Своими глазами(СИ)

Влекли нас к себе и другие, более вещественные дары южной природы. Но это уже преимущественно взрослых. Несколько раз та же Тамара Михайловна порывалась сходить на виноградники, поживиться на дармовщинку ягодами. Собраться ночью, надеть чёрное платье,... Конечно, это были только разговоры, виноград охраняли сторожа с собаками. На такой промысел могли решиться лишь умелые добытчики. Например, хозяйский Колька со своими дружками. Эти шустрые парни, знали - где, когда и как, и раза два приносили нам гостинчика в виде нескольких сочных гроздей. Случалось мне украдкой пробовать виноград и у коровницы, к которой мать каждый вечер водила нас на ужин. Этакая трапеза по-деревенски, две кружечки парного с хлебом, и пока мать с коровницей судачат о разных разностях, я успевал еще ущипнуть и ягодку с настоящей виноградной лозы. Ягоды, правда, облиты каким-то дустом, все в белом налёте, словно меловой побелке, но его же можно легко стряхнуть пальцами.

Зато ореховую рощу, в отличие от виноградников, никто не охранял. Туда мы и отправились как-то всей утренней командой, то есть Тамара Михайловна, я и Алька. Он-то, конечно, просто сопровождающим, а мы на полном серьезе. Но оказалось, что взять орехи не так-то просто. Это только в "Кавказской пленнице" старина Никулин легко взобрался на дерево, да еще так, что сразу оказался среди орехов - сиди и выбирай любой, каким захочется метнуть в Шурика. Не тут-то было! Деревья стояли мощные, ветви высоко, и орехи где-то там, под облаками.

Долго мы бродили от дерева к дереву. На одно, полусухое, корявое я сумел влезть до развилки, но орехи были дальше, на кончиках самых тонких ветвей. Еще на одно, прислонив ободранную корягу, взобралась сама Тамара Михайловна. С десяток орехов удалось оборвать и скинуть вниз. Один угодил по макушке Альке, вертевшемуся под орешней. Он захныкал, но вместо сочувствия получил от раздосадованной матери только крепкий нагоняй. Еще бы, дотопать до рощи, посмотреть на орехи и вернуться ни с чем!

Когда мы вернулись, Колька посмеялся и сказал, что завтра сходит вместе с нами. На следующий день, после обеда, к нему действительно заявились два его приятеля, уже экипированные и настроенные по-боевому. Одного из этих приятелей мы хорошо знали, не раз видели на море. Называли мы его между собой - Обезьяна, за толстые надбровные дуги и какие-то резкие движения, ужимки и гримасы. Кроме того, он носил на шее цепочку с амулетом, что было в те времена большой редкостью. Но мать однажды услышала нас и отругала, сказала, чтобы мы говорили - Володя. Она каким-то образом уже всех тут знала.

Экипировка парней состояла в больших, почти боевых ножах, заткнутых за пояс. Колька тоже вооружился соответственно. И мы отправились с кульками и сетками, а Олежку на этот раз оставили дома. В роще ребята начали наглядно демонстрировать, как у них делаются подобные дела. Ввысь к орехам понеслись умело запущенные палки, знай только примечай, где упал сшибленный орех, да подбирай вовремя. Иногда, правда. Колька ловко взбирался на одно из деревьев и обрывал плоды руками. В том числе на то самое дерево, где я побывал накануне. В таких случаях его дружки пристраивались в сторонке, и тут же, не сходя с места, вскрывали ножами какой-нибудь орех, ловко расправляясь с его сердцевиной.

Молодой свежий грецкий орех, оказывается, имеет белое ядрышко, уже бугристое, сформировавшееся, но еще совсем мягкое. И горькое, если его есть, не удалив тонкую плёночку. Но без плёночки ничего - приятный нежный вкус.

Конечно, на этот раз мы набрали орехов столько, сколько смогли дотащить. Это еще не считая тех, которые парни слопали прямо там, на месте. Колька пояснил, что они всегда поступали так. Зачем тащить орехи домой, если можно прийти в рощу и съесть, сколько захочется? А вечером хозяйка Мария подтвердила, что действительно, орехи у них считаются детской забавой. И если уж за ними ходил кто-то из взрослых, то вовсе не ради самих плодов и их содержимого. Для чего же? Кожура! Из нее делали густой настой, а потом красили им волосы.

Действительно, сок от зеленой ореховой кожуры оставлял на руках ничем не отбиваемые коричневые пятна. Собственно из-за этого, не желая пачкаться, мы потом так и повезли эти орехи домой - целый рюкзак орехов в зеленых оболочках. Так что мне с трудом верилось, что это те самые грецкие орехи, которые всем хорошо известны. И только, когда уже дома дед не погнушался и все их очистил, стало ясно, да, те же самые.

Орехами дело не ограничилось. Уже с матерью мы как-то отправились в горные заросли за кизилом. Длинные красные ягоды с высоких кустов обирались легко, к обеду мы возвратились, притащив целую корзину. Мария только посмеивалась. Действительно, когда есть алыча, сливы, абрикосы, вишня, виноград - собирать какую-то мелкую кислятину. Но нам всё казалось впрок, привезли мы домой с Юга и кизила.

Последнюю неделю купаться уже особенно не тянуло, окунались в море по инерции. К тому же поднимались ветры, всё чаще бывали резкие, обдающие брызгами волны, взбаламучивалась вода, всё больше наносило водорослей. Теперь все предпочитали просто лежать на берегу, подставляя солнцу те части тела, которые на их взгляд загорели недостаточно. Я дочитывал поэму о батырах, взрослые от нечего делать судачили обо всех, кто попадался на глаза. Вся окружающая пляжная публика уже примелькалась. Больше всех увлекался Иван Иванович, изображал в лицах, раздавал клички. Чаще всего от него перепадало двум. Одного он окрестил Носик, за постоянное ношение на носу приклеенной бумажки. Второй звался Банщик. Это был приезжий из Электростали, высокий ладный мужчина. Купался он один, жена его всегда сидела на берегу. И когда Банщику надо было переменить плавки, закрывала его большой белой простынёй.

Правда, когда Иван Иванович сам уходил искупаться, от наших женщин доставалось и ему. В ход шли смешки по поводу деда (так его по-свойски именовала Тамара Ивановна, а за ней постепенно и все), и некой Людмилы Степановны. Впрочем, это была уже пожилая степенная дама, большая специалистка в области спиц и крючков. Она частенько подсаживалась рядом с нами, и, не выпуская из рук недовязанного рукава какой-нибудь очередной кофточки, начинала бесконечный разговор о петлях, узорах, фасонах и рисунках. Причем статус слушателя Людмилу Степановну не интересовал, она совершенно спокойно могла объяснять, как правильно набирать петли, например, мне, или нашим несмышленым девчонкам.

У нас, мелюзги, были свои объекты, для разговорчиков и насмешек. Про Володьку-Обезьяну я уже упоминал. Еще нас смешил местный фотограф, вечно таскавший с собой всякие зонтики, штативы, и постоянно теряющий на ветру соломенную шляпу. А особенно доставалось, в основном от Вики, одной пляжнице, которую она наименовала "Бесстыжая тётка". Эта женщина осмеливалась приходить на пляж и уходить с моря в коротеньких шортах, мало отличимых от нижнего белья.

Студенческий сельхоз отряд, включая и Юлию Николавну, уже съехал. Напоследок они дали концерт в местном клубе, на который было не пробиться. Мы пришли с опозданием, и чтобы хоть что-нибудь услышать, время от времени подходили к закрытому окну. Мы, опоздавшие - это Римма Федоровна и Лидия Ивановна, остальные пришли заранее и в клуб попасть сумели. Нелька потом говорила, что концерт был хороший, правда путем не умела рассказать, что именно. Я же у окна разобрал сквозь шум только пение частушек:

"Гоп-гоп, в Озерейке живём"...

Потом, из озорства, я не раз вспоминал эти частушки, но слова переиначивал: "Гоп, гоп, в Озерейке сидим". Так, похоже, это и осталось у всех в памяти главным номером студенческого концерта.

После концерта студентов - бесплатного - зрители почти полностью освободили клуб. Закрутили кино, на которое пропускали только по билетам, в том числе и нас, занявших места в зале с некоторым злорадством. Мол, не в концерте дело, начинается именно то, ради чего все и собрались. Смотрели мы польскую криминальную комедию из жизни фальшивомонетчиков - "Лекарство от любви", и действительно потом целый день обсуждали все перипетии сюжета. Очень уж зацепистая тема - фальшивые деньги, да еще целыми чемоданами.