Царственный паяц

идти к новым художественным завоеваниям: есть ли это нечто роковое, неодолимое для

173

самого поэта, или нечто временное, с чем он может бороться. Позднее,

беспристрастная история литературы укажет Игорю Северянину его место в родной

словесности; сейчас мы, критики, можем и обязаны указывать поэту пути, которые

перед ним открыты. Правда, критиков слушают редко, но это уже не их вина, и свой

долг они исполнить обязаны.

Подойдем же к поэзии Игоря Северянина со всем доброжелательством читателя,

благодарного ему за «громокипящий кубок», и постараемся уяснить для самих себя и

для него, почему нас и, сколько мы знаем, так многих, любящих поэзию, не

удовлетворяют его последние книги*.

2

Не думаем, чтобы надобно было доказывать, что Игорь Северянин - истинный поэт.

Это почувствует каждый, способный понимать поэзию, кто прочтет «Громокипящий

кубок». Но важно опреде-

* Здесь я вынужден сказать несколько слов pro domo mea. Игорь Северянин весьма

зол на критику и осыпает ее ругательствами: «Смотри- те-ка, какая подлая в России

критика!» В России критические статьи писали Пушкин, Гоголь, Баратынский,

Белинский, Ап. Григорьев, в наши дни пишут Д. Мережковский, 3. Гиппиус, Н.

Гумилев, М. Кузмин и столько других, имена которых служат достаточной защитой от

брани Игоря Северянина. К русским критикам причислю себя и я, если 25 лет работы,

руководимой обдуманными убеждениями, знаниями и личным вкусом, а отнюдь не

личными отношениями с тем или другим писателем, дают на то право. Недовольный

моими критическими замечаниями о его книгах, Игорь Северянин позволил себе

заявить в стихах, что я ему «завидую». Любопытно, в чем бы я мог «завидовать»

Игорю Северянину. Мне было бы стыдно, если бы я оказался автором «Ананасов», и

мне было бы обидно, если бы я сделался объектом эстрадных успехов, выпавших на

долю Игоря Северянина. Поэту, немного очадевшему, должно быть, оттого, что «идут

шестым изданием иных ненужные стихи», следует усвоить себе простую разницу

между критической оценкой и завистью. Не нужно непременно завидовать и можно не

переставать любить, судя критически и иногда строго осуждая те или другие страницы

прозы и стихов. Неужели Игорю Северянину непонятна благородная любовь к

литературе, побуждающая нас, критиков, оценивать создания поэзии, а понимает он

только «кумовство» или «зависть»?

лить диапазон поэзии Игоря Северянина. Поэтому, хотя бы бегло, приходится

окинуть взглядом его лучшие поэмы.

Первый признак поэта — умение передавать, рисовать то, что он видит. Поэт

обладает способностью подмечать такие черты в окружающем, которые одни

воссоздают всю картину в воображении читателя. Без этой способности нет поэта,

вернее, он может и быть, но останется нем для всех; он будет воспринимать мир

художественно, но мы не узнаем этого из его неумелых, бессильных строк. Игорь

Северянин такой способностью «рисовать» обладает в сильной степени. Он - поэт-

живописец; он рисует целые картины, сохраняющие всю свежесть красок и даже как

будто весь аромат действительности. Читая «Громокипящий кубок», видишь перед

собою поля, и лес, и море, и гостиную и диваны лимузинки.

Таков, напр<имер>, «День на ферме» (I, 23) *, когда «бегало солнце по граблям»,

таков «Ноктюрн» (I, 47), изображающий, как «бледнел померанцевый запад»; таковы

стихотворенья «На реке форелевой» (I, 32), «Январь» (I, 34) и многие другие в первом

отделе «Громокипящего кубка». Немногими штрихами Игорь Северянин воссоздает

сложные картины. Присмотритесь и прислушайтесь, напр<имер>, к таким стихам

(1,13):

День алосиз. Лимоннолистный лес Драприт стволы в туманную тунику... —

174

оцените такую черту (I, 25): «Закатный запад был сиренев»... такой эпитет (ib.):

«Шел тихий снег», смелость и верность такого образа (I, 49): «Хромает ветхий месяц

как половина колеса», или еще (I, 27): «Ночь баюкала вечер, уложив его в деревья». Все

это - штрихи истинного поэта, как и длинный ряд отдельных «счастливых» выражений,

trouvailles: «морозом выпитые лужи» (I, 50), «аллея олуненная» (I, 66), «сад,

утопленный в луне» (I, 89), «кувыркался ветерок» (I, 68), «нбчи в сомбреро синих» (I,

117), и т. п.

Второе необходимое свойство поэта — способность переживать события глубоко и

остро. Поэт-лирик имеет почти единственный объект

* Мы означаем книги Игоря Северянина римскими цифрами: I <«Громокипящий

кубок»>, II <«Златолира»>, III <«Ананасы в шампанском»^ IV <«Victoria Regia»>;

страницы в них — арабскими цифрами. Примеры мы стараемся приводить

преимущественно из стихотворений последних годов, начиная с 1913. Во многих

случаях, однако, даты под стихотворениями не проставлены, и мы не имели

возможности проверить время их написания.

наблюдений — самого себя. Свою собственную страсть, свое счастье и свою скорбь

замыкает он «в жемчужине слова». Поэт должен не бояться страданий, потому что

сильные чувства дают ему темы для вдохновений. «Всходить на костер», «идти на

Голгофу» -- эти условные выражения заключают в себе жуткую правду для поэта-

лирика. Кто не способен сильно чувствовать, не способен и влиять с силою на

читателей. Поэт «с холодной душой» - nonsens, противоречие в терминах.

По силе лирических признаний Игоря Северянина мы судим, что он переживает

свою жизнь остро. Такие, казалось бы, обыкновенные отношения, какие пересказаны в

стихах «Это все для ребенка» (I, 16), дали Игорю Северянину исключительные по

своему импрессионизму строки:

Повидаться нельзя нам.

Разве только случайно. Разве только в театре.

Разве только в концерте.

Да и то бессловесно. Да и то беспоклонно...

Как подлинная трагедия, читаются стихи «Злате», напр<имер>, эти (I, 45):

Ты ко мне не вернешься: на тебе теперь бархат;

Он скрывает безкрылье утомленных плечей...

Мы верим, мы уверены (иного доказательства нет), что только глубокое

переживание могло подсказать такие волнующие ритмы (I, 14):

О, милая, как я печалюсь! О, милая, как я тоскую!

Мне хочется тебя увидеть — печальную и голубую...

О том же говорят другие стихотворения «Сирени моей весны», небольшое число

пьес из «Златолиры» и лучшие строфы в начале «Victoria Regia». Поэт живет и,

переживая «старую сказку», с которой вновь знакомится каждый, узнающий нашу

земную жизнь, принимает ее по- своему, так, как было суждено лишь ему одному...

Особенность Игоря Северянина составляет ироническое отношение к жизни. Он

очень верно сказал о себе (IV, 31): «Я - лирик, но я - и ироник». В наши дни это -

редкий дар; сатира в стихах вымирает, и приходится дорожить поэтом, способным ее

воскресить. А что у Игоря Северянина есть все данные для того, может доказать одна

«Диссона» О* 77), стихотворенье, прекрасное от начала до конца:

Ваше Сиятельство к тридцатилетнему — модному — возрасту

Тело имеете универсальное... как барельеф...

Душу душистую, тщательно скрытую в шелковом шелесте,

Очень удобную для проституток и для королев...

Много такой злой иронии рассеяно по «Мороженому из сирени». Целый ряд

175

отдельных выражений прямо поражает своей меткостью и универсальностью: «дамьи

туалеты пригодны для витрин» (I, 70), «же- ноклуб... где глупый вправе слыть не

глупым, но умный непременно глуп» (I, 71), «под пудрой молитвенник, а на ней Поль

де-Кок» (I, 70), «грумики, окупленные для эффекта» (I, 100), и т. д.

Ирония спасает Игоря Северянина в его «рассудительных» стихотворениях.

Поэтому хороши его стихотворные характеристики Оскара Уайльда (I, 101), с