Вор Валет и командующий Прибалтийским военным округом (СИ)

    Я так и не получил своего высшего образования. Мне не удалось восстановиться после исключения из ВУЗа.

   Если я сегодня приду в ВУЗ и задам выпускникам 5 или 6 курса экономико-правового факультета два или три простых вопроса по экономике или государству и праву, то в большинстве они мне не ответят и будут сидеть как бараны. Они только иногда знают узкую специализацию, экономика и государство для них пустое место.

   Я был исключен перед самой зимней сессией 28 декабря 1977 года Комитетом Государственной Безопасности СССР с третьего курса юридического факультета Калининградского Государственного Университета за два или три хвоста, - аналогов чему в предыдущей истории Калининградского университета пока еще не было, - потому что за за два или три хвоста с вечернего факультета за два дня до начала зимней сессии с третьего курса не исключают. Но меня исключили специальным приказом ректора от 28 декабря 1977 года. А то не дай бог, еще сдаст зимнюю сессию. И я бы сдал, конечно. Ничего сложного в этом не было.

   Когда теперь мне говорят что в СССР высшее образование было доступное и бесплатное, я отвечаю: оно было доступно для вас.

   К учебе в университете я относился легко: учился на тройки и прилагал минимум усилий для получения всеобщего высшего образования. Вуз я, конечно, иногда посещал. Но очень редко.

   Когда я пришел в Вуз, где так много было и ожидания и поэзии, потому что там на четвертом курсе училась Люба, и забрался на третий этаж средней школы, где был юрфак, чтобы узнать расписание экзаменов, я как раз и наткнулся на этот приказ о моем исключении.

   Вместе со мной также исключали какую-то девушку.

   Всего из ВуЗа перед зимней сессией 28 декабря специальным приказом ректора исключали двух студентов.

   Но эту девушку не исключили. Исключили меня одного.

   Девушка, а я ее хорошо знал, она была немного полненькая брюнетка, - пришла к проректору и поплакалась в жилетку. И ее допустили к экзаменам.

    В тот год, как я поступал в ВУЗ Андрей Вознесенский приезжал в Калининград, и мы познакомились. Он был тогда еще молод, ходил в модной черной кожаной лайковой куртке и носил бляху на пузе. Он написал мне записку на свое выступление в Доме Моряков. По этой записке пропустили меня и моего отца, мичмана флота.

   Тогда, в тот день в фойе Дома Моряков на вечере московских поэтов к нам подошла прекрасная женщина. Она работала в военно-морском училище, где проходил мичманскую службу мой отец, и где я до этого работал столяром. Я ее немного знал. Мой отец знал ее очень хорошо.

   - А! - сказала она, - Вы тоже здесь?..

   - Да! - сказал мой отец, который как старый журналист стоял с фотоаппаратом. - Вознесенский нам дал записку на свое выступление.

   В те времена попасть на выступление московских поэтов Роберта Рождественского, Андрея Вознесенского или Евгения Евтушенко было невозможно. Для этого нужно было на работе или на месте учебы получить входной билет, который давали только избранным, своим, по знакомству или за большие заслуги. Короче, на эти выступления сходился весь областной бомонд вплоть до работников номенклатуры. Это не то что теперь, когда поэты стали никому не нужны.

   Поэтому это была такая неожиданная и радостная встреча среди избранной интеллигенции города Калининграда. Вы тоже сюда попали. Вы тоже сюда пробрались. Вы тоже здесь.

   Тогда я разговаривал с ней и видел ее так близко в последний раз. Пусть это покажется некоторым людям смешным, - и что может быть общего у молодого парня, почти мальчика, с женщиной, которая старше его на несколько лет и уже имеет маленького ребенка, дочку?.. И пусть это многим покажется наивным, но в эту минуту, разговаривая с ней я вдруг ясно понял, что нужно бы серьезней к ней отнестись, что ее нужно и можно любить, и что за ней нужно и можно серьезно ухаживать, что на ней нужно жениться и что такую девочку и женщину не всегда встретишь в своей жизни.

   Она была проста, молода, умна, и красива, и у ней была двух-трехлетняя дочка, и за ней, конечно, безуспешно пытались ухаживать курсанты старших курсов военно-морского училища, тем более что она работала в нем и была им доступна. Многие из этих курсантов предлагали ей выйти за себя замуж.

   Я бы не побоялся за ней ухаживать. Я даже представлял себе и знал как бы я это делал, и что бы я ей говорил. Я ухаживал бы за ней так же классически, просто, как нас учили в советской школе на примерах русской литературы, как я ухаживал и за Любой. Я бы не постеснялся подойти к ней когда она шла с работы после военно-морского училища домой, где они жили с дочкой и мамой. От мужа, офицера, бывшего курсанта Кватушки она ушла, потому что он оказался "подлец". В Кватушке, среднем специальном военном училище тогда готовили техников-лейтенантов для обслуживания самолетов. Перспектив для дальнейшего служебного роста у них не было, они были навечно по службе привязаны к мелкой должности и к одному самолету. Учиться там было некому, поступать туда никто не хотел, поэтому представители этого училища ездили по Белоруссии и Смоленской области, по другим городам России, по колхозам, и набирали курсантов. Поэтому неудивительно что в такое училище могли попасть и часто попадали не слишком интеллектуальные парни.

  Точно так же проходил набор и в Калининградскую среднюю школу милиции. Из калининградских ребят в ней никто никогда не учился. Милиционеров тогда все презирали, абсолютно все ребята во всех дворах, городах и поселках и название у них было всегда одно: мусор.

   Менты грабили пьяных рабочих после получки, забивали насмерть семнадцатилетних парней, а прокуратура их покрывала.

   Когда я позже столкнулся с курсантами этой Школы Милиции, когда они проходили в Калининграде летнюю практику, то убедился что это действительно были отбросы.

   ...Я, конечно, не знаю, почему ее муж оказался "подлец", но я думаю что парень не понявший такую женщину, такого человека, тем более мать своего ребенка, не может быть высоко морален. В те годы при разводе суды не задумываясь отдавали ребенка только матерям, и я думаю что это правильно. Мать всегда лучше позаботится о ребенке.

   Ее маленькая дочка была такая же красивая как и она, и когда они гуляли около бассейна перед Военно-морским училищем, она была такая же живая и милая как и ее мама.

   А может быть эти две женщины потому казались мне одними из самых красивых в мире, потому что я знал и видел ее прекрасную человеческую природу?

   Когда ее дочке было уже примерно девять или десять лет, я стал замечать эту девочку на улицах Калининграда и знал где она живет и ходит. У меня было к ней такое же отношение и чувство как и к ее матери. Я не сомневался в ее хороших моральных и человеческих качествах. Воспитанная такой мамой, в такой семье, дочь не может быть другим человеком. 50% нормальной крови, - и все в порядке! - можно влюбиться! Можно навсегда влюбиться в такую девочку.

   Когда она уже повзрослела, я хотел ее разыскать: я знал как ее зовут, и найти и увидеть ее было бы, наверное, не очень трудно.