Царственный паяц

дадут оттуда 250 рублей (и вышлют их). Это очень мило. Передайте Асееву мои

искренние поздравления с премированием его романа, который у меня имеется. (Там я

и про себя нашел!) Что говорит музей? (Спасибо Вам за перепечатку материалов: это

же большая работа получилась!)

<К письму от 20.111 А1> 22.111.41 г.

Школу лишь сегодня распустили на весенние каникулы, но мы, увы, вынуждены

здесь остаться: мое здоровье не позволяет мне пускаться в такой трудный путь одному,

а В<ера> Б<орисовна> едет завтра за дочерью и привезет ее сюда. Это так грустно, так

обидно — сидеть здесь без цели, но ничего не поделаешь, да и дорога чрезвычайно

дорога: около 120 р<ублей>. Сколько концов! В Таллин Вере, оттуда ей и ребенку в

Нарву, из Нарвы ей и реб<енку> в Таллин, оттуда ей опять в Пайдэ, да мне два конца —

140

в Нарву и обратно, да еще там автобусы. Нет, это невозможно. Да и плохо я себя

чувствую.

...Спасибо Нине Леонть<евне> за переписку стихов, — мы очень тронуты ее

любезностью.

...Итак, пишите на Ра1(1е. Если же написали уже на Устье, не беда: перешлют, —

мы посылаем сегодня заявление. Вот только гонорар из «Красной нови» (250 р<ублей>)

пошлют, вероятно, на отдел<ение> банка в Нарве, т. к. я дал Маркушевичу свой адрес

другой на каникулы, и он пишет, что передал его редакции. Попробуем заявить в наше

отдаленно, чтобы затребовали из Нарвы сюда. Два адреса - всегда путаница.

...Лидов дал адрес «Правды». Я читал его статью осенью о Латвии, помещенную в

«Сов<етской> Эстонии» (Таллин). Фото Темина (мост через Эмбах) видел в журнале.

На вид оба симпатичные.

Сегодня Правдин, лектор унив<ерситета> в Тарту, пишет мне, что Л<идов> (они

знакомы) уехал в Минск, и сообщает ему, что мои стихи идут в «К<расную> н<овь>»:

очевидно, в курсе дел все-таки.

...Против юга я ничего не имею, но дорога меня прикончит. А раньше мы всегда

зимами жили на юге: в Бессарабии, в Далмации и проч.

...А все-таки меня чрезвычайно интересуют мотивы браковки «К одиночеству»:

нельзя ли увидеть текст с подчеркиваниями и пр. М<о- жет> б<ыть>, я смог бы

исправить? Или эта пиеса передана другому лицу, так сказать - «на отделку»? Вы сами

видели сонет после профессорского «обзора»? И где он вообще, этот сонет?

Крепко Вас обнимаю, шлем искренние Нине Леонтьевне и Вам приветы.

Всегда с Вами. Игорь

Умышленно позадержал отправку этого письма, ежедневно ожидая франц<узских>

коммунаров, чтобы заодно известить Вас о получке материала. Однако присыл

задерживается, — видимо, отбор еще не сделан, поэтому сегодня уже отправлю.

И. С.

17

2 мая 1941 г.

Нарва-Иезу, 2 мая 1941 г.

Дорогой и милый Георгий Аркадьевич, после Вашей телеграммы от 17 апреля (я

благодарю искренне Вас за нее) все эти недели ждал от Вас обещанного письма, но,

увы, оно так и не пришло, поэтому пишу Вам сам, крайне обеспокоенный Вашим

молчанием. О болезни своей я писать не стану, т. к. повторяться скучно, а мне еще и

тяжело лишний раз говорить об этом. Достаточно сказать, что я вот уже вскоре месяц

прикован к кровати, встаю только изредка на час-другой, после двух дня поднимается

ежедневно температура (до 39,7), ночью (каждую ночь!) изнуряют поты, у меня

найдено врачом расширение сердца (2 У2 с.), пью йод, и ничего, в общем, не помогает!

...Итак, 18-го апр<еля> мы переехали сюда. У Веры Борис<овны>, как показал

рентген, легкие никуда не годятся, доктора прямо-таки погнали ее, как и меня, прочь из

болота, и вот мы очутились здесь. Большое и сердечное спасибо Вам за ускоренную

пересылку зарплаты из «Красной нови», также благодарю и за журнал, полученный 30

ап- р<еля>. Какие стихи идут в «Огоньке», т. е. на какую приблизительно сумму можно

рассчитывать? Получили ли Вы мои книжки, посланные 20 апр<еля>? Не писали ли

Вы мне письма после 17 апр<еля>, т. е. не потерялось ли оно? Кто выпустил строфу в

стих<отворении> «Привет Союзу!» и слово «вскоре» в последующей — Вы лично или

редколлегия? Предпочел бы, чтобы Вы. Вот я уже и устал, простите меня, придется

письмо закончить, а столько хотелось бы сказать! Но Вы, дорогой, меня отлично

поймете и не осудите. Пока благодаря гонорару из «К<расной> н<ови>» мы еще живы,

а что будет дальше — посмотрим. Одно только знаю: чрезвычайно Вам трудно

141

наладить переводную для меня работу, и мне крайне больно (именно больно!), что Вы

так хлопочете. Не стесняйтесь, прошу Вас написать обо всем от-

кровенно: всякая правда легче недомолвок. Я ведь все смогу понять. <...>

Крепко обнимаю Вас, крепко целуем, шлем Нине Леонтьевне и Вам наши лучшие

пожелания.

Надеюсь, теперь Вы сразу напишете, не станете терзать меня молчанием.

Всегда Ваш, всегда с Вами Игорь

ЫатЛбБии, УаЬасЫе, 3,

ЕЫБУ Нарва-Иезу, Вабадузе, 3,

Эстонская ССР

Р. Б. Не думаете ли Вы, что правильнее писать «Нарва-Иезу» вместо «Усть-Нарвы»,

которой теперь фактически не существует? «Ери- ван»... «Тбилисси»... «Таллин»...

Кажется, я прав.

18

Написано в период от 21.05 до 23.05.41 г.

Дорогой Георгий Аркадьевич,

заставил себя сесть к столу и одним махом переписать десять стихотворений.

Теперь у Вас, по крайне мере, будет выбор: что можно, возьмите для печати, остальное

оставьте себе на память. Мне очень ценно было бы иметь Ваше мнение о каждом в

отдельности (о всех пятнадцати). По два - по три слова хотя бы. Надеюсь, здоровье

Ваше лучше и Вы уже встали. Напишите, если уже все прошло. Из «Огонька» до сих

пор нет.

Я никуда не выхожу: температура, начиная с 4-5 дня, 38-39.

По утрам только и могу работать. А по ночам изнурительные поты.

Я спрашивал адрес Асеева. Но, м<ожет> б<ыть>, он меня не любит? Тогда не надо.

Куда поехал Маркушевич? Когда его можно ожидать? Было бы хорошо познакомиться,

поговорили бы о Вас. Нине Леонтьевне Верочка и я, как и Вам, шлем приветы. Верочке

очень понравились стихи Н<ины> Л<еонтьевны>, в особенности ее любовь к детям.

Обнимаю Вас, целую, Ваш Игорь

Светлая Нина Леонтьевна, спасибо Вам за стихи — грустные и трогательные,

изысканные и хрупкие. Отчего Вы бросили писать? Такие стихи нужны для

небольшого круга ценителей. Это тем ценнее.

Берегите моего и своего друга!

Всего хорошего от Верочки и меня.

Игорь

Усть-Нарва, 23 мая 1941 г.

Дорогой и милый Георгий Аркадьевич, из Вашей вчерашней открытки рад был

узнать, что Вы поправляетесь. О себе, увы, сказать этого не могу. .

Я просмотрел все книги, изданные за 23 года отсутствия. Просмотрел

наистрожайше. Среди бесчисленного мусора и всякой гнили я отобрал около 80

стихотворений безусловных. И вот я решил постепенно их переслать Вам: пусть лежат

у Вас, - так надежнее. Кое-что отдадите в журналы, по крайне мере выбор будет.

Лучшие стихи оказались в сборнике «Классич<еские> розы». А из других по 2-7.

Выходит, что я написал за эти годы очень и очень мало. При моей теперешней

строгости мне мало что может нравиться. Но то, что я посылаю Вам, я люблю, и

стилистически эти вещицы, возможно, совершенны. Из них со временем составится

неплохой избранник (исборник).

Что касается слова «предажа», Вы, конечно же, пошутили, что не понимаете!...

(продать — продажа, предать — предажа...)

Только, пожалуйста, не подумайте, мой дорогой, что я послал сти- хотв<орение> о

142

Н. Н. Гончаровой Вам как-нибудь в пику (Вы на нее ведь по-иному смотрите ). Нет,