Герман Геринг — маршал рейха

Но потом он забыл о своих обидах, поскольку успешно началась кампания в Польше, в ходе которой польская армия перестала существовать как организованная сила уже через пару недель, и этому в значительной степени способствовали энергичные действия люфтваффе. Польская авиация была уничтожена фактически за два дня. Чуть более 900 самолетов, из которых не более половины отвечало современным требованиям, оказались захваченными врасплох, и большая их часть была уничтожена еще на земле. После этого пикирующие «штуки» приступили к поддержке армии на поле боя и нанесению ударов по неприятельским опорным пунктам, железнодорожным и шоссейным коммуникациям, повсюду сея ужас своим диким воем и метко падающими бомбами. В результате организованное завершение мобилизации польских вооруженных сил и крупные оперативные переброски войск по железной дороге стали невозможными, управление и связь также были серьезно нарушены, и польское командование с самого начала оказалось почти бессильным что-либо предпринять.

В итоге блестяще проведенная кампания «блицкрига» заняла практически меньше трех недель, и значительная заслуга в этом принадлежала летчикам Геринга. На радостях он даже послал наркому обороны СССР маршалу Ворошилову транспортный самолет в знак признательности за то, что тот разрешил немцам использовать широковещательную радиостанцию Минска в качестве дальнего приводного радиомаяка. Отправляясь в рейды против польских воинских соединений и городов, штурманы бомбардировщиков люфтваффе уточняли свои маршруты, настраиваясь на частоту Минска.

Геринг стал героем дня и явно наслаждался этим. Его походный поезд проследовал по вновь ставшему германским Польскому коридору в Данциг, где его ждали бурные приветствия «освобожденных» жителей. Он отправился в Польшу, чтобы осмотреть Варшаву, которая, несмотря на неоднократные предложения немцев прекратить борьбу, держалась до 28 сентября и была сильно разрушена артиллерийским огнем и бомбардировками, а также Львов и издал первые директивы о вывозе сырья и мобилизации рабочей силы для обеспечения потребностей военных заводов рейха; начались облавы на евреев, их имущество и произведения искусства конфисковывались. Так начали осуществляться меры, которые за ближайшие несколько лет должны были привести к ограблению целой страны и довести до полуголодного существования миллионы людей. Впоследствии в оправдание этих жестоких действий Геринг говорил, что они должны были носить кратковременный характер и проводиться «до того момента, когда союзники одумались бы и заключили мир» и что «ситуация была — мы или они».

То, что он по-прежнему серьезно продолжал искать мира, — правда. 8 ноября 1939 года, в очередную годовщину мюнхенского Пивного путча, в пивной «Бюргербройкеллер», рядом с тем местом, где лишь несколькими минутами ранее выступал Гитлер, взорвалась заложенная бомба. Министерство нацистской пропаганды обвинило в этом британскую разведку, но одновременно пополз слух, что за покушением мог стоять Геринг. Ведь в этот раз он даже не показался на ежегодном сборище ветеранов НСДАП, сославшись на плохое самочувствие, и это казалось чрезвычайно подозрительным. Но Геринг был конечно же ни при чем. Просто ему совсем не хотелось дуть пиво с «упёртыми» партийцами, к тому же он был очень занят разработкой планов по выведению Британии и Франции из войны. При этом он в самом деле в присутствии Боденшатца сказал Эмме, что если бы Гитлера убило бомбой, то он, как его преемник, немедленно остановил бы боевые действия, вывел войска со всех негерманских территорий и начал бы мирные переговоры с союзниками.

Но, конечно, так явно он не проявлял своих намерений при контактах с британцами. Геринг по-прежнему пользовался услугами Биргера Далеруса как посредника и 10 сентября 1939 года отправил к нему в Стокгольм Томаса фон Кантцова (который жил в Каринхалле) с письмами от двух пленных английских летчиков, которые разбрасывали листовки, взывавшие к нравственности немцев, и были сбиты над Германией. Геринг дал свои личные заверения, что с этими людьми будут обращаться достойным образом, и попросил его передать это и их письма британцам.

Далерус сразу же отправился повидаться с сэром Эдмондом Монсоном, британским посланником в Швеции, и вручил ему письма как доказательство доброй воли Геринга. После этого он, по собственной инициативе, заверил британского посла, что «популярность герра Гитлера падает» и что «Геринг является единственным человеком, который пользуется всеобщим доверием». Он утверждал, что Геринг, «в противоположность остальным членам германского правительства, абсолютно надежный человек и он поручился бы своим добрым именем за соблюдение взятых на себя правительством Германии условий и сам лично вел бы переговоры о перемирии. И в этом он наверняка получит поддержку немецкого народа, который не хочет войны».

Томас говорит, что Геринг не давал Далерусу, насколько ему известно — а ведь он был курьером, — никаких намеков на то, что он готов действовать за спиной у Гитлера, чтобы достичь мира. Да, он хотел обойти Риббентропа, но его верность фюреру была так же непоколебима, как и прежде.

Что на тот момент ему действительно представлялось необходимым, так это инициирование хоть каких-то переговоров между британцами и немцами, и он был убежден, что является для их ведения наиболее подходящей фигурой. Он снова видел себя крылатым посланником мира и всерьез подумывал над тем, чтобы (если бы британцев удалось на это уговорить) сесть в самолет и отправиться в какую-нибудь нейтральную страну, где он мог бы обсудить с англичанами соглашение о прекращении войны.

26 сентября Далерус прилетел в Берлин и вместе с Герингом отправился к Гитлеру. Фюрер пребывал в агрессивном настроении и, слыша поток победных реляций из Польши, был полон заносчивого самодовольства. Британцы, видимо, не понимали, что заключение мира на условиях status quo ante [17], другими словами, уход немцев из побежденной Польши был невозможным. Теперь уже русские на пару сотен километров продвинулись к западу, оккупировав восточную часть Польши и встав вдоль заранее обусловленной демаркационной линии, проходившей через Брест, по Бугу и через Львов. Если бы случилось невероятное и Гитлер согласился вывести свои войска, то Сталин бы свои, естественно, не отвел и, учитывая существующую ситуацию, вряд ли стал бы долго мешкать, прежде чем оккупировать остальную часть Польши.

Поэтому Гитлер просто сказал Далерусу, что англичане могут добиться мира, «если они этого хотят» и «если они поторопятся». Он однозначно не собирался уходить из Польши, но приготовился дать гарантии того, что нейтралитет Голландии и Бельгии будет немцами уважаться, что Западный вал, или линия Зигфрида, будет «неизменным западным рубежом Германии» и что «Германия больше не стремится ни к каким завоеваниям ни на Западе, ни на Балканах». Что же касается Польши, то он собирался включить районы, где проживают этнические немцы, в Германию и Австрию, а остальную часть использовать для переселения и как «богадельню» для евреев.

На следующий день Биргер Далерус отбыл в Голландию, где ему была вручена специальная виза британским послом сэром Невиллом Бландом и организован срочный перелет в Лондон. По мнению Геринга, он не мог прибыть в более подходящий момент. Британский премьер-министр Чемберлен уже созрел для начала переговоров о мире.

«Он наступит не в результате поражения на поле боя, — писал Чемберлен примерно в это время (в письме своей сестре от 11 ноября 1939 года), — но как следствие осознания немцами того, что они не смогут победить и что им не стоит дальше худеть и беднеть ради войны, когда они могут получить немедленное облегчение, не поступившись, возможно, ничем из того, о чем они так пекутся».

В этот раз Далерус беседовал с сэром Александром Кадоганом, заместителем министра иностранных дел, и он рассказал ему о желании Геринга встретиться в нейтральной стране для мирных переговоров. Геринг предлагал, чтобы это был разговор «солдата с солдатом» с кем-нибудь вроде генерала Айронсайда, тогда начальника имперского генерального штаба. Он также упомянул о «сроках», как их обозначил Гитлер на их встрече 26 сентября. Кадоган был настроен скептически.