Мастера советского романса

И потому все средства выразительности здесь контрастируют «застольной»: четкость, определенность мелодической линии, уверенная маршеобразность ритма.

«Аналогия по контрасту» двух рассматриваемых песен сказывается и в том, что коды их сходны по функции в общей композиции, но предельно контрастны по характеру. Исступленному крику, которым завершается «застольная», противопоставлена ликующая гимническая кода «Честной бедности». В сущности, уже последний куплет песни (со слов «Настанет день, и час пробьет») звучит как кода благодаря тому, что на тему песни в партии фортепиано накладывается вокальная партия, изложенная в крупных длительностях и звучащая поэтому более торжественно и значительно:

И этот прием как бы предвосхищает «собственно коду» (повторение слов «Да, братья!»).

Есть в цикле и страницы строгой, серьезной лирики: песни «Давно ли цвел зеленый дол» и «Джон Андерсон». Обе они посвящены осени человеческой жизни, времени прощания с ее радостями. Все проходит,

«стр. 299»

но остается верная человеческая дружба, таков смысл песни «Джон Андерсон». Эти песни (и еще «Прощай!»), пожалуй, наиболее традиционны по форме, по трактовке жанра. Но и в них есть свои индивидуальные штрихи. В мягкую лирическую мелодию песни «Давно ли цвел зеленый дол» вторгаются речитативные вопросы («Где этот летний рай?»), перебивающие плавное, «хороводное» движение.

В «Джоне Андерсоне» песенный тип изложения выдерживается с начала до конца. Но обобщенная мелодия очень легкими штрихами иногда передает и конкретные поэтические образы. Так, во втором куплете, на словах «мы шли с тобою в гору» мелодия модулирует в тональность, лежащую полутоном выше основной, в Cis-dur. Здесь дело, конечно, не в примитивной символике движения вверх , а в чисто фоническом эффекте. Секстаккорд Cis наш слух воспринимает не как новую тональность, а как более светло и ярко звучащую основную тонику [1].

Таков очень широкий круг образов песен на слова Роберта Бернса. Он столь широк потому, что композитор смог уловить в творчестве великого шотландца его непреходящее, общечеловеческое значение, далеко выходящее за пределы страны и эпохи. Круг этот представляет собой единство, хотя ни сюжетных, ни музыкально-тематических связей между песнями не наблюдается. Он объединен, прежде всего, образом центрального «героя», о характеристике которого говорилось выше.

Чередуются песни в цикле по принципу контраста, за наиболее лирическими первой, третьей и восьмой песнями следуют песни в маршевом ритме, наиболее живые и активные. Иного типа контраст между тремя центральными песнями («Горский парень», «Финдлей», «Всю землю тьмой заволокло»). Это не обобщенный контраст лирической песни и песни-марша, а контраст вполне конкретных индивидуальных характеристик-портретов. Но самый принцип чередования выдержан и здесь.

[1] Характерное для современной музыки расширение понятия тоники впервые определил С. Скребков в статье «Как трактовать тональность?» («Советская музыка», 1965, № 2.)

«стр. 300 »

Все эти приемы способствуют восприятию цикла как единства. Этому помогает и то, что в конце его помещена песня «Честная бедность», песня, звучащая не только как музыкальный, но и как идейно-смысловой итог - гимн «уму и чести».

* * *

После двух капитальных работ в кантатно-ораториальном жанре - «Памяти Есенина» и незаконченной оратории на слова поэтов-декабристов - и до начала работы над третьей - «Патетической ораторией» - Свиридов вновь возвращается в сферу песенности. Скромный по масштабам и подчеркнуто простой цикл на слова С. Есенина явился тем не менее весьма заметной вехой на творческом пути композитора [1]. В какой-то мере его можно рассматривать как возвращение к сфере образов «Слободской лирики», но предстающей уже в более обобщенной, очищенной от излишних «бытовизмов» и «диалектизмов» форме, что в значительной мере определяется выбором поэтического материала.

Надо сказать, что обращение Свиридова к поэзии Есенина было в значительной мере возрождением наследия этого замечательного лирического поэта. Много лет его сочинения не переиздавались, не звучали с концертной эстрады и лишь упоминались в очерках истории советской литературы обычно со знаком «минус» или, в лучшем случае, со множеством оговорок.

В представлении многих читателей имя Есенина ассоциировалось только с «Исповедью хулигана» и «Москвой кабацкой». О Есенине - авторе глубоко искренних и высокохудожественных стихов о России, о русской деревне - забыли надолго.

Сейчас его произведения все шире входят в поле зрения всех интересующихся русской советской поэзией. Входят они и в поле зрения композиторов, тем более, что многое в творчестве Есенина как бы предназначено для музыки. В лучших его стихотворениях

[1] «У меня отец - крестьянин» (1956), цикл песен на слова С. Есенина (для тенора и баритона с фортепиано): «Сани», «В сердце светит Русь», «Березка», «Рекрута», «Песня под тальянку», «Вечером», «Есть одна хорошая песня у соловушки».

«стр. 301»

ясно слышна народно-песенная интонация, и уже это одно не может не привлечь к себе внимания музыкантов.

В цикле Г. Свиридова прозвучала излюбленная, кровная, выстраданная тема поэзии Есенина - тема Родины, России. Выбрав стихотворения различные по времени написания, по поэтической манере, композитор услышал сам и сумел дать услышать другим эту тему, всегда - явно или скрыто - присутствующую в лирике Есенина. Прозвучала в цикле - в качестве эпилога - и другая постоянная тема его лирики: цикл завершается стихотворением-исповедью «Есть одна хорошая песня у соловушки», в котором воплощен образ человека, потерявшего дорогу в жизни. Горькие сожаления о загубленной юности, предчувствия близкого конца - все это настолько характерно для поэта (хотя, разумеется, никак не исчерпывает его творчества), что если бы в песнях Свиридова никак не была отражена эта тема, цикл не мог бы называться есенинским.

Среди семи стихотворений, выбранных Г. Свиридовым для своего цикла, есть и поэтические пейзажи («Мелколесье. Степь и дали…», «О пашни, пашни, пашни…», «Березка»), и зарисовки жизни старой деревни («По селу тропинкой кривенькой»), есть и лирика, рожденная русской народной песенностью, в которой ясно слышны то интонации лирических песен-романсов («Сыпь, тальянка, звонко…»), то дробный ритм деревенских частушек («Заиграй, сыграй, тальяночка»).

Находя для каждого стихотворения свои, индивидуальные музыкальные образы, композитор в то же время объединяет все произведения цикла одним общим качеством: верно найденной русской песенной интонацией. Песенность слышна не только в тех произведениях, где она как бы заключена в строе стихов (например, «Сыпь, тальянка, звонко»), но и там, где стихи не требовали непременно песенного решения.

Русская песенная интонация определяет собой и жанр произведений, входящих в есенинский цикл. Строго говоря, лишь лирический монолог «О пашни, пашни, пашни» и в какой-то мере «Березку» можно отнести к жанру романса. Остальные произведения, как и в бернсовском цикле, стоят гораздо ближе к песне, чем к романсу.

«стр. 302»

Объединенный общностью поэтических образов, интонационного строя, цикл в музыкальном отношении представляет собой своего рода сюиту с контрастным расположением эпизодов. Помимо обычных в сюитном цикле образных контрастов, здесь введен также и контраст тембров тенора и баритона, а также контраст между сольными эпизодами и дуэтами.

В первой песне цикла («Сани») оживает излюбленный в русском искусстве образ зимней дороги, еще со времен гоголевской «птицы-тройки» как бы слившийся с образом родины. В творчестве Свиридова он появляется не впервые, песня «Сани» многими своими чертами фактуры напоминает песню «Зимняя дорога» из пушкинского цикла. Но песня «Сани», пожалуй, еще проще интонационно, ее мелодия не вызывает ассоциаций с песней ямщика и вообще с каким-либо конкретным песенным жанром. Основной выразительный элемент здесь - ритм, его выравненность и, в то же время, ясно ощутимая хореичность (с присущей хорею упругой легкостью) в сочетании со звенящими в фортепианной партии «разливными бубенцами», он создает образ безудержного бега, стремления вдаль: