыхайте с дороги и не расстраивайтесь.

-- Спасибо, что наведали.

Командиру полка сделалось как-то хорошо и легко. Вот ведь ничего особенного не сделал он, просто наведался по-дружески, а все же успокоил одну семью. Уже не нужно будет летчику что-то доказывать жене, убеждать ее и оправдываться перед ней.

Напротив, через площадку, была квартира начштаба полка. У этого офицера дети взрослые: сын учится в институте, а дочь -- в техникуме. И командир полка прошел мимо этой квартиры. А если б вошел, то увидел бы довольно любопытную картину: подполковник Асинов сидел на стуле, закатав до колен штаны, а жена его -- пожилая, элегантная дама -- натирала снегом ноги своего мужа. Боком выходили хромовые сапожки...

Обходя квартиры, Поддубный вдруг услышал за одной из дверей шум, возгласы, смех. Чей-то тенорок силился вытянуть басом:

-- П-о-стой, выпьем, ей-богу, еще...

А другой мужской голос подтягивал невпопад:

Без-е-здель-ник, кто с на-ми не пьет!

Очевидно, справляли новоселье. Поддубный вынул из кармана фонарик. Снопик света выхватил из тьмы цифру "29" на двери. Это была квартира лейтенанта Байрачного. Все ясно: собрались молодые летчики, они всегда держатся вместе. "Видать, уже набрались как следует! -- зло подумал Поддубный. -- А ведь завтра у них дневные учебные полеты... И где пьют! В квартире секретаря комсомольского комитета!"

Командир полка решительно постучал. На стук вышла Биби.

-- О-о, товарищ подполковник! Входите, входите, пожалуйста! -пригласила она гостеприимно.

На столе стояли две бутылки вина и сковородка с поджаренным салом. Одна бутылка уже опорожнена, а во второй осталась половина. Застигнутые врасплох Байрачный захлопал глазами, как бы не узнавая командира. Скиба, смутившись, покраснел как рак. А Калашников, которому все было нипочем в этой "вонючей дыре", как он выражался, лениво ковырял вилкой в сковородке.

-- Здравия желаю, товарищи офицеры! -- отчеканил командир. -- Это вы так к полетам готовитесь?

-- Майор Дроздов отменил полеты по случаю того, что мы не прошли предварительной подготовки. -- Байрачный поднялся со стула и стоял, мигая осоловевшими глазами.

-- Так вы на радостях решили напиться до риз?

-- Да нет... просто... просто маленькое новоселье. Друзья пришли проведать...

Метнувшись мотыльком, Биби пододвинула к столу стул, поставила рюмку и прибор.

-- Товарищ подполковник, пожалуйста! -- Биби добродушно улыбалась, искренне недоумевая, почему это ее Гришенька так вытянулся, стоя за столом, ведь он не в строю, а дома.

-- Спасибо, Биби, -- сказал Поддубный и пожалел, что зашел. Негоже читать офицеру мораль в присутствии его жены, негоже и отказываться от приглашения -- хозяйка обидится.

-- Так вы говорите, полетов не будет? -- спросил командир Байрачного.

-- Не будет.

-- Садитесь.

-- А вы?.. -- Биби взглянула на командира жалобными глазами. -- А вы... товарищ подполковник, не накажете за это Гришу? Я ведь говорила ребятам: пейте, только не шумите... так разве ж они соображают? -- Она готова была заплакать.

Как ни был возмущен Поддубный, все же ему пришлось сесть за стол. Он отложил до завтрашнего дня разговор с этими легкомысленными юнцами...

Байрачный наполнил рюмку командира.

-- Против обычая как пойдешь? -- сказал он. -- Новоселье -- это новоселье. Никуда не денешься. А я, кроме того, промерз в дороге. Сам бог, как говорится, велел душу согреть. И товарищи мои... А как же иначе...

"Мели, мели, завтра я тебя согрею!" -- мысленно посулил ему Поддубный. Выпив полрюмки, он закусил, посидел еще немного и, пожелав компании спокойной ночи, ушел.

Закрывая за собой дверь, он услышал обнадеживающий голосок Биби:

-- Ну, ребята, если и командир выпил, то вам нечего бояться.

"Ишь ты! Наивная, наивная, а соображает, что к чему", -- невольно усмехнувшись, подумал Поддубный.

На дворе все уже управились со своими грузами. Только Жбановы еще суетились возле грузовика. То и дело гремело зычное контральто Капитолины Никифоровны:

-- Осторожнее, осторожнее, идолы!

Возле грузовика, подсвечивая фонариком, стояла толстая, неповоротливая Лиза.

Было поздно, и Поддубный пошел домой. Челматкин дремал возле печки на разостланном на полу кожухе. В казарме для него не оказалось свободной кровати.

-- Вы б легли на диване, -- сказал подполковник.

-- Ничего. Я по-фронтовому приучаюсь.

Поддубный развязал узел, достал солдату подушку, простыню, одеяло.

-- Ложитесь, Челматкин, на диване. И раздевайтесь без стеснения. Женщин тут нет.

-- Спасибо, товарищ подполковник.

Совершив напрасную прогулку в воздухе, капитан Телюков приказал авиационным специалистам немедленно дозаправить самолет горючим, воздухом и кислородом и, попыхивая папиросой, отправился к дежурному домику. Там, на ступеньках, ведущих в подземелье, его дожидался капитан Махарадзе, приземлившийся несколькими минутами раньше.

-- Ну, Филипп Кондратьевич, когда будем свадьбу справлять? -неожиданно спросил Махарадзе.

-- Ты что? Сдурел?

-- Давно. Четыре года как сдурел. А ты куда собираешься? Ведь она только что уехала. Понимаешь? Вылез я из кабины самолета, а она ко мне, взволнованная, взбудораженная. "Вернулся?" -- спрашивает нежно. "Вернулся", -- отвечаю. Тут только она поняла, что это не ты, а я, быстро убежала, села в машину и уехала. Ну, что ты теперь скажешь? Любит она тебя или не любит?