Мастера советского романса

Русские художники и ранее проявляли большой интерес к творчеству Исаакяна. Ряд превосходных пере-

[1] Л. Полякова . Некоторые вопросы творческого стиля Свиридова. Цит. изд., стр. 185.

«стр. 289»

водов стихотворений армянского поэта сделал, например, А. Блок для антологии армянской поэзии, вышедшей под редакцией В. Брюсова [1]. Свое отношение к поэзии Исаакяна Блок выразил в письме к сотруднику Брюсова по изданию антологии, И. Макинциану: «Не мне судить, как это вышло, но должен Вам сказать, что я полюбил этого поэта нежно…». И далее: «…Переводчик любил и чувствовал поэта как умел» [2].

Один из переводов Блока («Ночью в саду у меня») положен на музыку С. Рахманиновым. В цикле Свиридова пять из одиннадцати песен тоже написаны на слова переводов Блока [3].

Положив в основу цикла стихи армянского поэта и вдохновившись образами его страны, композитор не идет по пути точного воссоздания армянского музыкального колорита. Он ощутим лишь в самых общих чертах: в обращении к жанрам армянской музыки, в некоторых ладогармонических оборотах, придающих музыке характерную терпкость и суровость.

Цикл представляет собой крепко спаянное единство, и не случайно композитор назвал его поэмой («Поэма для тенора и баса с фортепиано»). Он имеет ясную, продуманную композицию, объединен он и музыкально-тематическими связями. Очень значительна роль пролога («Слава отцов»). Это как бы эпический «запев» всей поэмы, содержащий «зерна», прорастающие в последующих частях. Впечатление несколько тяжеловесной, архаизированной монументальности создается, главным образом, средствами ритма: несовпадением повторяющегося десятизвучного хода в басу с метриче-

[1] Поэзия Армении с древнейших времен до наших дней. М., 1916.

[2] Цит. по изданию: Александр Блок. Собрание сочинений, том третий. ГИХЛ, М.-Л., 1960, стр. 640.

[3] «Страна отцов» (1950). Поэма для тенора и баса с фортепиано. Слова А. Исаакяна: Пролог. «Слава отцов» (бас); перевод Б. Садовского, «В дальний путь!» (тенор); перевод В. Державина, «Песнь о хлебе» (тенор и бас); перевод К- Липскерова, «Был бы у меня баштан» (тенор); перевод А. Блока, «Долина Сално» (бас); перевод А. Блока, «Черный орел» (тенор); перевод А. Блока, «Моей матери» (бас); перевод А. Блока, «Дым отечества» (тенор); перевод С. Аксеновой, «Бранный клич» (тенор и бас); перевод В. Звягинцевой, «Сестре» (тенор); перевод А. Блока, Эпилог «Моя родина» (тенор и бас); перевод В. Державина.

«стр. 290 »

ским делением на 6/4; из-за этого сильная доля приходится на самые различные ступени.

Тяжелая, суровая, тонально неустойчивая тема, появляющаяся на словах воспоминания о былых испытаниях родины, получает развитие в девятой песне-дуэте («Бранный клич»), говорящей уже о новых грозных битвах:

С завершающей пролог маршеобразной темой («Древний народ мой…») связаны тема песни «Долина Сално» и тема-призыв из «Бранного клича».

За прологом следует ряд мирных картин: путник отправляется в дорогу по горным тропинкам («В дорогу»), гусан славит мирный труд земледельца («Песнь о хлебе»), юноша воспевает красоту любимой («Был бы у меня баштан»). В этих песнях немногими лако-

«стр. 291»

ничными, но выразительными штрихами передан национальный колорит. Так, в «Песне о хлебе» (дуэт тенора и баса) пение гусана звучит на фоне сопровождения, подражающего народному инструменту: повторяющаяся орнаментальная фигурка в верхнем голосе и гудящая в басу квинта. В песне «Был бы у меня баштан» чутко передана свойственная народной песне переменность размера: 5/4, 6/4, 5/4, 3/4 и т. п.

За мирными картинами следует трагическая кульминация цикла: «Долина Сално» и «Черный орел» - песни о гибели и бессмертии героя-воина.

Мелодия первой части «Долины Сално» проста, как народные напевы и так же выразительна. Она звучит на очень скромном фоне фортепианной партии, то удваивающей партию голоса, то отвечающей ей краткими репликами. В средней части - рассказе о предсмертных грезах сраженного в бою молодого гайдука - мелодия становится декламационной, а партия фортепиано, оставаясь чрезвычайно простой по фактуре, выразительно передает и неясные образы сна, и послед-ные биения уходящей жизни. Именно так воспринимается метро-ритмическая неровность и угасание звучности в последних тактах перед репризой. А в репризе фортепианная партия сведена только к басовому голосу, да к лаконичной изобразительной детали - форшлагам, имитирующим клекот орла.

Музыкально-поэтический образ орла, образ «второго плана» из «Долины Сално», становится основным в следующем эпизоде цикла. Но здесь это уже не символ смерти. Орел, вознесший сердце героя в сияющую высь,- это символ бессмертия и славы, и справедливо видит здесь советский исследователь отзвук мифа о Прометее [1].

Эту песню связывает с предшествующей изобразительная деталь - форшлаг (в «Черном орле» - выписанный и акцентированный), но по характеру они ярко контрастны. Язык «Долины Сално» предельно прост, близок народной песне, язык песни «Черный орел» звучен и торжественен. А обе вместе они образуют кульминацию цикла, предвосхищающую героические образы трех последних его эпизодов.

[1] Л. Полякова . Некоторые вопросы творческого стиля Свиридова. Цит. изд., стр. 185.

«стр. 292 »

Седьмая и восьмая песни, подобно рассмотренным выше пятой и шестой, тоже образуют контрастное единство.

Песня «Моей матери» посвящена теме изгнанничества, теме, волей истории часто присутствующей в искусстве армянского народа, многие представители которого были обречены на скитания в чужих краях. Недаром в народно-песенном искусстве Армении сложился особый жанр: «антуни» - «песни бездомных». Этот жанр нашел отражение и в стихотворении Исаакяна, а через него - в песне Свиридова. А за скорбной песней об изгнании следует светлая, радостная песня о возвращении на родину («Дым отечества»), и по теме, и по общему характеру близкая второй песне цикла («В дальний путь!») и создающая образную «арку», скрепляющую многочастную композицию цикла.

Три последних песни («Бранный клич», «Сестре» и «Моя родина») посвящены новым испытаниям, через которые проходит народ. Здесь получают развитие образы, уже определившиеся в прологе, в «Долине Сално» и «Черном орле». Завершается поэма эпически торжественной славой родине, труду ее сынов, ее вечно юному искусству.

Широко раздвинув масштабы вокального цикла, предназначив его не для одного, а для двух исполнителей, введя наряду с сольными эпизодами дуэты, Свиридов создал произведение, перерастающее рамки камерного и приближающееся к кантатному жанру. В творчестве композитора «Страна отцов» явилась как бы ступенью к созданию его известных ораторий: «Памяти Есенина» и «Патетической», воссоздающих образы двух гениальных (и таких разных!) поэтов нашей родины - Есенина и Маяковского.

Но прежде чем обратиться к этим монументальным работам, Свиридов вновь вернулся к «песне, как таковой» и создал свой цикл на слова Роберта Бернса [1], произведение, остающееся в рамках камерного жанра и тем не менее ярко новаторское.

[1] Песни на стихи Роберта Бернса (1955 год): «Давно ли цвел зеленый дол», «Возвращение солдата», «Джон Андерсон», «Робин», «Горский парень», «Финдлей», «Всю землю тьмой заволокло», «Прощай», «Честная бедность».

«стр. 293»

Цикл этот был воспринят как этапное произведение не только в творчестве Свиридова, но и вообще в советской музыке. В нем нашли выражение и некоторые общие тенденции 50-х годов, и тенденции, характерные именно для Свиридова.

И само обращение к творчеству Бернса, очень популярного среди советских композиторов, и трактовка песенного цикла как крупной формы (своего рода вокальной сюиты) - все это в той или иной мере было свойственно советской вокальной музыке начиная с годов Великой Отечественной войны. Стремление драматизировать песню, превратить ее в монолог живого, конкретного персонажа тоже относится к числу общих тенденций 50-х годов. Это стремление проявилось и в произведениях Шостаковича (цикл «Из еврейской народной поэзии» и отчасти «Сатиры»), и в произведениях менее значительных, но тоже по-своему характерных для этого периода, например цикл В. Волошинова на слова Н. Грибачева.