Неподдающиеся
Неподдающиеся читать книгу онлайн
Иосиф Прут не собирался писать мемуары, говоря: «Это удел стариков, а я еще способен сочинять пьесы и сценарии».
Но все-таки книга получилась — книга яркая, дерзкая, иногда откровенно эпатажная! Читатель найдет в ней в полном смысле слова «портрет века» — со всеми его достоинствами и недостатками, встретится на ее страницах со множеством интереснейших личностей (а среди них Лев Толстой, Владимир Маяковский, Юрий Олеша, Семен Буденный, Федор Шаляпин, Леонид Утесов, Любовь Орлова, Юрий Завадский, Пабло Пикассо), а кроме того, не раз от души рассмеется — ведь Иосиф Прут недаром считался одним из самых остроумных людей своего времени!
Дизайн серии Е. Вельчинского.
Художник Н. Вельчинская.
Подготовка текста Е. Е. Черняк.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
К сожалению, Дони умер раньше меня…
Дома, в московском архиве, много писем ко мне моего дорогого мальчика. Вот — поздравительная открытка к Новому, 1968 году, на обороте которой ее Величество королева Елизавета II произносит тронную речь на открытии 44-й сессии Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии (31 октября 1967 года). Это был первый выход, когда ее Величество сопровождали дети: принц Уэльский и принцесса Анна.
Еще любопытная фотография: соревнование ветеранов лыжного спорта 28 февраля 1968 года на горном курорте Сан-Мориц: бывший олимпийский чемпион Жак Потен — № 5;. Дони — посередине, без номера, а тип, который «изображает идиота» (лежит на земле) — Гюнтер Сакс — муж Брижит Бардо.
А вот и вырезка из газеты города Вэвэ, которую также прислал мне Дони. «Конференция в Шаратоне: воспоминания военного корреспондента». Далее текст:
«На свое последнее собрание Комитет Конференции пригласил лорда Донегаля — корреспондента газеты “Дейли-Мейл” во время Второй мировой войны. Этот журналист, проживающий в настоящее время в Кремьер, стал прихожанином церкви в Шаратоне. Сегодня зал Коммунального собрания был целиком заполнен большим количеством слушателей, немедленно покоренных личностью докладчика и его удивительным рассказом.
М. Вюий, пастор, поблагодарил оратора, а также его супругу леди Донегаль и его высочество — принца румынского Николая — друга семьи Донегалей.
Его светлость, после того как он рассказал присутствующим о роли военного корреспондента и подчеркнул опасность этого тяжелого ремесла, описал некоторые события, которым был свидетелем.
Восстание в Ганновере 1923 года; убийство короля Югославии в Марселе; Испанская война 1936 года; Германия до 1939-го; английский торговый флот в период Второй мировой войны; Лондон во время его бомбардировок; высадка союзных войск в Нормандии; освобождение Парижа; Япония в 1945-м и так далее.
Докладчик сумел украсить свое повествование различными случаями, полными юмора, но почти всегда трагичными, рассказанными с удивительной живостью ума. Доклад сопровождался демонстрацией диапозитивов, что придавало ему еще больший интерес.
Публика долго аплодировала замечательному выступавшему».
Кстати, во время одного из моих посещений Донегалей я познакомился с дядей короля Михая — румынским принцем Николаем.
Было много выпито, и мои возбужденные собеседники начали атаку на старшего по возрасту москвича:
— У нас — есть свобода! У вас нет свободы! У нас двенадцать партий! (Принц Николай стал английским подданным.) У вас — одна партия! Мы все независимы, а вы там, в России?!
Я ответил на вопрос вопросом:
— Знаете ли, дорогие друзья, какая самая независимая страна в мире?
Дон усмехнулся:
— Ты, наверное, скажешь — твой Советский Союз?
— Нет. Ваша! Англия!
— О-о! Спасибо за такую оценку! Но почему ты так считаешь?
— А потому Англия самая независимая, что от нее ничего не зависит!
После этого дискуссия окончилась, и меня оставили в покое.
Хочется рассказать еще об одном.
В 1967 году в Москве я был приглашен в английское консульство. Глава его лично сообщил мне, что я избран действительным членом привилегированного международного клуба «Собачья будка».
— Что это за организация? — поинтересовался я.
Мне поведали:
— Основана она была в шестнадцатом веке английским королем Генрихом Восьмым. Повод для ее создания был следующий: Генрих позволил себе какую-то бестактность по отношению к своей супруге — Анне Болейн, за что немедленно получил по физиономии мокрым полотенцем. К этому державная дама добавила еще и слова: «Пошел вон, старый пес, в свою собачью будку!»
Король покинул покои супруги, а на следующий день явился к ней с повязанным через плечо роскошным шелковым шарфом, на котором было вышито изображение собачьей будки с торчащими из нее двумя ногами короля.
Анна простила мужу вчерашнее, и в честь примирения король объявил о создании Общества собачьей будки, членами которого могли стать лишь верные мужья — коронованные особы Европы.
Так продолжалось до Великой французской революции, когда Советом этого Клуба было решено принять в члены «Собачьей будки» человека, имеющего право стать королем: этим человеком был французский герцог де Гиз. XIX и XX века ознаменовались еще и другими реформами. Не стану их перечислять, скажу лишь, что в то время, о котором я рассказываю, президентом Клуба был мой «сынок» — лорд Эдвард Донегаль.
Выбран он был пожизненно, и за время руководства этой организацией имел право избрать — также пожизненно — одного человека, достойного быть среди всех этих высокопоставленных особ Европы.
И вот я — в торжественной обстановке — получаю документ об избрании меня членом Общества собачьей будки.
Держу эту уникальную бумагу в руках и читаю, что она дана «господину Оне Пруту»!
Я глубоко вздохнул, развел руками и сказал:
— Был убежден, что воспитал человека, достойного высоких званий, которые он имеет, но оказалось, что ошибся…
Представитель Великобритании побледнел и не очень твердо произнес:
— Что-о вы хотите… этим сказать, мистер Прут?
— А то, что в детстве лорд Донегаль был для меня просто Дони, а я для него — Оня: таково мое уменьшительное имя. Но у меня ведь существует полное: Иосиф! И потом, прошу меня извинить, какой я «господин» в советской стране?! (Сейчас, пожалуй, я бы без удивления принял подобное обращение.)
— Немедленно постараюсь исправить это ужасное недоразумение! Прошу вернуть мне бумагу!
— Нет! — ответил я. — Хочу сохранить ее на память!
Короче говоря, через две недели я получил документ на имя Иосифа Прута, дающий мне следующее право: в случае, если я буду находиться в столице любого европейского государства, где еще существует монархия, и захочу пообедать с королем и королевой, то должен о своем желании предупредить министра двора за сутки.
Как ни парадоксально, но я этим правом, которое действует и по сей день, не воспользовался. Честно говоря, сам не знаю почему…
Дружба с моим названым сыном продолжалась до последнего дня его жизни. У Дона был прекрасный почерк. Его письма — всегда разборчивые — служили мне поддержкой: перечитываю их в трудные минуты жизни.
Вспоминаю забавный эпизод, который произошел при нашей встрече с Донегалем на школьном празднике.
Мы — почти одновременно — вспомнили, что однажды, катаясь на санях по горным улочкам Шаи, врезались в забор частного дома и были страшно обруганы его хозяином.
— Давай пройдемся по этой улочке? — предложил Дони. Я охотно согласился.
Можете представить себе наше удивление: спустя 50 лет в проломленном нами месте забор так и не был починен.
— Зайдем, извинимся? — сказал я.
— Конечно!
Нас встретил хозяин возгласом:
— Смотри! — обратился он к жене. — Эти хулиганы вернулись!
Отмахнувшись от наших извинений, он достал бутылку доброго швейцарского вина и угостил двух «хулиганов».
Прошу меня извинить и впредь за нарушение хронологии повествования! Но все же стоит рассказать, каким образом школа узнала о моем существовании…
Как я уже упоминал, в начале 60-х годов в Советский Союз приехал швейцарский журналист. Он прибыл по приглашению Иностранной комиссии Союза советских писателей для налаживания взаимосвязи между нашей и швейцарской литературной общественностью.
Совершенно естественно, зная о моем длительном проживании в этой альпийской стране, именно меня командировали на аэродром для встречи гостя.
Я встретил журналиста у трапа самолета, приветствовал на его родном языке, используя при сем несколько специфических женевских и лозаннских выражений. Когда мы добрались до Союза писателей, то были уже близкими друзьями, ибо я успел многое ему поведать о том человеческом кладе, который оставил в Швейцарии.
