Подлинная жизнь мадемуазель Башкирцевой

заикнулась. Проклятое самохвальство и самомнение. И Мария спохватывается,

приписывая в конце письма, написанного, как прощальное:

“Я, кажется, готова забыть, что между нами все кончено”.

“Птичка в клетке”, хладнокровно решает Ги де Мопассан. Надо только устроить, как и где

встретиться, а дальше дело техники, хотя в этом смысле, ему больше нравится иметь дело

с проститутками, они намного честнее светских дам. Он писал ей в третьем письме, что

выигрывает состязания в качестве “гребца, пловца и ходока”. Его лодка называется

“Розовый лепесток”, на ней он курсирует по Сене, проделывая в день по двадцать миль и

останавливаясь в маленьких борделях, которые располагаются прямо на пристанях. В

Париже он порой берет девок прямо на вокзале Сен-Лазар, он любит и прачек, и гризеток, не гнушается и светскими дамами, но сколько с ними возни. Здесь он ведет три-четыре

интрижки одновременно. Как говорят на Бульварах, “седлает четверку”. Он тоже болен, но

резкое ухудшение здоровья наступит уже после смерти Марии Башкирцевой, в следующем

году. Сифилис - болезнь, протяженная во времени, годами она гложет человека, а он, увы, болен сифилисом. Он тоже умрет, но через десять лет после Башкирцевой, несколько раз

попытавшись покончить жизнь самоубийством, умрет в сумасшедшем доме доктора

Бланша, окончательно лишившись рассудка. Они и в этом похожи, их обоих ждет

довольно ранняя смерть. Две знаковых болезни эпохи подтачивают их молодые и

красивые тела. Палочка Коха и бледная спирохета делают свое дело.

Но пока еще есть силы, хочется разрешить эту ситуацию, чтобы она не зашла в тупик.

Хотя он и считает, что все в жизни более или менее ему безразлично: мужчины, женщины

и события. “Вот мое истинное кредо, и прибавлю, хотя вы и усомнитесь в этом, что я

дорожу собой не больше, чем другими. Все в мире - скука, шутовство и ничтожество”.

Прочитав его письмо, она запишет под его впечатлением в свой дневник

30 апреля 1884 года:

“Я тоже печальна, и мне кажется, что, несмотря на мою живопись, мою скульптуру, мою

музыку, мою литературу, я скучаю”.

Вывод напрашивается сам собой: давайте скучать вместе. Он настойчиво ищет встречи:

“В каких кругах вы бываете - орлеанистских, бонапартистских или республиканских?

Я знаюсь со всеми тремя”.

Они и в этом похожи, она сначала была легитимисткой, потом, когда увлеклась Полем де

Кассаньяком, переродилась бонапартистку, потом, разочаровавшись в нем и

присмотревшись к Гамбетте, стала республиканкой. По большому счету, ей все равно, как

и ему; образно говоря, она бывает во всех трех кругах.

“Хотите я буду ждать вас в музее (Ха! Это первое место встречи, которое он предлагает, вот и скажи, после этого, что он не знает, с кем переписывается - авт.), в церкви и на

улице?

В этом случае я поставил бы только одно условие: не ждать напрасно женщину, которая не

явится на свидание. Что вы сказали бы о встрече в театре без знакомства со мной?

Я сообщил бы вам номер своей ложи и пошел бы с друзьями. Номера вашей вы не

скажете. А на следующий день вы могли бы написать мне: “Прощайте, сударь”...

Целую ваши ручки, сударыня.

Ги де Мопассан”.

Это последнее его письмо, и долгое время она считалось последним письмом в переписке.

Все думали, что Мария переписку прервала. Но были и такие, кто считал - переписка

прервалась, начались встречи. В 30-е годы, на волне интереса к Башкирцевой, вызванной

50-летием со дня ее кончины, в Австрии был снят художественный фильм о романе

мадемуазель Башкирцевой и Ги де Мопассана, вызвавший бурные протесты со стороны

ближайших родственников Башкирцевой, господина и госпожи Немировских. Они наняли

адвоката, который пытался запретить в судебном порядке показ фильма в Париже, где его

в марте 1936 года в “Гран синема” квартала Этуаль представлял Марсель Прево, член

Французской академии.

- Я только что посмотрел фильм о моей кузине, Марии Башкирцевой, - сказал месье

Немировский корреспонденту газеты. - Я был ужасно огорчен. Порой я не верил своим

глазам. Мария Башкирцева, которая в памяти нашей семьи сохранилась, как образец

чистоты и целомудрия, как святая, представлена в фильме любовницей Ги де Мопассана.

Я должен положить конец демонстрации фильма, который вместо того, чтобы продлить

память о чистоте, дает такое вульгарное представление о ней.

К слову сказать, запретить фильм месье Немировскому не удалось. Мы не знаем, в какой

степени родства он был с Марией, знаем только, что у Немировских были землевладения в

Полтавской губернии, неподалеку от Башкирцевых, а корреспонденту, пришедшему к ним

в дом в XV квартале Париже на улице Грамм, супруги показывали некоторые реликвии, оставшиеся от Муси: пару туфель из розового атласа, браслет, брошь, кольца и рамку для

фотографий. Кроме этого, был у них и неоконченный портрет графини Тулуз-Лотрек

( урожд. Дины Бабаниной), а также рисунок девочки Бастьен-Лепажа.

Но вернемся к нашим дуэлянтам. Не могла Мария прервать переписку просто так. Ведь

говорил же Ги де Мопассан через несколько лет после ее смерти, что мать Марии

предлагала ему передать какие-то неотправленные письма Марии, но он не стал

встречаться с этой назойливой особой.

Итак, последнее письмо Марии, напечатанное у Колетт Конье, потом в сборнике “Ги де

Мопассан. Знакомый и незнакомый” на русском языке, с некоторыми поправками и

уточнениями перевода, которые необходимо сделать:

“Думая, что вы обманываетесь. И я настолько добра, что говорю вам об этом, хотя после

этого вовсе перестану быть для вас интересной, если и была когда-либо таковой. Я ставлю

себя на ваше место. На горизонте возникает незнакомка. Если приключение удается, она

мне быстро опротивеет, а если - нет, какой смысл тратить на нее время.

Занять третье положение, к несчастью, мне не удалось, в чем я признаюсь вам со всей

искренностью, поскольку мы заключили мир.

Самое забавное, что я вам говорю только правду, а вы воображаете, что я мистифицирую

вас.

Я не бываю в кругах республиканцев, хотя сама - и красная республиканка.

Нет, я не хочу вас видеть.

А вы, неужели вы не хотите позволить себе хоть немного фантазии, вместо своих

парижских гнусностей? Немного ненавязчивой дружбы?

Я не отказываюсь видеть вас и устрою это, не уведомляя вас о встрече. Если вы будете

знать, что вас н а м е р е н н о разглядывают, у вас будет глупый вид. Нужно избежать

этого.

Ваша земная оболочка мне безразлична, а моя для вас? Допустим, у вас плохой вкус и я не

покажусь вам обворожительной, неужели вы полагаете, я останусь этим довольна, как бы

ни были чисты мои намерения?

В один прекрасный день, не знаю в какой, я даже надеюсь удивить вас. В ожидании этого

дня, если наша переписка утомляет вас, давайте прекратим ее. Однако я оставляя за собой

право написать вам, если мне голову придут какие-нибудь сумасбродные мысли.

Вы не доверяете мне, это вполне естественно. Что ж, порекомендую вам испытанное

средство консьержек, чтобы удостовериться, что я не из их числа

(Хотя много раз пользовалась этим средством консьержек - авт.). Подите к гадалке и дайте

понюхать мое письмо - она скажет вам мой возраст, цвет волос, из какого я круга и т.д. И

вы напишете мне, что она порассказала вам.

Скука, жалкое шутовство! Ах, сударь, и я страдаю от того же, но оттого, что я... я мечтаю

достичь чего-то грандиозного, что мне еще не ... удается. Должно быть, и у вас та же

причина.

Мне не достает прямодушия, чтобы спросить о вашей тайной мечте...”

Она признается, что трудно решится на встречу после такой переписки, вот так, просто

придти и сказать: это я! Однако, она надеется все-таки удивить его в один прекрасный