За каждую пядь земли...

Двигатель трактора взревел, набрал обороты и ровно заработал. Комбатр дал команду «По машинам», и как раз в это время из-за придорожной посадки чуть впереди появилась небольшая группа красноармейцев. Их было не больше взвода. Выйдя к дороге, взвод остановился, а к артиллеристам направились трое. Когда они подошли ближе, комбатр увидел, что это были майор и два капитана. Майор представился командиром стрелкового батальона, назвав неизвестную комбатру часть, сказал, что ему поручено ликвидировать высадившийся десант, и потребовал, чтобы старший лейтенант доложил, кто они, из какой части и куда следуют.

«А не слишком ли много для одного батальона майора и двух капитанов»? — подумал комбатр и не стал спешить с ответом. Подозрительным показалось и то, что обмундирование на командирах было хотя и измятым, и даже грязноватым, но... совершенно новым, ничуть не поношенным. Да и десантом этот майор почему-то не занимается, а бродит по дороге.

— Прошу предъявить документы, товарищ майор. Потом я отвечу на ваши вопросы. Сами понимаете — война, — не растерялся комбатр.

— Ну вот! Я тебе, старший лейтенант, верю, изложил все как на духу, а ты мне не веришь, тебе подавай документы...

У майора беспокойно забегали глаза. Это тоже не осталось незамеченным старшим лейтенантом. По его знаку артиллеристы с карабинами наготове окружили трех незадачливых «командиров».

— Взять! — дал команду комбатр, и все трое в миг были обезоружены. [26]

Остальные диверсанты «взвода» ничего не заметили — разговор с их предводителями происходил за машинами и орудиями.

Через несколько минут после того как зенитчики, находившиеся у пулеметной установки ДШК, дали очередь по «взводу», вся группа была уничтожена. А на другой день прибывшая в часть батарея привезла и немецких офицеров-диверсантов, переодетых в советскую форму.

Этот случай, разумеется, стал известен воинам всех частей корпуса, что помогло мобилизовать личный состав на бдительное несение службы. Думаю, не ошибусь, если скажу, что именно благодаря повышенной бдительности мы успешно справлялись впоследствии не только с мелкими, но и с крупными вражескими диверсионными и шпионскими группами, которые не раз забрасывались врагом в наши тылы...

В ожесточенную схватку с противником соединения корпуса вступили лишь 26 июня, на второй день после сосредоточения основных сил в районе Ровно. Правда, еще в ночь на 25 июня передовым отрядам 40-й и 43-й танковых дивизий пришлось по приказу Военного совета фронта вступить в бой с гитлеровцами. Одновременно с частями 9-го механизированного корпуса генерала К. К. Рокоссовского, действовавшими правее, наши танкисты нанесли вспомогательный удар в южном направлении и даже продвинулись на 15–20 километров, что способствовало временной стабилизации положения на этом участке. Но силы в передовых отрядах 9-го и 19-го корпусов были незначительны, действовали они разрозненно, по расходящимся направлениям, поэтому задача по разгрому просочившихся танковых подразделений 3-го механизированного корпуса немцев из группы генерала фон Клейста не была выполнена...

Утром 25 июня штаб корпуса получил информационную сводку политуправления Юго-Западного фронта о положении на фронтах. Войска ЮЗФ в первые же часы и дни понесли тяжелые потери, говорилось в информационной сводке, особенно в самолетах на подвергшихся бомбардировке аэродромах. Авиация противника господствует в воздухе. В районе Сокаля и Владимир-Волынского идут тяжелые танковые бои. Обе стороны несут большие потери. Советские танки КВ и Т-34 значительно превосходят по своим боевым качествам немецкую бронетанковую технику, но их мало. Танковым дивизиям 6-й и 17-й [27] полевых армий и 1-й танковой группе гитлеровцев удалось здесь продвинуться на 15–20 километров, создав на направлении главного удара значительное превосходство в живой силе и технике.

Основной причиной наших неудач Военный совет ЮЗФ считал не только преимущества, которые враг получил вследствие внезапности вторжения, но и то, что мощному удару врага на первых порах противостояли лишь пограничники и незначительное количество подразделений общевойсковых армий прикрытия, занятых на оборонительных работах во вновь создаваемых укрепрайонах.

Главные силы фронта, указывалось далее, выдвигаются в настоящее время из глубины, занимают оборону или по частям, по мере подхода к району боевых действий, вводятся в бой.

В силу изложенных выше причин Военный совет ЮЗФ, подчеркивалось в сводке, вынужден был перенести контрудар по вражеским войскам с 22 на 25 июня. Выражалась уверенность, что командный и весь личный состав войск фронта выполнит свой долг и враг будет отброшен к границе. Далее политуправление фронта обязывало командиров и политработников всеми доступными средствами и методами политической пропаганды довести до каждого воина, не скрывая правды, сведения о сложившейся обстановке, мобилизовать личный состав войск на беспощадную и самоотверженную борьбу против фашистских полчищ, вторгшихся в пределы нашего государства.

Были в сводке и ободряющие вести с соседних фронтов. Сообщалось, в частности, что на западном направлении, в районе Бреста и Брестской крепости, противнику нанесены чувствительные ответные удары, идут упорные бои на шяуляйском и рава-русском направлениях, где враг отброшен на запад. Нашими войсками отбит захваченный гитлеровцами город Перемышль.

Это, конечно, радовало, но было ясно, что общая картина остается тяжелой для войск Красной Армии на всех фронтах.

Основные положения информации, полученной из политуправления, в тот же день были распространены по соединениям корпуса, но главную нашу задачу мы видели в проведении необходимой работы среди личного состава. Самое время было поговорить с людьми по душам. И мы с комкором дали указание провести в подразделениях [28] беседы с бойцами и командирами, поднять боевой дух танкистов, мотострелков и артиллеристов, воинов других специальностей, вселить уверенность в наших силах и возможностях, показать на примерах Перемышля и Бреста, что фашистов надо бить беспощадно и гнать с нашей земли.

На одной из бесед в 86-м танковом полку 43-й дивизии, которым командовал энергичный, волевой командир майор Михаил Андреевич Воротников, прибывший в полк два месяца назад по окончании военной академии имени Фрунзе, был и я днем 25 июня. На лужайке, недалеко от штаба дивизии, расположились около ста танкистов. В полк мы пришли втроем: я, командир дивизии И. Г. Цибин и его замполит полковой комиссар А. К. Погосов.

Майор Воротников доложил нам, что во 2-м танковом батальоне капитана В. Г. Богачева проводится беседа о положении на фронте. Заслушав информацию старшего политрука А. Л. Каплунова, заместителя командира полка по политической части, многие бойцы попросили разрешения высказаться.

— Разрешите продолжить беседу, товарищ полковой комиссар, — закончив доклад, обратился ко мне Воротников.

— Не только разрешаю, но и сам с удовольствием приму в ней участие.

Бойцы и командиры с негодованием говорили о вероломстве фашистов, о желании ответить им ударом на удар. Многих воинов я знал лично, не раз видел на занятиях, полевых учениях. Это был хотя и молодой, но сплоченный коллектив, во главе которого стоял грамотный, в совершенстве знающий военное дело командир, вдумчивый воспитатель, уважаемый в командирской среде товарищ. В мирные дни батальон капитана Богачева неизменно добивался высоких показателей в учебе, больше чем в других подразделениях было подготовлено у него мастеров вождения танков и отличных стрелков из танкового оружия.

Коли речь зашла о танкистах 86-го танкового, то хочется сказать и о его командире. Заслуга в том, что все три батальона уверенно набирали темпы в овладении боевым мастерством, принадлежала, прежде всего, ему, майору Воротникову.

Бронзовое, продубленное на полигонных ветрах и под жарким украинским солнцем лицо командира полка, серо-голубые [29] глаза, черные пушистые усы — все это придавало его облику суровость и властность. Казалось, для этого человека не существует ничего, кроме парка боевых машин, танкодрома, огневого городка, тактического и вообще любого поля, на котором можно обучать подчиненных.