На далеких рубежах

Охота с приманкой. Кто же кого?

Кот лежал неподвижно, навострив уши, готовый в любую секунду броситься на свою жертву. Глаза его были устремлены в одну точку, усы плотоядно вздрагивали. До чего же вкусным представлялся ему воробышек!

В конце концов решив, что засада его обнаружена птицами, кот поднялся и подчеркнуто небрежно поплелся вдоль забора. Охота явно не удалась. Но это был лишь хитрый маневр. Вскоре четвероногий охотник появился снова, только уже с другой стороны, где замаскировался тщательнее прежнего.

Но и этот маневр не помог. Воробьи забеспокоились, зачирикали, потом вспорхнули и были таковы.

"Хочешь жить -- будь осторожным", -- сделал вывод Гришин и мысленно похвалил себя за то, что не ввалился сразу в кабинет начштаба. Надо все хорошенько обдумать, взвесить, осмотреть со всех сторон. А прежде всего найти убедительную мотивировку для своего намерения -- перейти на КП дивизии. Намерение это связано с нежеланием летать. Такое нежелание возникает обычно у трусов... Но разве Гришин трус? Просто-напросто не ужился с командиром полка. Да, да, именно не ужился. Ведь и начальник штаба уже имел случай убедиться, что за птица Поддубный. Строит из себя полководца, а на самом деле карьерист, выскочка! И любимчиками себя окружил, и замполита водит за собой на поводу, как цыган медведя.

"Так все ему и выложу!" -- решил Гришин и смело зашагал к обитой дерматином двери.

Начштаба разговаривал с кем-то по телефону. На вопрос майора, можно ли войти, небрежно махнул рукой. Жест этот можно было истолковать двояко: либо заходите, либо закройте дверь с той стороны. Гришин понял так, как ему желательно было понять: вошел в кабинет, осторожно притворив за собой дверь.

Да, это был тот самый Вознесенский -- "строевик", бывший капитан. Только тот, что гоголем красовался на плацу, был подтянут и строен, а этот, сидящий в кресле, обрюзг, ожирел. Водянистые глаза брюзгливо щурились под стеклами очков.

Не отрываясь от трубки, полковник сделал новый жест рукой, при желании означающий -- садитесь.

Гришин примостился на первом от двери стуле и начал осматривать кабинет. За спиной у начштаба во всю стену развернулась карта-пятикилометровка, разлинованная на квадраты. В правом углу поблескивал лаком радиоприемник "Балтика"; в противоположном углу стоял сейф с дощечкой на шнурке -- для печати. Рядом -- шкаф с книгами и брошюрами. Столы покрыты зеленым сукном. Над чернильным прибором застыл в пикировании отлитый из дюралюминия МиГ-17.

Чисто, тепло, уютно.

А в полковых штабах совсем не то. В кабинетах командира и начштаба кое-какой уют еще соблюдается: и столы накрыты, и диваны стоят. А в остальных комнатах -- как в захудалых канцеляриях. Зимой всегда холодно. Зайдешь, скажем, к инженеру -- сидит над формулярами или над какими-нибудь другими бумагами в куртке и шапке. Заглянешь в комнату парткомитета -- тоже все одеты.

Там, в полках, офицеры большую часть своего служебного времени проводят на аэродромах и в учебных классах. Смотришь, тот же инженер, который полчаса назад держал в непослушных от холода пальцах карандаш или авторучку, уже шагает по бетону, заглядывает в открытые люки самолетов, ощупывает трубопроводы или же сидит, скорчившись, возле спущенного лафета, проверяет оружие.

Полковник изредка бросал отрывистые слова в трубку, больше слушал, и казалось, что он дремал. Наконец сказал:

-- Вы меня не убедили. Поступайте так, как я сказал.

И бросил трубку на рычажок.

Гришин энергично поднялся с места, отрекомендовался.

-- Ну-с? -- начштаба прищурился сквозь стекла и выжидательно посмотрел на офицера.

-- Да вот, товарищ полковник, зашел к вам, как к нынешнему и бывшему своему начальнику. Вы, должно быть, помните курсанта Гришина?

Нет, не помнил Гришина полковник. По крайней мере, живого интереса к гостю не высказал. Слушал как-то нехотя, перебирая на столе бумаги. И напрасно Гришин припоминал кое-какие подробности школьной жизни. Они явно не интересовали начштаба.

-- Так вы, собственно, по какому делу ко мне, майор? -- официальным тоном произнес Вознесенский.

-- Простите, товарищ полковник, -- смущенно пробормотал Гришин, вытягиваясь. -- Я просто так... узнал, что вы здесь...

Майор никак не ожидал столь холодной встречи. "Сановник, -неприязненно думал он. -- Недаром Поддубный сцепился с ним, -- сделал он неожиданный для себя вывод. -- О, тот сразу видит человека насквозь!"

-- Ну, спасибо, что наведались, -- несколько мягче произнес начштаба, не скрывая, однако, своего желания поскорее избавиться от непрошеного посетителя.

Да, для него это был не только непрошеный, но и нежелательный посетитель. Полковник Вознесенский принадлежал к тем начальникам, которые терпеть не могли, когда им напоминали, что некогда и они были простыми смертными. Особенно не любит он встреч с людьми, которые знали, что он никогда не летал и не был даже штурманом, а все-таки носил на мундире "птицу" с мечами.

Так, несолоно хлебавши, майор Гришин повернулся, чтобы выйти из кабинета, но неожиданно передумал, вспомнив маневр кота, и решил попробовать с другой стороны:

-- Не ужился я, товарищ полковник, с командиром полка Поддубным, -выпалил он. -- Тяжелый человек. Очень уж много на себя берет...

Услышав фамилию Поддубного, начштаба живо повернулся к посетителю:

-- Не ужились? С Поддубным, говорите?

-- А кто с ним уживется? Разве что подхалимы, -- Гришин осмелел, чувствуя, что начштаба наконец "клюнул". -- Прибыл к нам в Каракумы и сразу же выжил полковника Сливу, заслуженного боевого летчика и командира. В довершение всего на дочери его женился, с целью, конечно. На мое место назначил своего любимчика майора Дроздова. Пьянствовали вдвоем: жена Дроздова сшила ему год назад белый китель... Я говорю о том Дроздове, который не перехватил нарушителя границы, помните? А теперь на вас ссылается, вы, мол, не навели своевременно, сидели на КП в роли дипломата. Не могу я больше оставаться в полку и просил бы вас... Да, да, я просил бы вас, товарищ полковник, оградить меня от издевательств и взять меня, ну, допустим, штурманом КП дивизии. Конечно, если есть вакансия... Я уже доказал, что наводить умею... Ведь только благодаря тому, что я сидел за индикатором радиолокатора...

-- Постойте, постойте, -- перебил его начштаба. Он не спеша снял очки и стал их протирать. -- Вам должно быть известно, что я не ведаю кадрами. А вот о том, что Поддубный безобразничает, окружил себя подхалимами и пьянствует с ними, непременно напишите жалобу согласно уставу. Письменную жалобу подайте, а мы уж тут разберемся. Итак, на этих днях жалоба должна лежать у меня на столе, ясно? -- уже не советовал, а требовал начштаба. -Кстати, а как на это смотрит ваш замполит?

-- Такой же подхалим, как и Дроздов! -- вырвалось у Гришина. -Замполиту абсолютно безразлично, что командир злоупотребляет принципом единоначалия.

-- Во-во! Обо всем этом и напишите. А пока всего доброго, майор, -- и полковник протянул Гришину руку.

-- А насчет перевода меня как же?..

-- Это уже вопрос иного порядка, майор. Об этом мы потолкуем, когда разберемся, что там у вас в полку творится. А жалоба чтобы лежала у меня вот здесь, -- повторил начштаба и положил свою широкую ладонь на стол.

"Вот дьявол побери! -- раздраженно подумал Гришин, выйдя в коридор. -Каких глупостей наговорил сгоряча... Допустим, я напишу требуемую жалобу, допустим... Ну и что же получится? Поклеп возведу на командира и замполита, поклеп, за который придется отвечать, и не перед кем иным, как перед партийной комиссией... Допустим также, -- размышлял он далее, -- я не напишу жалобу, допустим... Начштаба вызовет, будет добиваться своего, ведь и у него появились свои счеты с командиром полка. Так или иначе, а за поклеп придется держать ответ".

Гришина охватило лихорадочное волнение, и он чуть не забыл получить карты, за которыми, собственно, и прилетел. А получив их, поспешил к посадочной площадке, чтобы больше и на глаза не попадаться начальству.