Сердце, в котором живет страх. Стивен Кинг: жизнь и творчество

Рут приняла предложение родственников, и они втроем поселились в Западном Дареме возле пруда Ранараунд, в районе, который, как позже напишет Стив, состоял из «четырех семей и кладбища».

Когда семья освоилась на новом месте, Стив обнаружил, что его окружает семейная история, слухи и байки, свойственные маленьким городкам, — и в их числе несколько неплохих историй с привидениями. Слушая небылицы и сплетни, он понял, что людям нравится придумывать себе несуществующие истины и верить в них. Ценный урок для начинающего писателя!

Рут происходила из набожной семьи, и ее дети, как положено, несколько раз в неделю посещали церковь и библейскую школу при методистской церквушке по соседству с домом.

В церковь ходило не больше двадцати семей, поэтому у прихода не было денег на содержание собственного священника. Службы по очереди проводили сами прихожане, в том числе и Стив, хотя несколько раз в год для разнообразия проповедь читал приглашенный проповедник.

На одной из стен прихода висел плакат со словами «ОТВЕТ МЕТОДИСТОВ: СПАСИБО, НЕТ». В воскресной школе дети заучивали стихи из Священного Писания и цитировали их наизусть. За прилежание полагалась награда — незатейливые миниатюрные распятия, которые дети могли раскрасить как хотели. Каждый сам решал, рисовать или нет окровавленные тернии на руках и ногах.

«В детстве я наслушался историй про адские муки, — говорил Стив. — Где-то во мне, в глубине души, всегда будет жить тот мальчуган из методистской церкви, которого учили, что не трудом единым будет спасен человек и что грешников ад ожидает навек». В одной из услышанных им в детстве притч загробная жизнь сравнивается с голубем, который раз в десять тысяч лет пролетает над железной горой, чтобы тюкнуть клювом по металлу, — так вот, время, за которое голубь склюет всю гору до основания, равнозначно первой секунде в аду. «Когда тебе шесть или семь лет, от подобных мыслей в голове что-то щелкает», — говорит Стив, охотно признавая, что образы из церкви, как и другие впечатления детства, не раз появлялись в его рассказах и романах.

Пятый и шестой классы Стивен учился в районной средней школе, занимавшей однокомнатное здание в двух шагах от дома. Вынужденный остаться на второй год в первом классе, он был самым крупным и самым старшим среди учеников. Детские болезни никак не отразились на его росте — к двенадцати годам Стив вымахал до шести футов двух дюймов. [1]

Западный Дарем, городишко крохотный, своей библиотеки не имел, но раз в неделю штат присылал сюда «Книгомобиль», большой зеленый фургон с передвижной библиотекой. После стратфордской библиотеки, где Стиву разрешали пользоваться только детской секцией (чаще всего это были романы из серии «Нэнси Дрю» и «Братья Харди»), для него наступило настоящее раздолье. В «Книгомобиле» читатели могли брать до трех книг в руки на неделю, а дети — свободно пользоваться секцией для взрослых. Просматривая «взрослые» полки, Стив обнаружил несколько полицейских детективов Эда Макбейна и в самом начале первого же взятого домой романа наткнулся на сцену допроса: полицейские допрашивают жительницу трущоб, женщина стоит в дверях своей убогой квартирки в одной комбинации. Полицейские отворачиваются и велят ей одеться, на что та тычет им полуголой грудью в лицо и с ухмылкой заявляет: «Хрен тебе, хрен легавый!»

«У меня тут же что-то щелкнуло в мозгу, — рассказывает Стив. — Я подумал, это же по-настоящему, взаправду, на самом деле может произойти! Вот так я и распрощался с „Братьями Харди“ и с подростковым чтивом».

Прогресс был налицо: от Макбейна Стив перешел к Эдгару Аллану По и Джону Д. Макдональду. Вскоре он уже взахлеб зачитывался классическим хоррором и детективом и бежал в первых рядах среди встречающих «Книгомобиль».

Стив по-прежнему, как и в Коннектикуте, частенько проводил субботние вечера в темном кинозале, став завсегдатаем кинотеатра «Ритц» в Льюистоне. Из-за высокого роста юного покупателя кассир то и дело норовил стребовать с подростка как за взрослый билет, и у Стива вошло в привычку на всякий случай носить в кармане свидетельство о рождении.

Шло время, и Стив все чаще искал прибежище в книгах и фильмах. Маленькая дружная семья из трех человек теперь жила вместе, никто не собирался их разлучать, но возвращение в родные места оказалось далеко не радужным, а жизнь стала только сложнее — особенно для Рут.

Почти десять лет Кинги перебивались без наличных денег, существуя за счет обмена вещами и подачек от родни — кто-то мешок с продуктами привезет, кто-то поделится ненужной поношенной одеждой. Каждое лето колодец на их участке неизменно пересыхал, и приходилось тащить ведра за полмили из дома Этелин. В доме не было ни ванны, ни душа, поэтому зимой мальчики ходили мыться к тете, а потом, распаренные, с мокрыми головами, возвращались домой по снегу.

Позже Стив сравнит их жизнь с издольщиной, где мать вкалывала как проклятая за мизерную плату. «Те годы стали самым несчастным временем в жизни мамы, — говорил он. — Денег не было, работать же приходилось круглые сутки — бабушка страдала от старческого маразма и недержания». Стирала Рут в старой стиральной машине с отжимом, и когда зимой она развешивала подгузники на бельевой веревке во дворе, от иссушающего сочетания щелочи и ледяной воды кожа на кистях растрескивалась и начинала кровоточить. Мать двоих детей, она так и не научилась водить автомобиль и зависела от других — постоянно приходилось просить кого-нибудь подвезти.

Обыденная близость смерти — от доверительного соседства с умершими членами семьи большая часть американцев успела отвыкнуть — также повлияла на формирующийся характер будущего писателя. Особенно после возвращения в Дарем. В пятидесятые и шестидесятые годы жители глубинки сельского Мэна по-прежнему самостоятельно заботились об умерших, обходясь без похоронных бюро. К тому же многим просто было нечем заплатить гробовщику. Стив повидал немало мертвецов — в основном тела престарелых родственников, выставленные для прощания в домах друзей, и еще одного утопленника, которого достали из пруда в Дареме.

В конце пятидесятых внимание американцев было приковано к кровавой эпопее Чарлза Старквезера. В компании четырнадцатилетней подружки Кэрил Фугейт девятнадцатилетний Старквезер пустился во все тяжкие, за два зимних месяца 1957/58-го убив одиннадцать человек в Небраске и Вайоминге — в числе прочих мать, отчима и сестру Фугейт. Старквезера поймали, осудили и казнили в 1959-м, а Фугейт получила пожизненный срок и освободилась в 1976 году условно-досрочно.

Стив, еще совсем ребенок, был заворожен серийным убийцей и в то же время чувствовал к нему отвращение, кровавые похождения манили и отталкивали одновременно — и Стив начал вести что-то вроде альбома, куда наклеивал газетные вырезки, посвященные преступлениям Старквезера. Он часами мог сидеть, разглядывая фотографии осужденного убийцы, стараясь понять, что же вдруг пошло не так.

Само собой разумеется, Рут не одобрила очередное увлечение одиннадцатилетнего ребенка. «Боже правый, да ты совсем свихнулся», — сказала она, наткнувшись на альбом с вырезками. Стив объяснил матери: он изучает Старквезера, чтобы, встретив на улице человека с такими потухшими глазами, вовремя распознать убийцу и отойти в сторонку. Впрочем, уже тогда, в раннем возрасте, он осознавал, что дело не только в этом.

«Всегда тянет посмотреть на чужой труп, — рассказывал он. — Это стремление не меняется в зависимости от цивилизации или общества, оно генетически заложено в человеческую психику, вполне законная необходимость сравнить себя с бедолагами, которым не повезло, и заявить: „У меня все хорошо“».

«Чарлз Старквезер казался мне абсолютным воплощением пустоты. Человек — черная дыра, именно это в нем и привлекало. Я его изучал — но не потому, что старался на него походить, ни в коем случае: напротив, я хотел при встрече поскорее убраться с дороги. Отчасти это можно было увидеть в его глазах. В них что-то отсутствовало. Хотя я понимал, что эта пустота есть и во мне, и во многих людях».